На языке мертвых

С каждой секундой Анабееву становилось все теплее, и вскоре он почувствовал невыносимую жару. Земля жгла ему спину словно раскаленная сковорода, тягучий желатиновый воздух медленно обтекал его и кипятком вливался в саднящие легкие. Черное небо озарилось несколькими оранжевыми всполохами и вдруг запылало от горизонта до горизонта.
Анабеев заметался, заголосил дурным голосом и ослабевшими руками начал срывать с себя бинты. Он катался по земле, сучил нотами, а где-то рядом, вне поля его зрения кричали и топали люди.
Анабеев с трудом разлепил глаза, посмотрел вначале на лампочку, затем на соседнюю койку и только после этого на зарешеченное Окно. На пол с грохотом упала изуродованная рама, осколки стекла, бликуя в воздухе, разлетелись по всей палате, и из кромешной уличной темноты, на подоконник ступил маленький безобразный человечек с окровавленными руками.
— Я буду платить тебе алименты, — пытаясь принять сидячее положение, прошептал Анабеев.
  
V
 
Если не считать расхлябанной детской кроватки у самого окна, то за последние восемь месяцев комната Люси никак не изменилась. Сама она сидела пьяная на раздрызганном диване и жаловалась Анабееву:
— Ой, жить не хочется… и еще этот, черт бы его побрал. Куда он мне?
— А чем я-то могу тебе помочь? — с тихой ненавистью спросил Анабеев. — Ну что, денег тебе дать? Так ты их тут же пропьешь.
— Да уйди ты, козел, — визгливо крикнула Люся. — Подавись своими деньгами. Иди отсюда.
Анабеев посмотрел на часы, открыл дверь и на прощанье сказал:
— Во всяком случае запомни: будешь трепаться — убью!
Анабеев выскочил на улицу, обернулся, на прощанье смачно плюнул в дверь подъезда и безуспешно попытался прикурить сигарету. Ветер не давал спичкам разгореться, и он вошел в подъезд соседнего дома. У самой двери он посмотрел назад и увидел, как что-то вроде светлой собаки мелькнуло в соседних кустах. Анабеев вздрогнул, щелчком отправил прикуренную сигарету в подъезд и быстро зашагал домой.
  
Агата Кристи
 
Светоч
 
Это был старый дом. Все дома этого квартала были старыми, исполненные той достойной и пренебрежительной древности, которая встречается обычно в епископских городах. Но этот, дом номер 18, был древнейшим из древнейших.
Патриархально торжественный, он возвышался серее самых серых, ледянее самых ледяных. Строгий, надменный, с печатью скорби, свойственной давно не обитаемым жилищам, которая царила и над его соседями. В любом другом городе не стеснялись бы говорить о нем, как о доме с привидениями. Но Вейминстер не любил призраков. Они не были правом городка, а лишь знатных семейств графства. Никто никогда не называл его домом с привидениями, однако это не мешало тому, чтобы долгие годы, необитаемый, он предназначался на продажу или сдачу внаем.
Миссис Ланкастер посмотрела на дом одобрительно. Агент по продаже недвижимости, сопровождавший ее, переполнялся радостью от перспективы избавиться от дома. Не прерывая своих многословных комментариев, он вставил ключ в замочную скважину.
— Сколько времени дом пустовал? — резко бросила миссис Ланкастер.
Мистер Радиш (из «Радиш энд Форлоу» — услуги по недвижимости) слегка растерялся.
— Э…Э…В течение некоторого времени, — ответил он неопределенно-слащаво.
— И мне так кажется, — сухо заметила миссис Ланкастер.
В слабо освещенном холле царил зловещий холод. Другая женщина, наделенная минимумом воображения, без сомнения, содрогнулась бы. Но миссис Ланкастер твердо стояла ногами на земле. Это была крупная шатенка с огромной шевелюрой немного седеющих волос, с голубыми ледяными глазами.
Она осмотрела дом от подвала до чердака, задавая только относящиеся к делу вопросы. Проверка окончилась, и миссис Ланкастер, вернувшись в одну из комнат фасада, взглянула на агента по продаже недвижимости решительным взглядом.
— Что происходит в этом доме?
Мистер Радиш не ожидал атаки.
— Конечно, о домах, в которых не живут, всегда что-то рассказывают, — отважился он.
 
— Не говорите чепухи. Плата до смешного низка для такого дома — фактически символическая. Должна быть этому причина. Может быть, дом с привидениями?
Мистер Радиш слегка вздрогнул, но не проронил ни слова.
Миссис Ланкастер несколько мгновений смотрела на него пронизывающим взглядом. Затем продолжила:
— Ладно, это все абсурд. Я не верю ни в какие привидения. Из-за таких глупостей я не откажусь от дома. Тем не менее слуги вообще очень легковерны и поддаются влиянию. Поэтому я была бы признательна, если бы вы рассказали мне из-за чего о доме такое мнение?
— Я… э… я полностью его игнорирую, — пробормотал он.
— А я совсем наоборот, — сказала спокойно дама. — Я не могу купить дом, не зная, что здесь произошло. Убийство?
— О нет! — воскликнул Радиш, шокированный самой мыслью об этом, совершенно не сообразующейся с репутацией квартала. — Это… Там… Это всего лишь ребенок.
— Ребенок?
— Да. Я не знаю точно эту историю, — начал он нерешительно. — Существует, конечно, множество разных версий. Тридцать лет назад человек по имени Вильямс поселился в этом доме. Никто ничего о нем не знал. У него не было семьи, друзей, и он не выходил на улицу днем. У этого человека был ребенок, маленький мальчик. Вильямс не прожил здесь и двух месяцев, как поехал в Лондон. Едва он уехал, стало известно, что его разыскивает полиция. Я не знаю, в чем его обвиняли. Но, должно быть, речь шла о каком-то серьезном преступлении, так как он предпочел застрелиться, чем быть пойманным. Все это время его сын оставался совсем один в доме. У него было немного еды, и он ждал возвращения отца. Отец приказал ему никогда не выходить из дома, ни под каким предлогом ни к кому не обращаться. Это был слабый, болезненный малыш, никогда и не мечтавший ослушаться. Ночью соседи — которым было все равно — слышали, как он рыдает, ужасно одинокий в этом большом пустом доме. — Мистер Радиш остановился.
— И…э…он умер от голода, — заключил он так, как будто сообщал, что пошел дождь.
— Считается, что дух этого ребенка в доме?
— Но это несерьезно, — поспешно сказал мистер Радиш. — Его никогда не видели. Некоторые — но это, конечно, смешно — настаивают, что слышали плач.
Миссис Ланкастер направилась к двери.
— Дом мне очень нравится. Я не найду ничего лучшего за эту цену. Я подумаю. Буду держать вас в курсе.
— Весело, ты не находишь, отец?
Миссис Ланкастер посмотрела на свое новое владение с удовлетворением. Ковры живых расцветок, полированная мебель и множество безделушек совсем изменили еще недавно такой мрачный дом номер 18.
Она обращалась к бледному, сгорбленному старику с утонченным, загадочным лицом. М. Винборн и дочь совершенно не были похожи друг на друга. Трудно было бы представить контраст более потрясающий: она, прагматичная и решительная, и он, рассеянный мечтатель.
— Да, — ответил он улыбаясь. — Не верится, что здесь водятся привидения.
— Отец, не говорите вздор. Даже в день нашего приезда!
— Ладно, — М. Винборн продолжал улыбаться, — решено. Мы будем вести себя так, как будто, здесь нет ни малейшего привидения.
— И я прошу тебя, — сказала миссис Ланкастер, — ни слова об этом при Джеффе. Он так впечатлителен.
Джеффом звали маленького сына миссис Ланкастер. Семья состояла из М. Винборна, его дочери, вдовы, и самого Джеффри.
Дождь бил в оконное стекло. Тап-тап, тап-тап.
— Слушай, — сказал М. Бинборн. — Это не шум шагов?
— Это всего лишь дождь, — ответила миссис Ланкастер с улыбкой.
— Но это, сейчас, не правда ли шум шагов? — настаивал отец, подвинувшись вперед, чтобы лучше слышать.
Миссис Ланкастер расхохоталась.
— Это Джефф спускается по лестнице.
М. Винборн тоже рассмеялся. Они пили чай в холле, и он сидел спиной к лестнице. М. Винборн развернул свое кресло так, чтобы быть лицом к ней.