Восьмая жена Синей Бороды (СИ)

Всю неделю Ханна без устали попрекала Эниану. Энни не обижалась. Старушка потратила весь день, чтобы распутать колтуны, которые Энни так старательно начесывала. А ночью Ханна вымывала муку из волос, меняя несколько раз воду. Муки-то Энни не пожалела.
Энни терпела мучения стойко, не издав ни единого звука. Иначе от Ханны ей бы досталось еще и за нытье.
На расспросы любопытного Жана о том, как все прошло, Энни отвечала сухо, в общих чертах, и, конечно же, она ни словом не обмолвилась о наглом приезжем. Хотя от возмущения у нее до сих пор в груди все кипело, а на языке вертелись нелицеприятные эпитеты, которыми она наградила бы этого пижона.
Весь поток ругательств в адрес Кристиана обрушивался на Каргу. Птица была во всем согласна со своей хозяйкой, хлопала крыльями и громко каркала, иногда даже уместно.
Энни давно заметила, что Карга была на редкость умна. Когда Энни выпускала ее из клетки, птица вела себя благоразумно и не делала попыток улететь.
Бывало по ночам сквозь сон Энни слышала над собой хлопанье крыльев, но, просыпаясь, обнаруживала Каргу сидящей в клетке. Если бы не «улики», в которые Энни по утрам вступала, она думала бы, что ночные полеты Карги ей снятся.
Как-то Энни удалось поймать Каргу на горячем. В то время как Энни вернулась в комнату, Карга прикрывала лапкой дверцу клетки. Поняв, что ее застукали, ворона не смутилась, клацнула клювом по задвижке и принялась чистить перья.
— Ты давно могла бы улететь, если бы я тебе не нравилась, да?
Карга склонила голову и искоса посмотрела на хозяйку.
Энни отворила дверцу.
— Если хочешь еще полетать, я не против.
Но птица тут же, немного высунувшись из клетки, вцепилась лапкой в прут решетки и захлопнула дверцу. Напоследок защелкнула клювом задвижку.
— Какая же ты у меня умница!
Ворона была падка на лесть и принимала похвалу с явным удовольствием. Все в ее виде в такие моменты говорило: да, я именно такая!
Убедившись, что птица не собирается от нее никуда улетать, Энни брала ее с собой на кухню или к Жану. При этом Карга обычно гордо восседала на плече девушки. Энни это не совсем нравилось — на коже оставались красные следы от птичьих когтей, но Каргу это совсем не заботило. На претензии Энни она не обращала ни малейшего внимания.
Чтобы развлечь Жана, который большую часть времени проводил в постели, Энни придумала игру. Они писали друг другу записки и передавали через Каргу. Вороне эта игра нравилась — она быстро смекнула, что, выполнив нехитрое действие, можно получить кусочек вяленого мяса, к которому она за последние дни очень пристрастилась. Сначала пространство ограничивалось комнатой Жана, но уже скоро ворона курсировала между комнатами Жана и Энни.
Кто б знал, что это умение Карги скоро понадобится. С самого утра отец огорошил дочь новостью, что ее приехал сватать барон Сусон. Обычно граф де Рени никаких разговоров на такие щекотливые темы не заводил. Но сегодня он попросил Эниану привести себя в порядок, но без излишеств и не спускаться вниз до тех пор, пока он за ней не пришлет. Сначала граф де Рени должен был убедиться сам, что кандидат достойный. Но судя по тому, что барон прибыл без предупреждения, вероятность понравиться графу де Рени сильно уменьшалась.
Как только отец удалился, Энни тут же послала Каргу с запиской Жану.
«Оцени жениха».
Карга вернулась минут через пятнадцать.
«Ты уже видела его на похоронах», — прочла Энни ответ.
В груди у Энни екнуло. Сердце забилось чаще. Ей почему-то подумалось, что это Кристиан. Сейчас она скажет ему свое гордое «нет». А еще лучше припомнит ту фразу, что на ней может жениться только выживший из ума.
Энни достала бумагу и быстро нацарапала: «Послушай, о чем они говорят».
Скрутив записку трубочкой, она привязала ее к лапке Карги.
Ответа долго не было, и Энни исходила комнату, изнывая от нетерпения. Наконец Карга постучала клювом в дверь.
Энни распахнула ее и схватила птицу, спешно отвязывая от лапки послание.
«Они удалились в кабинет. И дверь захлопнули, — Энни пробежалась глазами по корявым строчкам. — Я услышал только, что ты запала ему в сердце своей красотой. Потом пришла мать и прогнала меня. Спросишь у нее. Она осталась подслушивать».
 
Энни прочитала записку еще раз. Запала в сердце! Она прижала бумажку к груди. Но нет, Кристиан, ты все равно столько всего наговорил, что теперь будешь мучиться до тех пор, пока не докажешь, насколько сильны твои чувства.
Энни надела новое голубое платье, купленное на ярмарке, заплела косу, украсив ее шелковой лентой, посмотрела в зеркало и довольно улыбнулась. Ну, Кристиан, держись!
Сев на кровать, она нервно постукивала пальцами по коленям, ожидая, когда же за ней придет отец. Больше всего она боялась, что отец сочтет Кристиана недостойным кандидатом. Тогда она не сможет поиздеваться над этим павлином.
Когда в дверь постучали, сердце в ее груди радостно подпрыгнуло.
— Входите! — голос Энни почему-то сорвался.
На пороге появилась Хромоножка.
— Сеньор Шарль просит вас спуститься в сиреневую гостиную. Вот.
— Грета, скажи, как я выгляжу? — Энни вскочила с кровати и покружилась.
— Вы красивая. Очень красивая.
— А как тебе гость?
— Э-э-э, — глаза Греты забегали, пальцы теребили передник. — Э-э-э, кто я, чтобы судить? Я всего лишь служанка. Вот. Сами сейчас все увидите.
Эниана гордо вскинула голову, расправила плечи и походкой королевы спустилась вниз. На губах застыла снисходительная улыбка.
Когда она распахнула двери и вплыла в гостиную, от ее улыбки не осталось и следа. Эниана растерянно переводила взгляд с отца на гостя и ничего не понимала. Вместо Кристиана на софе в вальяжной позе расположился старик, навскидку лет на двадцать старше ее отца. В руке он держал трость с фигурным набалдашником и постукивал ею по паркету. Старик разоделся как на великий праздник. Парчовый жюстикор переливался в солнечном свете, падающем из окна. Худые, крючковатые пальцы были унизаны перстнями, а бархатные башмаки украшены цветными каменьями.
Эниана действительно видела его раньше, на службе в день похорон герцогини Уэйн. Тогда она невольно обратила внимание на его выбеленное и нарумяненное лицо. Так оно выглядело и теперь — белое, как маска, с алыми щеками и нарисованными углем широкими бровями.
Увидев Эниану, старик улыбнулся, обнажив редкие, темные зубы.
Энни сделала неловкий реверанс, пытаясь скрыть охвативший ее ужас.
Отец сказал, что позовет ее, если сочтет кандидата достойным. Нет. Скорее всего, этот господин приехал договариваться насчет своего внука.
Граф де Рени выглядел вымотанным — на лице проступили багровые пятна, а редкие волосы были всклокочены. Он имел привычку ерошить волосы пятерней, когда сильно волновался.
Все это настораживало Энни. Она топталась на месте, не зная, куда деться от масляного взгляда гостя, до тех пор пока отец не указал ей на кресло.
Энни вжалась в него и съежилась. Была б ее воля, она бы забралась в него с ногами и спрятала бы голову в коленях, чтобы не видеть этого старика.
— Выслушай, господина Сусона.
— Мадемуазель, Эниана, я сражен вашей красотой. С того самого дня, когда я вас увидел, я беспрестанно думаю о вас. Должен сказать, что вы показались мне яркой как алая, душистая роза. Теперь вы похожи на скромную маргаритку, но так даже лучше.
По мере того, как он продолжал говорить, глаза Энни становились все шире и шире.
— Мое поместье не такое большое, как ваше, но смею вас заверить, что там вам будет уютно и спокойно. Правда, у меня не так много прислуги, но думаю, что ваши золотые ручки справятся с посильной работой. Я неприхотлив. Чистое белье, вкусный ужин, отсутствие паутины на стенах и чтение книг по ночам— вот все, что мне нужно. Граф де Рени сказал, что вы обучены грамоте, а значит, сможете вести учет доходом и расходам, закупать все необходимое для поместья. Потому экономку я уволю. Зачем платить жалованье, если вы прекрасно справитесь с ее обязанностями. Летом ко мне приезжают правнучки. Их у меня тридцать — или тридцать пять, все время забываю сколько. Вы с ними прекрасно поладите. Будете приглядывать за ними, развлекать их, водить на озеро, шить для них кукол.