Курсант. На Берлин
Соответственно, придётся мне с этим старым лисом, как его назвал Панасыч, потягаться в хитрожопости. Ибо нет ни малейшего желания изображать из себя героя раньше времени.
К счастью, отвечать на многозначительные высказывания начальника сыскной полиции мне не пришлось. Машина, в которой мы ехали, остановилась возле красивого здания, расположенного на углу двух улиц с закономерно невыговариваемыми названиями. Интересная история, но у финнов отчего-то самые значимые места непременно находятся на перекрестках. Какая-то особая архитектурная планировка города. Вряд ли они настолько суеверные.
Господин Риекки сразу же выскочил из автомобиля, едва тот замер напротив входа в гостиницу. Я без задержки последовал его примеру.
Чертовы раритетные машины. Какие же неудобные. До сих пор привыкнуть не могу к этим дверям-перевертышам.
Впрочем, с другой стороны, чего уж выделываться. После путешествия по прекрасным карельским лесам я был бы рад даже велосипеду. На самом деле, удолбался в усмерть, пока изображал из себя юного натуралиста.
А все потому, что для достоверности Шипко, дай бог ему здоровья, карту мне не дал, компас тоже, а направление указал едва ли взмахом руки. Типа, пойдешь налево – заблудишься, пойдешь направо – в болоте утонешь к чертям собачьим. Прямо топай, Алёша. Не прогадаешь.
Поэтому пришлось изрядно покружить и это кружево уложилось не в пару дней, как планировали, а в три. Но зато мой след финские спецслужбы порадует. Там точно не возникнет сомнений, что я реально заблудился. Хотя устал, конечно, как собака.
Хорошо, что после нашей короткой беседы, состоявшейся в кабинете, Риекки повел себя ровно так, как и предполагал Шипко, чей голос всего лишь минуту назад заезженной пластинкой крутился в моей голове. Эско, посмотрев на то, как я выгляжу, решил снова сыграть в доброго дядюшку и предложил для начала привести себя в порядок.
Всё-таки несомненно Панасыч в деле разведки силен. Это – факт. Голова у него работает, как часы. Часы…
Я поднял руку и глянул на запястье. Здесь, родимые. На месте.
Это был очень неожиданный, а главное – приятный сюрприз. Часы отца я получил через несколько дней после того, как в лесу произошла ты ситуация с Клячиным, когда он хотел убить Панасыча, а по факту вышло наоборот.
Про Клячина, кстати, думал часто. Имелась какая-то глубокая обида, что ли. Глупо? Конечно. Этот человек служил Бекетову. Он выполнял для него всякую грязную работенку. Да и свои интересы тоже имел. С хрена ли я вдруг решил относится к нему хорошо, совершенно непонятно. Ну… Мне тоже уроком будет.
А часы принес Шипко. Принес и торжественно… Ну ладно. Не торжественно. Украдкой сунул их мне в карман, когда я, Подкидыш и Бернес выходили из столовой.
– Здесь не надевай. Как границу перейдёшь, тогда – на здоровье. – Заявил он мне, а потом развернулся и ушел.
Конечно, было очень любопытно выяснить, откуда появились часы? Вернее, откуда, я итак знаю. С руки убитого Клячина. Получается, все-таки руководство проверило рассказ Шипко о том, что случилось в лесу. Как он и говорил. Видимо, тело Клячина нашли, а все ценное забрали. Или это сделал сам Панасыч. Часики-то особенные. Они – часть шифра, оставленного отцом. Ясное дело, их в лесу бросать никак нельзя.
В любом случае, я решил поумерить свое любопытство и лишних вопросов не задавать. Вот вообще не та ситуация, где нужно выяснять детали. Какая разница, кто конкретно вернул часы, главное – они теперь там, где и должны быть.
– Ого… Наручные. Впервые вижу такой интересный экземпляр…
Эско Риекки стоял рядом со мной, поэтому, естественно, на часы сразу обратил внимания.
Мы отошли от машины, и теперь просто замерли на месте, рассматривая фасад здания. Вернее, рассматривал его Эско. Хотя уж он то, уверен, видел эту гостиницу сто миллионов раз. Что его сейчас так впечатлило, не знаю.
Я просто молча изображал столб, ожидая, когда начальник сыскной полиции налюбуется зданием с красиво надписью «Kämp» на вывеске.
– Насколько я знаю, в Советском Союзе ничего подобного сделать не могли.
Господин Риекки внимательным взглядом проводил мою руку, которую я опустил вниз. Причём, пялился он настолько пристально, что мне пришлось одернул манжет и спрятать часы.
– Это память об отце. – Коротко ответил я, а затем многозначительно посмотрел на высокие дубовые двери гостиницы. – Идёмте?
– Конечно, конечно… – Суетливо закудахтал господин Риекки, снова входя в привычную роль. – Ты уж не обессудь, Алексей, не ждал такого гостя. Не подготовился…
Мы двинулись ко входу в здание, поднялись по ступням. Эско посторонился, пропуская меня вперед, но едва я поднял ногу, чтоб перешагнуть через порог, он совершенно неожиданно проскользнул в холл гостиницы. Это было резко и неприятно. Сильно раздражает, когда лысый мужик, нарушая все понятия о личных границах, проскакивает вперед, оттеснив меня плечом. Я даже запах его одеколона почувствовал, приторный и слишком навязчивый.
Удолбал своими психологическими зарисовками, честное слово. Явно пытается вывести меня на эмоции. Только не откровенно, а исподтишка. Капает на нервы, как водичка из сломанного крана.
– Квартира служебная имеется, но она, в некотором роде, сейчас занята. Так что, придется в гостинице. Но зато в какой! Это тебе не просто нынешняя, современная лабуда. Это, Алексей, историческая ценность! Построили здание в 1887 году и сразу… Слышишь, Алексей? Сразу все газеты немедленно начали его восхвалять, называя величественным, великолепным и европейским.
Начальник сыскной полиции шёл чуть впереди, буквально на четверть шага. Для того, чтоб рассказывать все эти занимательные, но совершенно ненужные вещи, ему приходилось постоянно держать корпус в пол оборота. От этого казалось, будто идёт он не как нормальный человек – прямо, а двигается бочком.
– Вот. Сюда. – Указал он мне на стойку администратора, которая находилась справа от входа в гостиницу.
Выглядела эта стойка настолько величественно и монументально, что хоть сейчас бери да отправляй ее в музей. В музей абсолютной безвкусицы.
Может, конечно, отель «Kämp», куда мы прибыли с Эско, и был местной достопримечательностью, но у меня подобные заведения всегда вызывали желание побыстрее свалить либо потребовать, чтоб прямо сейчас явились цыгане, медведи и какой-нибудь Шаляпин лично. Прямо наипошлейшая купеческая роскошь. Вот так это все выглядело в моем представлении.
Но я – человек, избалованный всякими «Хилтонами», «Рэдиссонами» и «Паласами». По крайней мере, в прошлой жизни. Ясное дело у меня финская гостиница ни восторга, ни счастья не вызвала. Однако, Риекки я виду, конечно, не показал.
Просто вежливо кивнул его очередной соловьиной трели о том, как мне фантастически повезло оказаться в столь шикарном месте.
– Что? Неужто не впечатлён? – Эско посмотрел на меня хитрым взглядом. Потом тут же, не дожидаясь ответа, повернулся лицом к молодому мужчине-админисиратору, истуканом замершему за стойкой. – Номер, как обычно.
– Господин полковник… Но тот… Он занят…
Бедолага, увидев начальника сыскной полиции, побледнел настолько, что, мне кажется, упади он на пол, чистый труп выйдет. Даже дышать начал через раз.
– Ты не понял, Олав. Мне. Сейчас. Нужен. Тот. Номер.
Разговор между Риекки и администратором шел на финском, который я понимал очень, очень смутно. Язык Суоми не входил в набор тех языков, которые мы изучали. Однако, когда стало понятно, что мой путь в Германию лежит через Хельсинки, Шипко две недели ежедневно таскал меня на встречи с каким-то трясущимся финном, и тот активно вкладывал в мою голову базовые вещи. Естественно, чисто на разговорном уровне.
Я сделал вид, будто абсолютно не знаком с финским языком, и принялся с восторгом рассматривать ту самую стойку, которая в моем понимании должна носить звание самого безвкусного предмета мебели.
Витые вензеля, завитушки, гербы, орлы, ангелочки и еще какая-то невообразимая хрень. Все это сверху было покрыто позолотой и лазурью.