Щипач (СИ)

Ведь Барсукот всегда на шаг впереди, не так ли?
Барсук Старший поймал себя на том, что в глубине души надеется на провал операции «Антикот». Он понимал, что это непрофессионально, неправильно. Что, как бы он ни убеждал себя и окружающих в обратном, слишком много улик указывало на Барсукота. И сыч Уг указывал на Барсукота. Сама зверская логика указывала на Барсукота. Но вот зверское сердце … сердце отказывалось поверить.
Барсук Старший вздохнул, взял налапники и собирался уже выйти из участка, когда услышал за спиной голос самки:
— Какая-то ощипанная курица сбежала из супа и теперь на каждом углу трещит, что полицейский Дальнего Леса нашёл свою дочь после долгой разлуки.
Барсук Старший уронил налапники на пол. Этот голос он узнал бы из тысячи, из миллиона голосов лесных самок. Этот голос ни капли не изменился. Всё такой же насмешливый, нежный и немного тревожный. Мелесандра. Мелли … Любимая …
Барсук Старший медленно обернулся.
Он хотел сказать, что она прекрасна, как солнце и как луна, как рассветы и как закаты, как упавшая с неба звезда, как цветок, цветущий раз в сотню лет, как прозрачное, хрустальное озеро в камышах, как облако, плачущее над лесом … Вместо этого он глупо спросил:
— А что ты здесь делаешь?
— Что я делаю? — Мелесандра гордо вздёрнула ус. — Собираюсь увести свою дочь от тебя подальше.
— Но она ведь и моя дочь, — возразил Барсук. — Я уже её полюбил.
— Барсук Старший. — Она грустно его оглядела. — Ты не умеешь любить.
— Нет, умею, Мелли! Я изменился.
— О да. Изменился. Потолстел. Потерял свою зверскую форму. Не вычёсываешь линялую шерсть. Но в душе ты такой же, как раньше, я в этом не сомневаюсь. У тебя есть одна любовь — работа в полиции. Остальное — второстепенно.
— Дай мне шанс! — вдруг быстро сказал Барсук и сам удивился своей зверской наглости. — Последний шанс, Мелесандра! Ты как облако, упавшее с неба, как звезда, застрявшая в камышах, как хрусталь, который цветёт раз в сто … тьфу! Подожди, постой. Я люблю тебя! Ну вот, я это сказал. Ты единственная любовь моей жизни, и я хочу начать всё сначала. Обещаю: такого, как раньше, не повторится! Я никогда не подвергну тебя и Барбару риску. Я буду о вас заботиться. Я хочу, чтобы мы жили втроём как нормальные звери. А работа — к сычам работу! Я на днях выхожу на пенсию с позором … ой, то есть с почётом! Вот закрою своё последнее дело — и сразу …
— Какое дело? — тихо спросила Мелли и покосилась на налапники.
— Э-э-э, какое?.. Да совсем незначительное. Такое скучное, что не стоит и говорить. Его нужно просто закончить. Пустая формальность. А потом — на пенсию. Счастливая пенсия вместе! Я, ты и Барбара … А там и внуки пойдут. Я прошу тебя, Мелесандра! Подумай. Просто подумай, ладно? Ничего не отвечай мне сейчас!
* * *
Барсук Старший подобрал с пола налапники, с неожиданной прытью метнулся к ней, быстро поцеловал в гладкий мех — такой родной, такой тёплый, так знакомо и терпко пахнувший мех за ухом — и выбежал вон из участка.
  
Глава 18, в которой псих играет с психологом
 
— Понимаете, я не чувствую себя цельным. — Яшка Юркий лежал лапками вверх на подстилке из мягкого моха, глаза его были закрыты, короткий хвост, ещё не вполне отросший, чуть заметно подрагивал.
— Понимаю. Вы не чувствуете себя одним целым. — Мышь Психолог сделала пометку на бересте. — Как давно у вас это чувство?
— Всю мою жизнь. Но в последнее время оно усилилось. С тех пор, как в Дальнем Лесу появился Щипач.
— Вас расстраивает, что в Дальнем Лесу появился маньяк, — понимающе кивнула Мышь Психолог.
— Постоянное чувство раздвоенности! Чувство потери! Это так тяжело!
— Да, всегда тяжело терять часть себя, — согласилась Мышь.
— Особенно если эта часть — твой собственный хвост!
— Хвост так важен для зверя …
— Почему вы всё время за мной повторяете? — Яшка Юркий открыл глаза.
— Как зачем повторяю? Чтобы помочь вам разобраться в себе. Закройте глаза …
— Да нормально я в себе разбираюсь. — Яшка послушно закрыл глаза. — Я хочу, чтобы вы помогли мне избавиться от этого чувства. Что я теряю себя.
  
— Вы хотите снова стать одним целым и больше не терять часть себя. И для этого … ой-й-й … ой-ой-ой! Вы пришли, чтобы меня ощипать?
— С какой стати мне вас ощипывать? Я не маньяк. А что я у вас в прошлый раз украл пару шишей, так это на нервной почве, из-за отсутствия цельности. Я вам … ай! Зачем вы меня царапаете? — Яшка открыл глаза.
Над его моховой подстилкой, над беззащитным его животом стоял с занесённой лапой, с выпущенными обломками когтей, с оскаленной пастью, раздувшийся в грязный шар Барсукот. Мышь Психолог тряслась мелкой дрожью в дальнем углу кабинета.
— Здравствуй, Яша, — прошипел Барсукот. — Неожиданная, но приятная встреча.
— Да, я тоже ужасно рад. — Яшка быстро перевернулся со спины на живот и юркнул под моховую подстилку.
— Признавайся, гад, у кого ты украл молоко. — Барсукот придавил подстилку лапой.
— Какое молоко? — придушенно пискнул Яшка.
— Такое молоко, птичье молоко! Которое год назад у тебя конфисковала полиция! У какой птицы ты его спёр? А ну, говори, змеюка лапастая! — Барсукот резко отбросил подстилку и вцепился в Яшку лапой. — Лягуха хвостатая!
— Вот опять! — Яшка с визгом метнулся прочь, оставив хвост в когтистой лапе Барсукота. — Опять это ужасное чувство! Совсем как в детстве!
Юркий юркнул в щель за плинтусом, появился в противоположном конце кабинета, протопотал короткими лапками по стене и скрылся в окне.
— Чувство потери! — донёсся его голос уже из леса. — Мучительное чувство раздвоенности!..
Потом всё стихло. Барсукот разжал лапу: хвост Яшки Юркого шмякнулся на пол, пару раз дёрнулся — и застыл. Барсукот с интересом потеребил его когтем, но хвост больше не двигался. Он перешагнул через него и направился в угол. Туда, где дрожала Мышь.
— В-вы … ы-ы-и … будете меня … ощи-пи-пи-пи-пи — пывать?
— Посмотрим, — зрачки Барсукота азартно расширились. — Для начала давайте просто поиграем. В психолога и психа. Я буду псих, вы — психолог. Я пришёл к вам на консультацию. Начинайте!
— Что начинать? — пискнула Мышь.
— Как что? — Барсукот подошёл к ней вплотную. — Консультируйте меня. Вы же психолог!
— Хорошо. Лягте на спи-пи-пи-пи-ну …
— Нет уж. Я лучше так постою.
— Закройте глаза.
— Ещё чего. — Барсукот дотронулся мягкой лапкой до кончика её носа. — Лучше вы закройте глаза.
— Но психолог не закрывает глаза!
— В моей игре — закрывает.
Мышь покорно закрыла глаза:
— Чем я могу вам помочь?
— Ничем.
— Тогда зачем вы пришли?
— Потому что я псих, а психи ходят к психологу.
— Вам кажется, что вы псих, — нерешительно ввернула Мышь.
— Мне не кажется! Я, видите ли, свихнулся. У меня есть воображаемый друг Крысун. Иногда я с ним разговариваю. А ещё я ощипываю птиц и сжигаю их перья. Потому что мне приказывает луна. А потом я забываю, как их ощипал. Но меня это не оправдывает. А мышей я до сих пор не ощипывал, но ведь никогда не позд …
Что-то тяжёлое глухо ударилось в дверь кабинета.
— Ав! Ав! А вот и он! — Охотничий пёс вышиб дверь головой и, ощерившись, медленно пошёл на Барсукота. — Р-р-ребята! Он здесь! Застигнут в момент пр-р-р-реступления! Подкр-р-р-репление, быстр-р-р-ро!
С неба раздался вой полицеской сирены. Ещё две собаки ворвались в кабинет Мыши Психолога с бешеным лаем. Барсукот выпустил когти на всех четырёх лапах и вздыбил шерсть. А потом он услышал с улицы голос. Усиленный корупором, такой знакомый, такой усталый голос его когда-то лучшего друга. Его когда-то приёмного отца и напарника:
— Ты окружён, Барсукот. Сопротивление бесполезно. Не делай глупостей. Просто выходи с поднятыми передними лапами. Выходи оттуда … сынок.
* * *