Восьмая жена Синей Бороды (СИ)

Когда несмело начало пригревать солнце, а сосульки на крыше принялись плакать, провожая зиму, граф де Рени умудрился заболеть. Его мучил надрывный кашель. Он ходил по дому, укутавшись в изъеденный молью плед и не снимая шерстяной ночной колпак. От еды отказывался, выпивая после долгих уговоров только чашку горячего бульона. Несмотря на то, что он послушно выполнял приказы Ханны — парил ноги перед сном, растирал грудь медом и капал в нос луковый сок, лучше ему не становилось.
К нездоровью прибавлялись душевные переживания. Хороший друг графа маркиз Шарде предложил ему поучаствовать в одном выгодном предприятии — засеять поля новым сортом зерна, не боящимся ни вредителей, ни морозов, ни засухи. Один колос, по заверениям маркиза, родил как десять, и зерна были все одно к одному. У Шарде была большая часть денег на семена, но не было таких обширных полей с жирной плодородной землей, как у графа де Рени. Но несмотря на то, что предполагалось, что засеиваться будут поля графа и работать на них будут его крестьяне, графу пришлось вложиться в дело еще и финансами. Для этого он занял деньги у своих хороших друзей под векселя. И теперь он переживал, доставят ли оплаченный груз, не потонет ли корабль, не попадет ли он в лапы пиратов. Если с семенами что-то случится, то граф де Рени прогорит, даже толком не начав дела.
Граф замучил себя этими мыслями настолько, что сам поверил, что груз уже пошел ко дну, а если еще не пошел, то пойдет обязательно, и все кредиторы тут же предъявят ему векселя. Потому он начал экономить буквально на всем, считал, сколько дров идет на растопку, сколько свечей освещают комнаты, сколько Ханна подает хлеба к завтраку. Стоило Энни заговорить о том, что надо бы вызвать доктора Норриса на осмотр, как граф обрывал ее и говорил, что это баснословно дорого.
Наконец Энни это надоело, она собрала свои небольшие сбережения и отправилась к доктору, чтобы купить микстуру от кашля. У выхода ее перехватила Ханна, сунув в руки корзинку со свежими пирожками, и попросила занести их на вырубку, где с самого утра работали Жан, Тит и Оливер. Дрова в дровнике почти закончились, из-за лютых холодов было потрачено намного больше, чем в прошлые зимы.
Энни надела высокие отцовские сапоги и шерстяной плащ с капюшоном, надеясь, что бледное солнце не только светит, но и хотя бы немного греет.
Доктор Норрис принял ее как всегда тепло, выслушал жалобы на отца, покачал головой, дал ей бутылочку с зеленым сиропом и рассказал, как принимать лекарство. Энни протянула ему монетки, но он сжал ее пальцы в кулак и похлопал по руке:
— Оставь себе. Я на днях загляну к графу де Рени. Бесплатно.
— Спасибо. Возьмите хотя бы пирожок. Ханна сегодня пекла. Я несу их работникам в лес, но, надеюсь, что им хватит и того, что останется.
— Пожалуй не откажусь. От стряпни Ханны ум отъешь, язык проглотишь.
Он принял из ее рук пирожок, тут же откусил и с блаженным мычанием покачал головой.
Энни улыбнулась и распрощалась с доктором.
Выйдя за пределы Ольстена, Энни несколько раз неприлично выругалась. Если б она знала, что ей придется вязнуть в грязевой жиже, она бы отказалась нести пирожки. Пусть бы шла Грета или еще кто-нибудь. Грязь налипла толстым слоем на сапоги, забрызгала полы плаща, неприятно чавкала под ногами.
Энни надеялась услышать стук топоров, но только пение птиц разбавляло тишину. Это удручало ее, значит, идти до вырубки еще далеко.
Поднявшись на гору, скользя по грязевой каше и чуть не падая, Энни увидела внизу тех, кому не повезло еще больше. Возле черной кареты суетился кучер, пытаясь приладить к ней колесо. Из распахнутой дверцы высунулся человек и что-то ему говорил.
Энни посочувствовала людям. Наверное, они издалека, не знают, что весной в Ольстен лучше не соваться.
Энни аккуратно спустилась с горы, выверяя каждый шаг. Ноги разъезжались в стороны, и ей приходилось размахивать руками, чтобы удержать равновесие.
Когда она проходила мимо застрявших в грязевой колее путников, ее окликнул кучер.
 
— Девочка, подскажи, далеко ли до Ольстена?
— Верхом нет, а пешком далековато.
— А тележник у вас имеется?
— Нет. Но у нас есть хороший кузнец.
— А как его можно найти?
— Его кузня на краю Ольстена, только не с этой стороны, а с той. Через весь Ольстен проехать придется.
— Так не доедем мы. Приладить колесо не получается, не держит никак. Уже стоим здесь часа три, никого не видели, даже помощи попросить не у кого.
— Так никто к нам и не ездит в такое время года. Все знают, что по дорогам не проехать. Вы, наверное, голодны. Возьмите пирожок. Кто знает, сколько еще вам стоять здесь, — она протянула пирожок старому кучеру, и тот с благодарностью принял.
Тут дверь кареты снова распахнулась и наружу показалась голова.
— И вы берите, — сказала Энни, протягивая корзинку, и едва удержалась, чтобы не одернуть ее.
Она узнала пассажира. Это был тот противный человек, который оскорблял ее на похоронах. Кристиан.
Он выбрал самый большой пирожок и с аппетитом откусил от него:
— Вкусные Я голоден, как волк. А ты несешь пирожки бабушке, которая живет на краю леса?
Энни промолчала.
— А еще дашь? — он протянул руку, но Энни спрятала корзинку за спиной.
— Жадина.
Энни наградила его недобрым взглядом.
— Я вижу ты девушка добрая, не оставишь нас в беде. Позови кузнеца, а я тебе монетку дам.
Эниана протянула руку.
— Деньги вперед.
— Э, нет, а как мне узнать, что ты меня не обдуришь?
— Никак. Можете стоять себе дальше, — она развернулась и успела сделать несколько медленных шагов, прежде чем Кристиан окликнул ее:
— Постой!
Энни остановилась.
— Подойди.
Энни покачала головой.
Кристиану пришлось выйти из кареты и пройти в своих дорогих кожаных туфлях несколько шагов по грязи.
— На, возьми, — он достал из кошелька несколько су и вложил в ее ладонь.
— Этого мало, — Энни вскинула бровь.
— Ты разорить меня хочешь? — недовольно пробормотал Кристиан, но все же отсыпал ей еще немного монет.
Когда монеты перекочевали в ее кошелек, Энни довольно улыбнулась.
— Только смотри не обмани меня.
— А то что? — с вызовом ответила она.
— Я тебя найду и накажу.
— Она хорошая девочка, по ней видно, на дочку мою похожа, — вмешался кучер.
Энни мило улыбнулась кучеру и зыркнула на Кристиана.
— Накажу, — повторил он.
Всю дорогу до вырубки Энни думала о том, как наказать Кристиана. Она могла совсем не идти к Якобу, и пусть Кристиан ждет помощь до тех пор, пока его не сожрут волки. Но ей было жаль старичка-кучера, он показался ей добрым человеком.
Она прошла довольно долго, прежде чем услышала стук топоров. Энни поспешила на звук. Она легко отыскала мужчин, и они очень обрадовались ей, увидев в ее руках корзинку, прикрытую льняным полотенцем.
Топоры сразу же были отложены в сторону. Мужчины быстро отерли руки снегом и потянулись к корзинке.
— Вкусно, но мало, — сказал Тит, утирая рукавом бороду от крошек.
— Возьми мою долю, — предложил Жан.
— Было больше, — вздохнула Энни, — но пришлось поделиться. Там люди застряли на дороге. Колесо у них отвалилось.
— Так к кузнецу пусть идут. Делов-то, — хмыкнул Оливер.
— Там герцог. Ему не с руки грязь месить. Он меня попросил.
— А вы тоже, промежду прочим графиня, хоть по вам и не видно. Вам тоже, может, не с руки или, вернее, не с ноги, — возразил Оливер.
— Не говори ерунды, — Тит треснул Оливера по голове, — у ей благородство на лице написано. Странно этого было не заметить.
— Я схожу, — сказал Жан.
— Подождут, — махнул рукой Тит, — сейчас быстро закончим, да домой поедем, я вас высажу, а сам к Якобу смотаюсь.
Мужчины быстро погрузили дрова в телегу. Энни хотела помочь, но ее попросили не путаться под ногами, а посидеть в сторонке. Когда закончили с погрузкой, они помогли ей забраться в телегу и запрыгнули сами.