Десятое Блаженство (СИ)

— Как сюда… Ага! Надо же… Не подвеска, а подсветка!
— А ну-ка… — Наташа открепила украшение, и протянула, как она думала, Инне. — Приколи, я гляну.
— Ой, тухнет… — расстроился Инкин голос. — Держу!
Она нацепила подвеску на Мишину рубашку, которую надела без спросу — вместо сохнущей блузки.
— Это шлем? — прозвучал в темноте малость напряженный голос Наташи. — А где перед? А, всё… Вижу! Инка, я тебя вижу! Только ничего там не светится, подвеску еле видно…
— Да-а? — огорчилась Дворская. — Светилось же только что!
— Чего шумим? — послышался голос Гарина, как всегда, приправленный иронией. — Чего не спим?
— Здрасьте! — возмутилась Рита. — Мы ж еще не ужинали!
— Миш, — вставил слово Видов, — привет. Тут какая-то странность… Серые камни… Ну, подвеска Наташина, только что ярко светилась!
— В инфракрасном спектре, — авторитетно поддакнула Инна. — А сейчас потухла…
— Интере-есно… — пропел Гарин. — А где она?
— На! Ой! Она опять засветилась! Ярко так!
— Я ничего не вижу, — нервно сказала Талия.
— А я вижу! Подвеска в руке у Миши, и…
— Стоп! — в голосе Гарина зазвучал явственный азарт. — Наташка! Ты где? Дай руку!
— Левее! — регулировала Инна.
— Ага, попалась! Сейчас повешу…
— Ай, больно же! Прямо в грудь уколол…
— Извини, мне ж не видно…
— А мне видно! — возликовала Инна. — Подвеска опять светится! Только ты ее прицепил косо…
— Ой, я, кажется, поняла… — затянула Рита. — Серые камни реагируют на паранормов! У нормальных людей они…
— Но-но-но! — Михаил добавил в голос нарочитой чванливости.
— … У обычных людей, — поправилась Гарина, — вроде меня или Инны, иверниты никак себя не выдают. А как только они попадают в психодинамическое поле, сразу эффект инфракрасной флуоресценции!
— Это я открыл! — похвастался Видов.
Женский смех озвучил ночь.
— Родина тебя не забудет, Олежа!
— И Рута! — хихикнула Инна. Сняв с себя экипировку с ПНВ, она вернула ее со смехом: — Держи, «Фокс»!
— За научный подвиг надо выпить! — вдохновился Миша.
— Думаешь, Алька даст? — с сомнением сказал Олег, напяливая шлем.
— Спокойно! Я запасливый…
И в самый неподходящий момент зазвонил радиофон Гарина.
— Алё! Мариночка? Приве-ет!
— Ах, Мариночка… — затянула Рита, изображая ревность. — А ну, на громкую!
Миша, смешливо фыркнув, нажал на экран, и ночная пустыня огласилась грудным меццо-сопрано:
— Мишенька, привет! Прости, пожалуйста, что долго не звонила — всё выяснилось буквально час назад. В общем, смотри: в архиве Мингеологии документов по Максимилиану Иверневу очень мало, и все они не касаются южных границ — ни Империи, ни СССР. А вот по Иверневу-младшему информации побольше…
Видов заметил, как растревоженная Талия ухватилась за Михаила.
— Короче, смотри, — деловито продолжала начохр из далекого «сороковника». — Бумаги по Мстиславу Максимилиановичу я обнаружила в «Большом доме»! Да, да! Там нашлось письмо директора ВСЕГЕИ от марта семидесятого года с просьбой разрешить посетить кишлак Тахта-Базар «для проведения предварительных изысканий». Понимаешь? Там же граница рядом! А в кишлаке — штаб 68-го погранотряда…
— Понимаю, Мариночка! — энергично сказал Миша. — Спасибо тебе огромное!
Радиофон принес довольный смех.
— А тут уже очередь выстроилась! Из добровольцев! Умар… Рустам… Ромуальдыч… Все на низком старте! Да, чуть не забыла… До меня дозвонился профессор Дворский…
Инна моментально накрыла рот обеими ладонями, чтобы не выдать себя нечаянным восклицанием.
— … Федор Дмитриевич сказал, что ему из ВСЕГЕИ передали «по секрету» о твоем интересе к Тахта-Базару, и… что он тоже хотел бы принять участие в экспедиции, как геолог.
— Я завтра вылетаю, Марин, — заулыбался Гарин. — Пускай пакуют рюкзаки!
— Ну, тогда до завтра!
— Пока, «Роситочка»!
— И всё? — мурлыкнул радик.
— Целую! — бархатисто молвил Миша.
— А… где? — колыхнулся эфир.
— Везде!
— То-то же, — удовлетворилось меццо-сопрано, и отключилось.
— Ты опять нас покидаешь? — заныла Рита, водя руками.
— Полшага вперед, — сориентировал ее Видов, растягивая губы в улыбке.
 
Гарина нащупала любимого, и прижалась.
— Не слушай меня, — пробормотала она, — ты все правильно делаешь…
— Ты… — выдавила Талия с другого боку. — Будешь искать моего… папу?
— Лучше не думай об этом, Наташенька, — тихо и серьезно сказал Михаил. — Чтобы не надеяться зря. Двадцать восемь лет прошло!
— Я понимаю… — пригорюнилась Ната, и всхлипнула. — Ой, прости… Они сами капают…
Видов осторожно отошел и, еле слышно ступая, удалился. Пятый — лишний…
Среда, 2 апреля. Ночь
Израиль, окрестности Беэр-Шебы
Взошла луна, и ее холодное сияние, синее с серебром, высветило весь лагерь. Любая тень — от машины, от палатки, от брезентового навеса у «полевой кухни» — мерещилась бездонным черным провалом. И тишина…
Смолкло монотонное ритмичное биенье дизель-генератора. Даже ветер утих. В звенящем безмолвии было слышно, как осыпался песок с камня на камень.
Меня подняла с постели духота. Видимо, опять отвязался брезентовый «ставень», накрывая «окно» из тонкой сетки.
Осторожно встав, я на цыпочках прокрался к выходу. Помешкав, все же решился порыться в Наташиных вещах, и отцепил подвеску. Когда еще удастся поставить опыт на себе…
Оглянувшись — девчонки спали очень тихо, даже «детского» Инкиного посапывания не слыхать — я выскользнул «на улицу».
А снаружи было свежо. Холодный воздух сквозил, бесцеремонно лапая голое тело, и я поежился. Шаркнули мои «кунфуйки» — новомодные «сланцы» терпеть не могу.
Скорпионы и прочая мелкая нечисть меня пугала, но не трогала. Сам наблюдал, как полупрозрачное паукообразное, словно выделанное из эпоксидки, подползало к моей ступне. Я сжал зубы, заставив себя не двигаться.
Скорпион перебрал членистыми ножками, почти коснулся хелицерами черного тканевого тапка… И вдруг шарахнулся прочь.
Учуял мою ауру?
«Ага, экстраскунса забоялся…» — переморщившись, я тихонько подкатал «ставень», и затянул узел покрепче.
Сон не покинул меня — дрема бродила рядом, призывая вернуться в палатку, а я всё медлил. Лунная ночь в пустыне зачаровывала. Именно здесь, в Негеве, особенно остро ощущалась некая незримая связь с ушедшими поколениями…
— … Семьдесят тысяч лет назад рванул вулкан Тоба, — негромко рассказывал Изя, протягивая руки к угольям, калившимся под дуновениями ночного ветерка. — В Индонезии стало нечем дышать, хотя лава разлилась не слишком широко и привольно. Зато раскаленный пепел валил и валил, засыпая самые высокие деревья! Даже в далекой, казалось бы, Индии отложился слой в три человеческих роста. И тысячи кроманьонцев, еще недавно проходивших долиной Иордана и расселившихся по Азии, вплоть до ее юго-восточного закутка, потащились обратно, уходя от стихии подземного огня. Спустя месяцы пути беженцы перевалили Копетдаг — и вышли к морю. Мелкое и пресное, оно разливалось от Байкала до Кавказа, от Заполярья до Памира, Гиндукуша и Эльбурса…
— Ничего себе! — впечатлилась Аня. — А откуда вдруг… целый океан?
— А это еще биологи головы свои умные исчесали до лысин! — рассмеялся Динавицер. — Откуда на Байкале нерпы? Да и на Каспии… А это всё ледник! К западу от Урала льды ушли южнее нынешних Москвы и Тулы, а вот в Сибири остановились на побережье. Получилась как бы ледовая плотина! Тогда было очень сухо, дожди шли редко, реки тоже обмелели, но Лена, Енисей, Обь текли по-прежнему. И разливались, покрывая равнины. За тысячи лет целое море набралось! Ну, вот… А наши беженцы топали и топали вдоль берега… Или тамошние племена помогли им оседлать диких лошадей, покинувших степи и набившихся в предгорья? Или «азиаты» связали плоты, и двинулись по воде? Но вот вам факт — сорок пять тысяч лет тому назад в среднем течении Дона уже стояли десятки и десятки селений! Видать, местные не воевали с пришлыми. Ефремов, кстати, вспоминает об одном, весьма интересном захоронении той поры, где-то под Воронежем, кажется: в могиле лежали двое — мужчина кавказского обличья и женщина с явно малайскими чертами!