Наследие. Нимфа (СИ)
В этом яростном поцелуе я вдруг различила обреченность и печаль, а следом надежду и нежность. И я потерялась. Проскочившие эмоции выбили из колеи и поцелуй превратился в мягкий. Язык сида скользнул внутрь, и я разрешила пить мои силы. Сейчас не могла дать ему умереть. Не тогда, когда я рядом.
— Вернись ко мне, — зашептали его губы в перерывах вздохов.
А я молчала, потому что не знала, что сказать и не совсем понимала свою принадлежность на данный момент. Но сейчас это не являлось главным. Аодх оторвался от горящих губ, согнувшись, прислонился своим лбом к моему и тяжело дыша прикрыл глаза.
— Далия, — произнес он хрипло, и в моем имени звучало столько мольбы, что я закусила губу. — Я умираю без тебя.
Вот и как быть? С одной стороны, гордость, с другой стороны — я панацея для бессмертного сида. Блииин! Не могу решиться. Вернее, я знаю, как поступить, но… Мое лицо обхватили прохладные ладони и сид принялся покрывать его легкими поцелуями.
— Скажи, и я приду за тобой.
— Я… Я… — И в этот момент меня что-то толкнуло в грудь, по ощущению напоминая таран. Воздух вышибло из легких, и я распахнула глаза. Сердце колотилось, я открывала и закрывала рот, словно рыба выброшенная на берег, а в уголках глаз скопились слезы. Ну и пробуждение. Как будто и, правда, получила удар.
Часто дыша, подскочила на постели. Сон. Просто сон. Утерла выступившую испарину и… откинув одеяло ринулась к зеркалу. Всмотревшись в отражение выдохнула с облегчением. Губы имели обычный вид, но пульсировали и горели, словно Аодх правда их долго мучил.
— Какой реалистичный сон, — прошептала глядя на свое бледное отражение; светлые волосы взлохмачены, глаза, цвета синего аквамарина, горят каким-то внутренним светом.
Хлопнув себя по щекам, направилась в ванную, а оттуда, посвежевшая на кухню. Родители на работе, а у меня еще несколько дней в запасе до возвращения к учебе. И что делать? Я была безумна рада, что мама приняла мой «неправдоподобный» рассказ, одновременно узнавая, что и с ней какая-то дичь происходила. Но лишь вскользь.
Оттянула ворот футболки чтобы еще раз убедиться, что роза никуда не делась и в ближайшее столетие явно никуда не исчезнет. И, кажется, она немного жглась. Поначалу не придала этому значение, а сейчас четко уловила этот неприятный дискомфорт. Чтобы это значило? Но ответов у меня не нашлось.
Достав кусочек опала повертела за цепочку любуясь разноцветным мерцанием в солнечных лучах. Что за тайна с ним связана? У кого узнать? Бабушки нет, она возможно, что-то бы рассказала. А дедушка в курсе всей этой мистики? Вряд ли. Я нахмурилась потирая лоб, но ведь кто-то что-то должен знать.
Сидя на подоконнике с почти остывшей чашкой чая поставленную рядом, болтая ногой, смотрела на улицу сжимая обломок радужного кулона в руке. Осень лишь вступила в свои права и потому деревья еще кутались в зелено-желтую листву. Ветер гонял по дорожкам сорванные золотистые лоскутки некогда бывшей зеленой одежды, заставляя дворников вновь работать метлами. Немногочисленная детвора покоряла вершины горок и турникетов, самые маленькие возились в песке под присмотром бабушек или мам.
Пятница — короткий рабочий день для многих, особенно для учеников. Раньше приходят домой и могут счастливо и беззаботно бегать по улице.
Вновь глянула на потеплевший камушек. Раз это семейная реликвия, то, возможно, имеются какие-то записи? Надо съездить в гости к дедушке и проверить. Может, бабушка вела дневник.
Определившись с целью, позвонила маме и предупредила о своих планах.
— Я не совсем уверена, что это хорошая идея, дочь.
В голосе родительницы слышалось сомнение. Все же она не до конца мне поверила, да и сон свой считает просто совпадением с моим рассказом. Якобы все наложилось друг на друга и скорее всего у нее на фоне этого образовалась ложная память. Я не виню ее в сомнениях, но благодарна, что мама пока держится и отвозить в психиатрическую больницу в ближайшее время меня не собирается.
— Даже если нет никаких записей, то я хоть дедушку повидаю.
— Ну, хорошо. Только будь осторожна и к понедельнику чтобы вернулась. Сегодня будет готова справка. Занятия больше пропускать нельзя.
Вот она — вернулась волевая женщина, не терпящая отгулов.
— Да, мам, обязательно, — клятвенно заверила ее по всем пунктам.
И вот, войдя в калитку, что возвестила о чужом вторжении практически на всю улицу диким скрипом, поднялась по истертым доскам ступеней. Поездка до деревни Маковки заняла два часа с половиной, плюс пятнадцать минут по лесу.
— О, кого я вижу! Неужели мои глаза меня обманывают? — с легкой издевкой в голосе, прищурив светло-голубые глаза, отложив в сторону нож, которым резал огурец и обтерев руки полотенцем, деда двинулся ко мне.
Закатив глаза, не удержала улыбки.
— Привет, дедуль! Безумна рада видеть тебя в хорошем расположении духа. — Нырнула в раскрытые объятия вдыхая запах выпечки — да, дедуля умеет печь! — и огуречный дух.
— Решила подышать свежим воздухом?
— Да. И мозги проветрить.
— Это правильно. В городе так не отдохнешь как в деревне. Баньку топить?
— Ага.
— Тогда сейчас салат дорежу, пообедаем, да затоплю.
— Дедаа, а после бабушки остались какие-нибудь вещи? Или письма… что-нибудь? — понимала, что время прошло достаточно много и вряд ли что-то сохранилось, но надежда умирает последней.
После смерти бабули, деда долго жил один. Затем появилась женщина с которой он прожил достаточно долго. Заимел еще одного ребенка. Жена его — Валентина Петровна — скончалась пять лет назад. Деда вновь овдовел. Его младший сын не очень-то и общается с нами. Только когда что-то нужно, вспоминает, что у него имеются родственники.
— Сохранилось кое-что, а как же. Рука не поднялась выкинуть.
Да, я в курсе, что моя бабуля первая и сильная любовь дедули. Вторую жену он тоже любил, но не так страстно, зато у них было полное взаимопонимание. В общем, Валентина Петровна была хорошей женщиной.
— Можно посмотреть?
— Конечно, Лия. Это же вещи твоей бабушки, ты должна знать ее историю. Думал, уж никогда не попросишь.
Криво улыбнулась. Ну да, если бы не один случай, так бы и не попросила окунуться в прошлое бабули.
— На чердаке найдешь такой большой сундук. В нем посмотри, все там хранил. Стой, — крикнул деда стартовавшей мне вдогонку. — Ключик-то возьми в серванте в деревянной шкатулке.
Завернула в зал, быстро отыскала заветный ключик и помчалась к лестнице на чердак. Внутри все горело от какого-то предвкушения и нетерпения, потому подъем запомнился плохо.
На чердаке хранились раритетные вещи, наверное, еще с СССР. Плакаты тех времен валялись полусвернутые в одном углу вместе с остатками обоев (которые лишние). Куски ванной плитки разных цветов и форм покоились в коробке рядом.
Старые ковры в пленке, ненужные и выцветшие картины, граммофон, несколько перегоревших утюгов, ненужные панели, шторы, тряпки и до фига разной мелочи. Вроде не нужная, но все же «а вдруг пригодится?» Вот она Русская душа Плюшкина. Все это заполоняло, и так небольшой чердачок деревенского домика, доверху.
Продвигалась между коробок и досок то бочком, то практически ползком. Массивный, расписной сундук находился в самом дальнем углу. Много раз его видела, но чуть ли не амбарный замок, не давал удовлетворить любопытство. Представляла что там спрятан клад, но ключ у деда не спрашивала. Хотела найти сама! Как настоящий искатель сокровищ. Но, так ничего и не получилось и расстроившись, бросила эту затею.
Сундук меня встретил потемневшим железом, проржавевшим замком и потускневшим деревом. Старинный и большой. Проведя по узорчатой крышке рукой стряхнула чуть ли не вековой слой пыли. Оттряхнула руку и чихнула. Отыскав кусочек тряпки, осторожно смахнула пыль и вновь расчихалась. Тут не помешала бы влажная уборка.
С трудом откинула крышку и заглянула внутрь. В детстве ожидала увидеть в нем ракушки, камни, корону для принцессы и много различных блестяшек, может даже волшебное существо. Сейчас же разглядывая фотоальбомы, какие-то журналы, книги, несколько цветных шерстяных клубков со спицами, ощущала, как предвкушающее волнение утихомиривается. Это были не те сокровища ожидаемые мной, но все же очень важные. Важные для родных, как прошлое близкого человека, оставленного в напоминание им.