Облик Огня (СИ)

Все, что произошло дальше, случилось за одно мгновение, но для странника это испытание тянулось целую вечность.
Стражник рванул лезвие на себя и лицо принцессы застыло в немом ужасе. Алая полоса разделила голову с телом Лианы, и она начала захлебываться, пытаясь сделать хотя бы один глоток воздуха, но все было тщетно… Густая кровь, скапливающаяся на острие меча, опущенного низ, неохотно ниспадала капля за каплей на пол, когда тело чародейки рухнуло наземь. Резко. Неуклюже. И равнодушно. Лианы больше не было.
Сарвилл подобно каменной статуе, не способной пошевелиться, издал крик, наполненный горем, скорбью и.…яростью, а в его глазах заполыхали языки пламени.
— Что ты наделал! — взорвался король и, не дожидаясь ответа, пустил арбалетную стрелу прямо в глаз стражника, убившего принцессу, и его труп покрыл тело мертвой девушки. Крови стало больше.
— Спокойно, Ваше Величество. Пожалуйста. Ваша дочь — необходимая жертва. Медведь должен был понять серьезность наших намерений. И к тому же. Мне не нравились те мысли, что все время гуляли у Вас в голове. — Люция продолжала говорить хладнокровно, слегка щурясь. — Медведь, возьми себя в руки, здесь еще два человека, которые могут пострадать. Ты понимаешь? Хорошо, эти мысли мне уже нравятся.
В следующие несколько минут смерть на цыпочках бродила по тронному залу и никто не делал резких движений, чтобы случайно не привлечь ее — король с каменным выражением глядел на свою чародейку и ждал ее следующего шага, Сарвилл с гримасой, перекосившей все его лицо, боялся пошевелиться и дать волю своим возможностям, Седрик и Иллайа не двигались, ощущая дыхание холодной стали на своих шеях, а Люция выслушивала перебивающие друг друга мысли всех вокруг, прежде чем сделать окончательный выбор — дать страннику умереть или всеми силами оставить его в живых.
— Значит, я нужен вам живым? — наконец Сарвилл собрался и выдавил из себя.
— Живым или мертвым. Неважно, — в тронный зал вошел Хранитель Порядка — Санли Орегх. Следом ступало три дюжины паладинов и целая толпа зевак, притащившихся следом, видимо, исключительно из любопытства. — Брось меч, и мы придадим тебя суду по всем законам Дордонии.
Личная стража Рогара опустила мечи, а Сарвилла, Седрика и Иллайю обступили люди в тяжелых латах. Меч странника звонко опустился на пол.
— Вы пойдете со мной, а завтра Совет Тринадцати придаст вас суду. Ваше Величество. — Хранитель Порядка слегка приклонил голову, ясно давая понять, что не пойдет ни на какое соглашение, касающееся самосуда, и покинул тронный зал, едва удерживая на лице равнодушие.
***
Ноэми сидела все в той же звенящей тишине, крепко сжимая в руках большой десятидюймовый ключ от темницы, который Шолд успел передать ей незадолго до своего исчезновения.
— Вот ключ, — пробубнил тогда великан. — Выйдешь, когда захочется. Сам выводить не буду — мое достоинство мне не понадобится, если из меня пустят кровь за предательство.
На следующий и во все другие дни после этого разговора к ней в темницу бросать объедки на пол со стола королевской прислуги приходил уже другой тюремщик — полная противоположность Шолду — тощий, словно пустынная гиена, но с умом, многократно превышающим ум предыдущего смотрителя. На все вопросы чародейки о Шолде он отвечал презрительными взглядами и хлесткими пинками, куда придется. Тогда Ноэми стала полностью полагаться только на себя и на тот ключ, который открывал ей путь из темницы, но точно не на свободу.
Она уже несколько дней выбирала момент для побега. Считала время, когда тюремщик приносил ей еду, прислушивалась к шагам за дверью, решала в какую сторону побежит, если путь будет уводить в разные, осознавая, что у нее будет лишь один шанс. Одна попытка.
Так тянулся день за днем. Ноэми предприняла несколько попыток бежать, но все они в итоге оказывались неудачными — то шаги тюремщика за дверью начнут отбивать страшный и раздражающий ритм, хотя по всем подсчетам их там не должно было случиться, то крик какого-нибудь очередного попавшегося шпиона заставит дрогнуть руку и достать ключ из замочной скважины, пряча его обратно в выдолбленное отверстие в стене, чтобы дождаться более подходящего момента для побега. А однажды когда все подсчеты были сделаны верно, дважды проверены и Ноэми уже была готова уходить, ее внезапно взял глубокий сон, и проснувшись волшебница вновь потеряла счет всякому времени — тогда подготовку к побегу пришлось начинать заново.
 
После очередных трех бессонных ночей у нее, наконец, получилось все правильно рассчитать. Неуступный сон хоть и пытался вновь овладеть Ноэми, но на этот раз она не поддалась ему нарочно наворачивая беспрестанные круги по темнице. Чародейка больно щипала себя за руки, когда хотелось упасть прямо на ходу и сильно сжимала в кулаке ключ от свободы пока кровь не начинала ползти из ладони наружу. Потом она останавливала ее, тем самым скоротав еще немного нескончаемого времени.
Ржавый ключ поворачивался тяжело и неторопливо, однако от этого, казалось, скрип звучал еще громче, чем если бы Ноэми рванула его резко и быстро подобно одному из тюремщиков, что часто и нехотя заваливались в ее временное пристанище.
Дверь отворилась.
Волшебница осторожно выглянула в коридор — со всех сторон было пусто и мрачно. По пламени на факелах она поняла с какой-то стороны задувает ветер и бесшумно ступая босыми ногами по шершавому камню, пошла в сторону бесконечного мрака, от которого все время пытался убежать огонь.
Коридоры, коридоры, бесконечные однообразные мертвые коридоры. Ветер дул то с одной стороны, то с другой, пытаясь запутать чародейку и оставить навсегда в бесконечных лабиринтах королевских тюрем. Она не могла ни о чем думать, и все время повторяла про себя одну фразу — «Как такой увалень и тупица, как Шолд, мог здесь так легко ориентироваться?»
Все камеры в этих тюрьмах при стройке гномами тысячелетия назад задумывались для того, чтобы использовать их под сокровищницу — внутри было достаточно помещений, чтобы отделить золото от серебра, нынешний доход от накопленного богатства, исторические ценности от заурядных драгоценных металлов, не говоря уже про оружейную с различной символикой и другие, требующие отдельных помещений, драгоценности. Однако, позже — во времена Великой Осады Дастгарда, вся армия столицы держала оборону внутри замка Шаарвиль — глубокий ров, окружавший здание и высокие прочные стены следом за ним, делали крепость практически неприступной для любого завоевателя, а в помещениях сокровищницы расположились все не способные держать оружие — женщины и дети. Именно тогда все золото королевства переместили невесть куда — до последнего об истинном местонахождении королевской казны знал только сам король, а также Хранитель Ситемов.
Ноэми дошла до очередной развилки и остановилась, пытаясь понять — проходила она уже здесь или нет.
— Ушла… — голос звучал прямо из-за угла. Дверь одной из темниц была распахнута. Ноэми беззвучно выругалась — она не отдалилась от своей темницы ни на йоту за все время побега. — Как такое возможно? — вновь зазвучал низкий сильный голос, достойный какого-нибудь гнома с самой чистой родословной.
— Не понимаю, как это могло произойти, господин, — ответил голос более высокий и нервный. — Должно быть, у нее был ключ.
Ноэми посмотрела вокруг, пытаясь понять в какую сторону ей следует идти на этот раз, чтобы вновь не вернуться обратно — гномы явно объяли какой-то защитной магией это место.
— Должно быть…, это дело рук Шолда. Следовало обыскать ее, как только мы узнали о его предательстве. Как давно она могла уйти?
— Не могу точно сказать, господин. Я не заходил к ней со вчерашнего вечера. — голос продолжал дрожать. — Мне велено три раза в день посещать каждого заключенного, я и посещал. Кодекса я не нарушил, стало быть, пришел, как и должно — ровно к завтраку.
— И, верно. — отозвался неизвестный. — Послушай. Я пошлю за беглянкой и доложу обо всем Его Величеству, если, конечно, она еще жива. Но есть дело не менее важное. Сегодня один корчмарь заявил, что в его заведении остановился странник, а с ним еще несколько его спутников. Я знаю, что людей медведя уже схватили и должны были привести сюда для ожидания приговора Совета Тринадцати. Отведи меня к ним, я хочу их допросить.