Облик Огня (СИ)

— А? — отозвался он, не спуская глаз с грудей девушки.
— Убери от меня свои руки, иначе у твоего хера сегодня будет последнее приключение, — проскрипела зубами она, все еще чувствуя острую боль после удара тюремщика.
— А? — не понял сути пустоголовый Шолд и полностью сорвал с чародейки ночную рубашку, сосредоточено рассматривая нагое тело пленницы, словно кусок яблочного пирога в раздумьях над тем, с какой стороны начать его есть.
Ноэми не в первый раз оказалась в такой ситуации. Любой девочке в тех местах, где она выросла, хотя бы раз приходилось избегать насилия над собой, а в некоторых случаях даже смерти.
— Ты заблудилась, девочка? — сказала тогда одна очень красивая госпожа, взяв ее за руку и нежно погладив по волосам. — Позволь я помогу тебе найтись.
Маленькая Ноэми, поверив женщине, пошла следом и оказалась в темном трюме судна, на палубе которого уже вещали об отбытии. Напротив нее стоял полный мужчина, который улыбался тогда также как сейчас тюремщик — отвратительно и похотливо. Ей было совсем немного лет, но она все поняла.
Корабль затрясло. С полок посыпались бутылки и начали разбиваться вдребезги, тут же источая неведомый аромат на все помещение, переворачивались коробки, из которых вываливался разнообразный товар, который маленькая волшебница часто видела на рынке города, но никогда не могла себе позволить даже дотронуться до чего-то подобного. Борт корабля со всего маху ударялся о пристань, упорно стараясь сделать пробоину. Соленая вода заливалась на палубу и проникала в каюты, заставляя моряков немедленно вооружаться ведрами и вычерпывать ее обратно в море. Едва они успевали избавиться от пары ведер, как на корабле оказывалось воды многократно больше отправленного за борт. Загадочный шторм продолжался до тех пор, пока маленькая девочка не покинула судно и не утонула в толпе ударенных солнцепеком портовых зевак.
— Слышал, как называл меня вольный, Шолд? — спросила Ноэми совершенно спокойно. Ее рубаха хоть и была разорвана, но до сих пор скрывала большую часть тела чародейки от назойливого взора великана.
— Шлюхой? — громыхнул тюремщик, погладив себя по морщинистому затылку.
Ноэми хотелось осадить его сквернословиями в ответ, облить такой бранью, которую она только могла себе представить и которую вообще когда-либо слышала из уст самых неприятных людей. Достаточно было не останавливаться, и великан не выдержит — разозлиться и сломает ей шею. Она даже знала с чего начать. Сначала оскорбить его мужское начало, плавно переходя к самой сути, а затем как следует остановиться на тех людях, которые подарили жизнь этому чудовищу, надавив на больную мозоль в виде его прямого участия в смерти родных и их незаслуженных мучениях, навлеченных Шолдом, и его появлением на свет. Но она сдержалась. Лишь ком воздуха, застрявший в горле, испарился и перестал мешать.
— Ведьмой. — злобно проворчала она, бросив несвойственный ей дикий взгляд. — Знаешь что-нибудь о ведьмах, Шолд? Позволь, я расскажу тебе подробнее, пока ты не натворил глупостей, ведь обратного пути уже не будет.
Она замолчала, великан смотрел тупым и недоверчивым взглядом.
— Ведьмы занимаются колдовством. Они накладывают проклятия, Шолд.
— И что? — тюремщик не понимал, что хочет сказать пленница, и уже плюнул на ее слова, уверенно снимая с себя тяжелый пояс, на котором крепилось все хозяйство великана — связка ключей, ножны от кинжала, кожаный мешочек с добром, которое любой другой человек в его положении оставлял бы подальше от мест подобного рода, но не бесстрашный или попросту тупой Шолд.
— Слышал что-нибудь о евнухах?
— Про мужиков без яиц слыхал, ведьма, а как же, — настороженно и в тоже время гордо ответил великан, кинув ремень в самый центр непонятной жижи, растекшейся по полу.
— А теперь ты услышишь еще кое-что. Если ты еще раз прикоснешься ко мне, я наложу на тебя настолько сильное проклятие, что твое мужское естество посинеет и отвалится еще до Дня Петуха. И тогда даже евнухи будут смеяться над тобой, а хуже этого только то, что ты больше никогда не попробуешь женщины.
 
Глазенки тюремщика в недоумении забегали по камере.
— Но я… — Шолд долго подбирал слова, то роняя первую букву слова, которое он хотел дальше произнести, то передумывая его говорить, уходил обратно в себя в бесконечном поиске истины, внутри которой и была зарыта главная мысль ошеломлённого великана. — Хорош выдумывать!
Великан двинулся с места.
— Тебе же не надо объяснять, что вольный не стал притрагиваться ко мне сам потому, что точно знает, что случится после. Ему дорого свое мужское естество. А тебе разве нет?
— Мне тоже дорого естество! — испуганно взревел тюремщик, словно проклятие уже было наложено и в этот самый момент происходило самое худшее.
— Посмотри туда. — Ноэми кивнула головой в сторону хорошо освещенной непонятной лужи. Вода полилась в направлении Шолда, поднялась в воздух, приняла форму того, что больше всего боялся потерять Шолд и, полетев наземь, расплескалась по каменному полу.
Ноэми хотела сделать представление более продолжительным и эффектным, но силы покидали ее слишком быстро. К счастью и этого великану оказалось достаточно. Под впечатлением от увиденного, он возвел огромные ладони к небу и распластался по полу.
— Шолд не хочет так! — взревел он, пряча огромное лицо своих исполинских ладонях в надежде, что они защитят, если все пойдет не так как планировалось. — Но, если я не выполню приказ господина — голова с плеч.
Тюремщик замотал головой, не справляясь с потоком мыслей, так нечасто гостящих в его голове.
— Вот как мы поступим, — чародейка понизила голос. — Сейчас я буду кричать, чтобы вольный подумал, что ты насилуешь меня, потом ты оставишь еще несколько синяков на моем теле для пущей верности, а когда Шолд позовет своего господина, то скажет ему, что сделал дело и поблагодарит его за предоставленную ему возможность. И тогда твое естество останется с тобой и прослужит тебе еще много лет. Ты понял меня?
Великан динамично затряс огромной головой, держа руки уже между ног. Ноэми указала ему места, куда ее нужно ударить и правдоподобно закричала. Тюремщик несколько раз наградил ее ударами плетью по спине, стараясь не сделать слишком больно, и с опаской поглядывал на реакцию пленницы, внимательно наблюдая за движением ее рук, способных проделывать колдовство в мгновение ока.
Когда все было сделано, тюремщик позвал вольного тяжелыми стуками своих огромных кулаков по двери.
— Так быстро? — спросил тот, когда дверь распахнулась. — Все-таки тот факт, что тебе запретили ходить по борделям, сыграл с тобой злую шутку. Ты хоть подумал о женщине?
Шолд раскрыл рот, вновь не понимая, чего от него хотят.
— Ну да ладно, в конце концов, у тебя не было приказа доставить ведьме удовольствие. Оставь нас.
Великан покорно, склонив голову, покинул темницу. Вольный ровным шагом подошел ближе к Ноэми и осмотрел обессиленную чародейку.
— Готова на все ради выродка? — он попытался заглянуть ей в глаза, ухватив за подбородок. — Сейчас ты останешься надолго в своем гордом одиночестве. У тебя будет достаточно времени обдумать все, что произошло и, если ты решишь пойти мне навстречу, — я пойду навстречу тебе и пришлю знахарку, которая сможет удалить семя великана. Заметь, я уже готов сохранить тебе жизнь.
Вольный сделал круг по темнице, внимательно разглядывая исписанные, изношенные и сырые стены, которые как бы кричали в полной тишине тысячами голосов своих бывших пленников и удерживали их души в пределах этих четырех стен.
— А если ты продолжишь твердо и мужественно стоять на своем, то лишишься жизни. Просто подумай вот над чем. Умерев здесь, ты ничем не поможешь страннику. Скорее, наоборот, заставишь его совершать необдуманные поступки, бросаться на рожон и идти смерти прямо в лапы. Сохранив себя, ты еще будешь иметь шанс, пусть и совсем небольшой, помочь ему добиться справедливости или что вы там пытаетесь сделать. Иногда, сказать правду своему врагу — не самый плохой вариант.