Лотосовый Терем (СИ)

С одиннадцатого числа пятого лунного месяца начинался сезон цветения синих лотосов, однако в усадьбе Цайлян было безлюдно, прежнее оживление совершенно исчезло. После смерти жены Го Хо только и делал, что упражнялся с мечом — порубил множество деревьев гинкго на заднем дворе, любовно выращенных отцом, расколол несколько купленных за большие деньги фигурных камней, и весьма гордился своими успехами в боевых искусствах. Го Дафу последние несколько дней сидел напротив пустынного двора и сокрушённо вздыхал над расчётными книгами. В детстве он потерял мать, в молодости — похоронил жену, а теперь же ни с того ни с сего умерла невестка. Неужели это наказание за то, что в юности он однажды продал поддельное лекарство? Нет, не может быть, мучительно размышлял Го Дафу, если это наказание, то при чём тут его матушка, которую он даже не помнил? Когда его матушка умерла, он был ещё грудным младенцем и не успел ни в чём провиниться…
— Хозяин. — Служанка Сюфэн поднесла чашку горячего чая. — Один молодой господин говорит, что хотел бы посмотреть лотосовое озеро. Его не пустили за ворота, но в последнее время гостей мало, и вы, хозяин, говорили…
Большинство тех, кто стучался в ворота, были голодранцами, потому их и не пускали. Го Дафу нетерпеливо замахал руками.
— А-а… Пусть заходит, пусть заходит, с тех пор, как Сусу там утонула, никто не спускается к воде, может, хоть прогоним неудачу.
— Так… А где же? — Вдруг рядом с ногами Го Дафу из лотосового озера с плеском высунулась голова и с недоумением спросила: — А где тут ступеньки? Есть кто дома?
Сюфэн взвизгнула и выронила из рук чашку с горячим чаем, незнакомец поспешно нырнул в воду. Го Дафу разглядел, что среди лотосовых цветов и листьев скрывается мужчина, и принялся звать прислугу.
— Эй, кто-нибудь, сюда! Держи вора! Грабитель!
— Грабитель? — Человек в лотосах удивился ещё сильнее, огляделся вокруг и вдруг осознал. — Я?
Ещё не оправившись от испуга, Сюфэн закивала, а потом узнала его.
— Хозяин, да это же господин Ли, который только что стучался в ворота.
Го Дафу недоверчиво смерил взглядом мокрого насквозь незнакомца.
— Ты кто такой? Зачем в воду залез?
Молодой человек неловко кашлянул.
— Мост снаружи оказался немного скользким…
Сюфэн с Го Дафу опешили — так он свалился в ручей за пределами усадьбы, и его смыло потоком в озеро — никакой он не вор.
— Вы пришли полюбоваться лотосами?
Он покивал.
— Вообще-то… у моего дома не хватает одной доски…
Не успел он договорить, как Го Дафу расцвёл.
— Вы умеете писать стихи?
— А? Стихи?
Го Дафу снова оглядел его сверху донизу — этот принесённый потоком молодой человек имел наружность бедного учёного.
— Давайте так. В мою усадьбу Цайлян пускают только уважаемых и благородных людей, но если вы владеете стихосложением и напишете для меня несколько стихов о лотосах, я позволю вам пожить здесь три дня. Как вам?
— Но люди древности столько написали о лотосах… — в замешательстве проговорил незнакомец.
— Верно, верно, — разулыбался Го Дафу. — Но разве среди них есть стихи об этих синих лотосах?
Пошевелив своими неповоротливыми закостенелыми извилинами, промокший наконец сообразил: после несчастного случая репутация усадьбы Цайлян пострадала, и хозяин надеялся с помощью стихотворений о лотосах вернуть ей былую славу.
— Это… ну… — Молодой человек долго мялся в нерешительности и наконец твёрдо заявил: — Я умею слагать стихи.
Го Дафу сложил руки в приветствие — стоило промокшему сказать, что он умеет писать стихи, как уважение к нему возросло до небес.
— Эй, кто-нибудь, принесите для благородного господина Ли чистую одежду! Прошу, господин Ли, присаживайтесь.
“Грабитель” из озера как по волшебству преобразился в “благородного господина” и с изяществом сложил руки в приветствие, будто и сомнения быть не могло, что он — настоящий литературный гений, способный сложить стихи за семь шагов*.
Сложить стихи, пока делаешь семь шагов — о поэте Цао Чжи, которому его брат, император Вэнь-ди (дин. Вэй), заподозрив его в намерении отнять престол, под угрозой смерти приказал сочинить стихотворение за время, которое нужно для семи шагов. Поэт сочинил стихотворение «плач бобов», которые варили на их же ботве: «мы же от одного корня: зачем же нас обжигать так жестоко?!» Часто упоминается в литературе в качестве образца таланта и остроумия.
 
Свалившимся в воду “грабителем” на самом деле был недавно перебравшийся в Сюэюй Ли Ляньхуа. Во время переезда у его “Благого лотосового терема” отвалилась доска, и хотя дерево на замену нашлось, на нём недоставало узора, так что Ли Ляньхуа пришлось собственноручно его вырезать — потому-то он и искал повсюду цветы лотоса в качестве образца. Он и вообразить себе не мог, что по неосторожности свалившись в воду, вынырнет уже благородным господином Ли, умеющим слагать стихи.
— Господин Ли, сюда, пожалуйста, — Сюфэн повела Ли Ляньхуа в гостевые покои усадьбы. — В комнате приготовлена чистая одежда, господин Ли может выбрать, что придётся по душе.
Ли Ляньхуа уже собирался кивнуть, как вдруг споткнулся и ойкнув чуть не упал, но Сюфэн успела поддержать его.
— Осторожнее, в усадьбе высокие пороги.
Ли Ляньхуа опустил голову: действительно, пороги в усадьбе Цайлян были на цунь выше обычных, с непривычки легко запнуться.
— Ах, как неловко.
Вскоре Сюфэн заселила его в просторные и изысканные покои. Открыв окно, можно было увидеть лотосовое озеро протяжённостью в пять ли, пейзаж восхитительный и уединённый. На стенах висела каллиграфия и живопись, у окна стоял стол с четырьмя драгоценностями рабочего кабинета* — словом, имелось всё для поэтического вдохновения. После того, как Сюфэн удалилась, Ли Ляньхуа открыл сундук: одежда, сложенная внутри, пришлась бы по вкусу Фан Добину — вся из шёлка, частично вышитая мелкими узорами из облаков, элегантная и тонкой работы. Подумав немного, он выбрал самое дорогое платье, переоделся, погляделся в зеркало — и с радостью увидел в отражении талантливого человека, даже самому понравилось. Он встал и осмотрел эти пышные покои: стены были почтительно завешаны произведениями живописи и каллиграфии, на которых почерком, подобным полёту дракона и пляске феникса, было написано “Лотосы алым цветом оттеняют лица красоту”, “Как прежде, лотоса цветы, смеясь, встречают ветер весенний”* и даже “Словно лотосов раскрылись бутоны”* — и прочие тому подобные красноречия, которые можно найти повсюду, подписанные “начальник такого-то уезда”, “хозяин такого-то поместья”, “господин такой-то”. Ли Ляньхуа должным образом повосхищался и обратил взгляд к пейзажу за окном: был сезон синих лотосов, зелёные листья покачивались на ветру, пряча небольшие бледно-голубые цветы, прелестные и невинные — было в них своё очарование, иное, нежели у красных лотосов.
Четыре драгоценности рабочего кабинета — кисть, тушь, бумага и тушечница
Видоизмененные строки из стихотворения поэта Цуй Ху “Вспоминая о деревне к югу от Чанъань”, в оригинале говорится о цветах персика. Перевод стихотворения можно найти тут:
Видоизмененная строка из стихотворения поэта Цэнь Шэня “Песня белого снега во время прощания с господином У, возвращающимся в столицу”, в оригинале говорится о цветущих грушах. Перевод стихотворения можно найти тут:  https://stihi.ru/2019/11/10/3254
Неожиданно над спокойным и уединённым озером заструился тёмный дым. Ли Ляньхуа высунулся в окно — среди цветов и листьев медленно гребла на маленькой лодочке старуха в коричневом платье, что-то повторяя вслух и сжигая ритуальные деньги в ярко горящей жаровне. Закончив с этим, она сокрушённо вздохнула, глядя на цветущее синими лотосами озеро, а потом ни с того ни с сего разразилась проклятиями. Ругалась она просторечно, так что Ли Ляньхуа ничего не понял, выбрался через окно, окликнул старуху с берега, успешно перебрался в лодку и завёл с ней беседу.