Лотосовый Терем (СИ)

“Гэ Пань” однако бросил ледяной взгляд на Ли Ляньхуа, а от его извиняющегося вида преисполнился ещё большей ненависти.
— Знаменитый Ли Ляньхуа обладает никчёмными боевыми навыками и храбростью, которую и не разглядишь — мне следовало бы удивиться, — холодно сказал он. — К сожалению, ты слишком похож на шута.
Фан Добин не сдержал смешка.
— Он и есть шут.
— Ах, мне так стыдно, — сказал Ли Ляньхуа. — Однако нам всё ещё нужно прояснить, что произошло между отцом и сыном.
— Ты так уверен в своём уме и божественно прозорлив, что ни к чему спрашивать меня, — холодно усмехнулся “Гэ Пань”, закрыл рот и не проронил ни слова, как бы грубо ни тряс его Фан Добин.
Ян Цююэ простукивал стены покоев — эта “комната” была настолько больше обычных; он не видел императорского дворца и гадал — неужели императоры живут в таких огромных домах? За инкрустированной слоновой костью кроватью из красного дерева имелась ещё одна комната, в которой стояла ширма и ещё одна подставка для циня, на которой лежал “жемчужный водопад”*.
«Жемчужный водопад» — цинь с таким названием действительно существует, но относится к династии Мин; здесь можно посмотреть фото:  https://baike.baidu.com/item/飞瀑连珠
Ли Ляньхуа прошёл в комнату за кроватью, заглянул за ширму — что-то бросилось ему в глаза, он помедлил и позвал:
— Фан Добин, здесь кое-что интересное.
Господин Фан снова запечатал “Гэ Паню” точку немоты и подбежал, сгорая от любопытства.
— Что? А-а-а!
Удивительно, но за ширмой лежал ещё один скелет.
— Это женские покои, — сказал Ян Цююэ. — Судя по узорным шелкам, не исключено, что это наложница либо императора Сичэна, либо императора Фанцзи.
Этот скелет отличался от двух в предыдущей комнате — на нём было белоснежное шёлковое платье, за сотни лет ничуть не пострадавшее от времени, волосы собраны в безукоризненный узел без украшений, голова слегка наклонена набок. От женщины остался один скелет, но эти белые кости производили впечатление нежности, благородства и очарования, при жизни она наверняка обладала красотой, покоряющей государства.
Фан Добин не сводил глаз с останков.
— Она прекрасна, даже спустя сотни лет после смерти.
Ли Ляньхуа осторожно потянул белую ткань — хотя тело давно истлело, но платье всё ещё плотно обтягивало кости, и его нелегко было распустить. Осмотревшись внимательнее, они обнаружили, что за комнатой с ширмой и цинем прохода дальше не было: это было самое глубокое место в гробнице, со всех сторон окружённое бесчисленной толщей почвы и горной породы. Кто бы мог подумать, что тайна, сокрытая под величественным и роскошным Си-лином — женские покои?
За их порогом молодой император убил собственного отца и пал у Врат Гуаньинь.
Кем же была эта женщина?
Послышалось бренчание, от чего Ян Цююэ с Фан Добином вздрогнули. Ли Ляньхуа потеребил струны “жемчужного водопада”, снова прижал их. Фан Добин, напуганный им дважды, вышел из себя.
— Ли Ляньхуа, ты что творишь? Словно вопли призраков, слушать невыносимо!
— На цине что-то написано! — воскликнул Ян Цююэ.
Ли Ляньхуа как раз внимательно рассматривал надписи на корпусе циня. “Не будучи целомудренным, нельзя достичь просветленности воли…”* Почерк был энергичный, а последняя черта растянулась по корпусу, как будто писавший бросил кисть. Этот семиструнный цинь был очень древним, с чёрным и блестящим корпусом — и рассмотреть надпись было нелегко.
Цитата из "Книга сердца, или искусство полководца". Чжугэ Лян в предсмертных наставлениях дает сыну совет: "Благородный муж покоем совершенствует себя, бескорыстием взращивает свое совершенство. Не будучи целомудренным, нельзя достичь просветленности воли. Не храня в себе покой, нельзя достичь отдаленной цели. А посему учение следует покою, а таланты следуют учению. Без учения невозможно развить свои таланты, а без покоя невозможно добиться успеха в учении…"
Они обошли комнату ещё несколько раз, но не обнаружили ничего нового, когда же вернулись в палаты, то увидели, что взгляд “Гэ Паня” прикован к останкам в земле. Поразмыслив, Фан Добин вытащил скелет из ямы.
 
Скелет уже совсем рассыпался и держался лишь за счёт истрёпанного императорского одеяния, за которое его и вытащил Фан Добин, а потом высыпал содержимое этого “мешка”. С дребезгом и клубами пыли кости разлетелись по полу, а помимо них обнаружились печать, нефритовый флакон, свиток с нотами, а также маленькая статуэтка из золота и серебра. Статуэтка весьма походила на Гуаньинь, высеченную на вратах, с благородным и прекрасным ликом и мягко струящимися одеяниями — и несмотря на повреждения, оставалась редким сокровищем. Напротив, Гуаньинь на вратах хоть и была искусно вырезана, однако её образу недоставало милосердия и благородства — очевидно, мастера взяли за образец статуэтку.
Фан Добин подобрал печать и покрутил в руках.
— И впрямь большая императорская печать. Хотя мне раньше не доводилось видеть такие, но нефрит — самого высшего сорта.
— Судя по всему, император Сичэн был убит императором Фанцзи, — сказал Ян Цююэ, — однако в летописях говорится, что его торжественно похоронили в соответствии с этикетом после внезапной смерти. Как получилось, что его закололи кинжалом в спину в этом месте?
Ли Ляньхуа слегка улыбнулся.
— Си-лин построен так необычно — полагаю, изначально он задумывался как императорская гробница, однако позже по неясной причине был переделан в тайный дворец. Разве мог император Сичэн превратить свою усыпальницу в тайный дворец без умысла?
— Какого умысла? — вытаращил глаза Фан Добин.
— Наверняка имеющего серьёзное отношение к императору Фанцзи, — сухо заметил Ян Цююэ.
— Вы правда не понимаете? — вздохнул Ли Ляньхуа. — Сичэн приказал выгравировать на входе в подземный дворец многословное и пространное “Наставление врачевателя”, в чём основная идея этой истории? В ней говорится, что отец желает сыновьям добра, и даже то, что его смерть — постановка, не считается ложью, разве не так?
— Смерть Сичэна была постановкой? — не удержались от возгласа Фан Добин и Ян Цююэ.
Ли Ляньхуа указал на женские покои позади себя.
— На цине написано “Не будучи целомудренным, нельзя достичь просветленности воли”, а на глазурованном экране изображён карп, превращающийся в дракона…
Фан Добина наконец осенило.
— А! Это изречение из “Заповедей” Чжугэ Ляна! “Наставление врачевателя”, “Книга заповедей” — похоже, Сичэн возлагал большие надежды на сына, надеялся, что сын станет драконом.
— Что же такого сотворил император Фанцзи, что Сичэн решил притвориться мёртвым? — поразился Ян Цююэ.
Ли Ляньхуа тихонько кашлянул и медленно проговорил:
— Полагаю… Император Фанцзи увлёкся… женщиной из тех покоев.
— Да кто же она? — фыркнул Фан Добин.
— Возможно, она была наложницей императора Сичэна, — ответил Ли Ляньхуа. — А император Фанцзи влюбился в неё, чем опечалил отца.
Господин Фан снова фыркнул.
— Откуда ты знаешь, что она не наложница Фанцзи?
— Это Си-лин… — Ли Ляньхуа пожал плечами. — Император Сичэн находился в собственной усыпальнице, разве могла с ним оказаться наложница Фанцзи? К тому же… к тому же…
— Что? — не выдержал Ян Цююэ.
— К тому же, эта женщина… — неторопливо проговорил лекарь. — Умерла задолго до Сичэна и Фанцзи.
Фан Добин слушал с возрастающим изумлением.
— Ты хочешь сказать… — Он ткнул пальцем на скелет. — Что эта женщина… умерла здесь давно, а Сичэн был ещё жив в то время?
Ли Ляньхуа кивнул. Ян Цююэ ничего не понял и озадаченно помотал головой, не в силах постичь.
— Вы не заметили, что её скелет совершенно отличается от останков Сичэна и Фанцзи? Её одежда в полном порядке, волосы аккуратно собраны, куда чище, чем скелеты двух императоров.
Фан Добин кивнул.
— Ну и что с того?
Ли Ляньхуа снова вздохнул, похоже, разочарованный недогадливостью друга.