Проклятье Полоза (СИ)
— Я так понимаю, чтить ты меня собралась молчанием. Что ж, весьма разумно с твоей стороны!
Рена даже не шелохнулась. Она продолжала сидеть, словно изваяние, а Дарк сам не мог понять, почему это его так бесило. «Может, она там беззвучно рыдает за своей вуалью?» — мелькнула в голове мысль, и руки сами потянулись к плотной ткани. Дарк резко дёрнул, и шёлковая вуаль послушно сползла, открывая лицо невесты. Сердца кольнули в груди и застучали чуть быстрее. Дарк решительно не понимал, почему в тот момент Рена показалась ему невероятно красивой. Почти всё её лицо покрывала золотистая чешуя, блестевшая и сверкающая ярче всех украшений. Густо подведённые сурьмой глаза горели огнём, а красиво очерченный изгиб бровей придавал взгляду нотку таинственности. Так могла смотреть на мир статуя какой-нибудь древней богини с Проклятых земель. С тем же внутренним достоинством и в то же время отрешённостью. Рена взирала куда-то мимо Дарка, словно он не сидел сейчас напротив. Он что, для неё пустое место? Она ведь даже краем глаза на него не взглянула! Ярость вновь охватила тело, дыхание стало резче и чаще. «Да как она смеет так беззастенчиво пренебрегать мной!» — гневно подумал Дарк и, крепче сжав кулаки, заметил вслух:
— Представляешь, какая занятная ирония. Твой любовник тоже сегодня женится!
Рена моргнула и опустила взгляд. «Что ж, это хоть какая-то реакция!» — оценил Дарк и продолжил:
— А ещё, после того как король О'дар выдал его королю Бродерину, он сам попросил ускорить свадьбу! Говорят, принцесса Зарина без ума от своего жениха!
Уголки выкрашенных в кроваво-алый губ Рены чуть заметно дрогнули. Она отвела взгляд в сторону и чуть слышно вздохнула. Дарк ощутил, как собственные губы расплываются в довольной улыбке. Он всё-таки смог задеть Рену, и теперь та не выглядела надменно-равнодушной. Всё в её облике прониклось печалью, она с почти осязаемой тоской смотрела на проплывающий за окном унылый зимний пейзаж и по-прежнему молчала. Дарк продолжал на неё коситься и терзаться внутренними противоречиями. Его то подмывало вновь сказать что-то неприятное и обидное, дабы заставить невесту проявлять хоть крохи эмоций, то он ловил себя на совершенно крамольных мыслях, что любуется ей. Нет, даже хуже, порой Дарк просто не мог оторвать от неё взгляда! Что-то в этой чешуе было такого, что никак не давало покоя. К ней так и хотелось прикоснуться! Каждый раз Дарк с недоумением останавливал свой порыв. «Да что со мной такое?!» — мысленно ругался он на самого себя и всё крепче сжимал кулаки. Поездка превращалась в настоящую пытку, которая только усиливалась и усложнялась с каждой минутой. К тому моменту, когда экипаж остановился напротив особняка Медити, Дарк был уже на взводе. Его чуть заметно трясло, и любая мелочь запросто могла вывести из себя. Дарк поспешно выпрыгнул из экипажа. Набрав родной воздух в грудь, он попытался успокоиться. Ему почти это удалось. Он всё ещё глубоко дышал, когда повернулся к невесте и подал руку, чтобы помочь спуститься. Но стоило Рене только до него дотронуться, как он резко отскочил в сторону. Его бросило в жар от одного её касания!
— Что ты делаешь? — прошипел Дарк.
Рена с удивлением посмотрела на него, после чего самостоятельно спустилась. Остановившись напротив, она осторожно принялась оглядываться. Окинула беспокойным взглядом особняк из тёмно-серого камня с черной черепичный крышей, потом покосилась на голые стволы деревьев и чахлые заросли кустарников у ворот, оценила виднеющийся неподалёку старинный фонтан. Дарк и сам хозяйским взглядом пробежался по своему имению и, найдя его состояние вполне достойным, вновь посмотрел на Рену.
— Иди за мной! — приказал он и зашагал к дому. Она, понурившись, засеменила следом. Дарк не стал останавливаться в холле, не счёл нужным хоть что-то показывать в доме, рассудив, что завтра утром, если ей будет надо, Рена сама во всём разберётся. Он же привёл её в женское крыло и толкнул ближайшую дверь.
— Твоя комната, — бросил он, пропуская невесту внутрь, после чего вошёл и сам. Бегло оглядевшись, Дарк убедился, что в комнате прибрали и, задумчиво посмотрев в окно, где стремительно сгущались зимние сумерки, направился к ближайшей лампе. Жёлтый уютный свет разбросал таинственные тени. Дарк повернулся к Рене, пытаясь собраться с мыслями. Маркус предупредил его, что действия зелье, помогающего сохранять невесте рассудок, едва ли хватит до полуночи. Расшаркиваться особенно некогда, да и следить за безумной, если что, тоже будет некому.
Дарк вновь взглянул на Рену. Мягкий свет лампы лишь добавил ей красоты и притягательности. Ведь это же хорошо, что он её хочет? Пусть даже это признание и заставляло его ненавидеть самого себя. За слабость. Низменную слабость. Его совести и принципам было бы куда проще и легче исполняй он свой долг, но о каком долге могла идти речь, если буквально каждая клеточка его тела кричала о желании?! И чем дольше Дарк смотрел на Рену, тем труднее становилось сдерживаться. Ну не мог же он наброситься на неё! Ему бы выйти, остудить голову, подумать слегка, но куда там — даже двинуться не мог, прикованный к блеску чешуи, словно раб цепью. Если только к ней…
Он подошёл не спеша, почти лениво, так и не отрывая от неё взгляда. За окном стало ещё темней, когда Дарк, наконец, снял с невесты накидку. Лёгкая ткань с шелестом слетела к полу. Начав возиться со шнуровкой, он вдруг заметил, что Рена дрожит. Боится или же как и он, не может совладать со своими инстинктами? Дарк хмыкнул и, резко рванув за рукав, оголил невесте плечо.
— Скажи, — прошептал он, касаясь чешуйчатого предплечья. Жар горячей удушающей волной растекался от кончиков пальцев по всему телу. — Ему это тоже нравилось?
Дарк и сам не знал, что хотел услышать в ответ на свою очередную провокацию, но Рена продолжала хранить молчание. Её дрожь усилилась, когда Дарк прикоснулся к её плечу губами. Чешуя была невероятно приятной, гладкой и чуть трепетала от его дыхания. Близость туманила рассудок. Дарк уже и не помнил, как стянул с невесты второй рукав и стащил лиф. Рена беспомощно попыталась закрыться, скрестив руки на груди. Мелкая дрожь переросла в явную судорогу, что удивляло. «Может, с зельем что-то не так?» — подумал Дарк, ища объяснения странностям у невесты. Но, высвобождая Рену от юбок, он вдруг ощутил стойкое дежа вю. Её поведение было не таким уж странным, если предположить… «Да быть не может!» — Дарк решительно отмёл возникшую было мысль, но та настойчиво возвращалась. Рену продолжало трясти, и она неловко пыталась прикрыться. Почти как Эрмира в их первую брачную ночь! Разве что вторая жена так отчаянно не дрожала.
— Эй! — Дарк схватил Рену за подбородок и притянул к себе. Он впился взглядом в её горящие глаза, словно надеялся прочитать в них ответ. — Ты что с ним не спала?
Рена испуганно мотнула головой.
— Не лги мне, я ведь всё равно узнаю! — свирепо процедил Дарк, но ответ ему был уже не нужен. В горящих глазах не было и тени лукавства. Какой же он глупец!
«Моя! Только моя!» — внутри всё ликовало. Дарк не мог оторвать взгляда, видя, как меркнет и скукоживается, словно уползающая змея, золотистый блеск из её глаз. Он победил, забрал её у всех: у эльфа, у Полоза, даже у демонов!
— Никогда. Никому. Не отдам! — прошептал он, запечатывая своё обещание страстным поцелуем.
Эпилог
«И всё-таки глупое предсказание сбылось», — неохотно признавал Виргуэль, глядя на своё новое грузное тело в отражении кристально-чистого озера. Король драконов действительно получил бессмертие. Виргуэль больше не был отдельной самостоятельной личностью, он был частью того, что являлось О'даром. Вот только под этим именем и телом скрывался не только его отец, а несколько сотен драконов.
Когда-то только старейшины, мудрейшие из драконов, умирая, отдавали свои сердца, а вместе с ними и память, дабы потомки могли сохранить и приумножить накопленные знания. Это было величайшей честью и большой ответственностью, всё-таки не каждый дракон становился старейшиной. Виргуэль читал об этом ритуале в старых полуистлевших свитках, что достались ему от прежнего шамана, и сетовал на то, что коварные ящеры так небрежно относились к письменности. Теперь-то он отлично понимал, почему все драконьи книги, какие удавалось раздобыть, касались лишь сказок, да пророчеств. Прихотливую, затейливую речь всегда было легко трактовать в угоду случаю, а драконы предпочитали изъясняться предельно прямо. Чужая память не допускала недомолвок и разночтений. Виргуэль просто знал. Знал абсолютно всё о своих предшественниках, а они всё знали о нём. Было в этом что-то неправильное, искажённое. Память угодливо подсказывала ему, что раньше драконы получали только знания, а не оказывались пленниками чужого тела. А иногда и не только тела. Порой Виргуэль с трудом осознавал себя. Кто он? В кого превратился? Что это за многоголосая химера?