Мой южный босс. Кубинский темперамент (СИ)

А вот тутто и начинается история моего далеко не радужного детства, которое я посвятил поискам себя. В прямом смысле слова.
Смуглый, черноглазый, внешне я сильно отличался от других ребят. Кем меня только не называли: и молдаванином, и цыганом, но о настоящем своём происхождении я узнал только в двадцать лет.
Получилось найти маму, с ней у нас состоялась всего одна встреча, и то очень напряжённая. Она вообще не хотела со мной разговаривать, так как давно уже была замужем, воспитывала двоих детей, а от нынешнего мужа скрыла, что у неё уже был ребёнок.
Я обещал не вмешиваться в её семью, ни к чему хорошему это всё равно бы не привело.
Не просто же так я — созидатель, а не разрушитель. Материнской любви тоже не требовал, да и как, если её изначально не было?
Всё, чего я хотел, — узнать о себе правду. И я узнал.
Мама призналась, что в юности, когда училась в медицинском, познакомилась с кубинским врачом, приехавшем в Россию по обмену опытом. Как оказалось, объединяла их не только общая профессия, но и симпатия. Завязался бурный роман, и результатом этого романа стал я.
Папе пришлось срочно вернуться на Кубу, а мама только через месяц узнала, что беременна. Она ждала его возвращения, но не дождалась. Подумав, что папа трусливо сбежал и бросил её, она испугалась своего будущего.
Студентка, своего жилья нет, воспитывать смуглого сына одной и ловить на себе косые взгляды было выше её сил. Она от меня отказалась.
Так я попал в дом малютки, где мне дали имя Антон Филатов.
Узнав, что я наполовину кубинец, я пытался найти свою родню на территории Латинской
Америки. Знал только фамилию отца — Маркес.
Мои поиски затянулись, но я нашёл информацию об отце и, увы, она была очень печальной.
Папе пришлось вернуться, потому что его должны были отправить в Африку. Там случилась эпидемия, а кубинские врачи часто посещали разные страны и оказывали людям помощь. Папа отправился в Африку и там заболел. Человек, приехавший лечить людей от хвори, сам не пережил эту хворь.
Роса стойко перенесла смерть сына. Она хранила его медальон до тех пор, пока напороге её дома не появился двадцатилетний я.
ЕЙ достаточно было только взглянуть на меня...
Она сразу всё поняла...
Обняла, расплакалась, восхваляла всех святых, что я появился в её жизни. Роса приняла меня в семью, дала свою фамилию, помогла сблизиться с тётей и кузенами.
Она сразу всё поняла...
Обняла, расплакалась, восхваляла всех святых, что я появился в её жизни. Роса приняла меня в семью, дала свою фамилию, помогла сблизиться с тётей и кузенами.
Но прежде, чем это случилось, я заикнулся, что готов пройти тест на определение родства, чтобы не думала, будто бы я её обманываю.
Я был уверен, что бабушка согласится.
Но стоило только Росе это услышать, она влепила мне такую оплеуху, заявив, если не хочу, чтобы следом по моей морде проехался её тяжёлый кулак, больше подобных вещей я при ней говорить не должен.
Вот так я стал членом семьи Маркес.
А, заодно, узнал, что такое кубинский темперамент.
И вот теперь я не Антон Филатов, а давно уже Антон Маркес, но для родни — Антонио. Так им привычнее.
И медальон я хранил как память об отце, будучи уверен, что, если бы он не заболел, обязательно бы вернулся в Россию. Даже если бы это случилось через год, и мама не захотела бы его видеть, он бы меня нашёл.
Так ли это было бы или нет, не знаю.
Но, вспоминая, какая тяжёлая рука у бабушки Росы, и как она ценит семейные узы, вариантов бы у моего отца не было.
И вот я подъезжаю к отелю, выхожу из такси и мысленно прошу только об одном... Хоть бы Ника была на месте.
7. 
Антон 
Вхожу в отель и двигаюсь к лестнице. Инстинктивно бросаю взгляд на стену, у которой толпятся отдыхающие. Они смотрят списки отправления, а я замедляю шаг.
Медленно подбираюсь к стенду, окидываю взглядом несколько листов и вижу один с русскими именами и фамилиями. Дата выселения, номер рейса и время вылета —
  
обычно эти списки вывешивают заранее, чтобы туристы могли получить точную информацию.
Быстро читаю и надеюсь, что Ники нет в этом списке, а если есть, то её вылет будет вечером, и она всё ещё в отеле.
Всё, что я о ней знал, это имя и номер комнаты, где она жила.
Смотрю списки, а у самого виски вспотели от волнения.
Вероника Савельева. Ника...
137 номер. Это её номер... Её.
Когда вылет?..
Смотрю на часы и обречённо выдыхаю.
ЕЁ самолёт уже поднялся в воздух.
— Твою мать, — ругаюсь себе под нос и в отчаяние хватаюсь за голову. — Твою мать!
Приземлится в Москве, но это не факт, что Ника из Москвы. Возможно, там она сделает пересадку и отправится в город, откуда нет прямых рейсов до Кубы. Как искать её в многомиллионной стране только по имени и фамилии? Вряд ли она единственная
Вероника Савельева.
Подбегаю к ресепшену и обращаюсь к администратору:
— Простите, сегодня выехала девушка. Вероника Савельева из 137 номера, она вам случайно не оставляла мужской медальон?
— 0, сеньор, я только заступила в смену, её провожал другой администратор. Но я могу посмотреть в кладовке, там мы храним забытые вещи.
— Посмотрите, пожалуйста.
В груди затеплилась надежда, администратор отошла и быстро вернулась с коробкой в руках. Поочерёдно вынимала из неё забытые зарядки для гаджетов, бижутерию, прочуюмелочёвку. Среди всех этих вещей моего медальона не оказалось.
— А я могу пройти в номер и поискать?
— Сеньор, сейчас там убираются. Пустить в номер я вас не могу, но вы можете подождать уборщицу и всё у неё расспросить.
На том и сошлись. Я сижу в лобби, нервно дёргаю ногой и жду уборщицу. Как только она появляется на горизонте, подрываюсь.
Новость о том, что никакого медальона она не видела, окончательно меня раздавила.
Да как же так? Где он? Не верю, что кто-то из персонала его украл. Да, Куба — страна небогатая, и люди тут, мягко говоря, не олигархи, но красть такое непривлекательное украшение даже отвязные воры не будут.
Где медальон?
Ника с собой забрала? Но зачем? По нему видно, что это мужское украшение, совершенно не похожее на дамский кулон. Нике он точно ни к чему.
Закралась дурацкое предположение: а, может, она его выбросила?..
Прочитала мою записку, почувствовала себя обманутой и выкинула с балкона?
А это мысль.
Выбегаю из лобби и прохожусь под балконом номера Ники, окидываю взглядом подстриженный газон, устланную плиткой дорожку — нигде нет.
Сказать, что чувствую себя погано — ничего не сказать. Потеряв медальон, я не только проявил неуважение к памяти отца, я подвёл Росу..
От этого стало ещё хуже. Стискиваю зубы, рычу и со злости ударяю рукой по декоративному кусту.
Шумно, рвано выдыхаю и замечаю слетевший с него тот самый буклет, на котором я оставил послание. Поднимаю голову вверх и понимаю, что он не просто так тут оказался.
Либо Ника его выбросила, либо...
Смотрю на открытое окно номера: ветер треплет занавески.
Если случился сквозняк, Ника могла даже не заметить, как буклет улетел.
Или всё таки выбросила?
Бумажка не смятая, не разорванная - гладкая, как новая.
На всякий случай трясу куст, провожу рукой по веткам, поддаваясь последней надежде —
вдруг с несчастным буклетом на газон полетел и мой медальон?
Нет.
Медленно дышу, усмиряю тревожное сердцебиение.
Остаётся одна мысль. Ника забрала медальон с собой. Но зачем он ей?
А вот это мне и предстоит узнать.
Вернувшись в свою виллу, продумываю план будущих действий: послезавтра я впервые появлюсь в компании, которую купил. Нужно презентовать будущим коллегам проекты, ими они будут заниматься уже под моим руководством.
Я обязан полностью погрузиться в рабочие моменты, но мысль о Нике не покидает.