Измена. Дар богини драконов (СИ)

Встаю и бреду наугад, главное — добраться до ограды, а дальше будет легче.
Листва шуршит под ногами, и кажется, что по моему следу кто-то идет. То и дело пугливо оглядываюсь, прислушиваюсь к звукам.
Пытаюсь отогнать от себя дурные мысли.
Царапины на руках от колючек ежевики саднят. Тонкая подошва туфелек не спасает от острых сучков на ветках, валяющихся на земле. Вдобавок постоянно спотыкаюсь об узловатые корни деревьев. Когда уже этот кошмар закончится?
Вижу вдалеке мелькающий огонек, похожий на красного светлячка. Может, это знак от Богини?
Иду на него с верой и надеждой на лучшее.
И правда, вскоре выхожу к изгороди.
Огонек оказался горящим концом папиросы. У ограды крутятся две темные мужские фигуры.
Останавливаюсь и замираю, стараясь не шуметь. Мне не нужны свидетели моего побега.
Но то, что я слышу, ввергает меня в шок.
— Чё-то эта девка задерживается, бездна ее дери.
Голос грубый и хриплый, насквозь прокуренный. Папироска падает на дорогу и с шипением гаснет в лужице.
— Может, дамочка сбрехала? Дала гроши авансом, а мы тут сидим, как дурни, — гундосит второй мужчина.
— Угу, дело верняк, дело верняк! Кто это говорил, а? Надо было сразу все деньги требовать. А то — сделаете работу, тогда и деньги получите. Если эта коза вообще не придет, то и не видать нам денежек.
— Денежки должны быть при девке, а девки нет.
Невольно стискиваю туго набитый кошелек в кармане.
На извозчиков эти мужчины совсем не похожи, скорее, на бандитов с большой дороги. И поджидают свою жертву они как раз возле калитки, от которой я так неудачно потеряла ключ.
— Может, ну ее, а?
— Ага, скажет, аванс взяли, а дело не сделали. Или чего хуже подумает, что мы девку упустили. Уговор был: девку порешить, деньги забрать, а кошель оставить. Вроде как мокруха с ограблением.
— И чего теперь?
— Ждать. Другого выхода нет.
Оказывается, вот такой был план у Лилии. Никакого капитана, как и корабля, никогда не существовало. Меня должны были убить здесь, возле забора, инсценировав ограбление. Не думала, что она способна избавиться от конкурентки на ее место таким грязным способом. Неужели Эрнан не видит ее лицемерия и подлости? Или он сам не лучше ее?
Что же теперь делать? Как мне уйти отсюда так, чтобы они меня не заметили. Боюсь, что любая сухая ветка, на которую я наступлю, меня выдаст. Пока меня скрывает раскидистое дерево, они меня не заметят. Рано или поздно им надоест ждать, и они уйдут. Принятое решение кажется мне верным. Вот только у меня успевают затечь ноги от стояния в одном положении.
Подельники все это время прогуливались вдоль изгороди, жарко, чуть ли не до драки спорили и покинули свой пост только тогда, когда забрезжил рассвет.
Выдохнув, на негнущихся ногах выхожу из укрытия. Теперь, на рассвете, отыскать лазейку будет проще. Обхожу несколько раз вдоль изгороди и понимаю, что изгородь цела целешенька, пролезть негде.
И взобраться на нее не получится.
Если только…
Осматриваю растущие рядом деревья. Вот оно! Ветка нависает над изгородью. Причем она довольно толстая, должна выдержать мой вес. Вскарабкавшись на дерево и продвинувшись по ветке, я смогу спрыгнуть на дорогу.
По деревьям я лазила не только в детстве, но и в монастыре. Так мы собирали урожай с верхушек деревьев. Поэтому мне не составило труда взобраться по стволу и усесться на нужную ветку. Оседлав ее, я потихоньку продвигаюсь к ее концу. Сейчас останется только перекинуть через нее ногу и спрыгнуть на мостовую. Но в этот миг ветка с треском ломается, и я падаю на камни. Бездна, как же больно! Полежав с минуту и немного придя в себя, я, кряхтя и охая, поднимаюсь и, припадая на ногу, ковыляю прочь от этого места.
Хорошо, что я знаю дорогу до храма Богини. Во время прогулок с Лилией я видела его полукруглый купол, выкрашенный синим, со сверкающими, точно звезды, самоцветами.
Город просыпается, скидывая с себя, как одеяло, предрассветный туман. На улицу выходят работяги — дворники, молочники, лавочники, пекари. Богатеи встанут со своих теплых кроватей, томно потягиваясь, только ближе к обеду, когда все будет готово для обслуживания их потребностей.
 
Можно не бояться. Знакомых Эрнана в такое время я не встречу. А простым людям на меня плевать. Для них я чумазая оборванка. После того как мне пришлось продираться сквозь колючие кустарники в саду, платье превратилось в грязные лохмотья. Никто не распознает во мне супругу лорда Морригана. Во взглядах встречных женщин читается жалость, смешанная с брезгливостью. А мужчины и вовсе смотрят сквозь меня.
Нога очень сильно болит. Все-таки я хорошо приложилась о мостовую. Радует, что я ничего себе не сломала. Что было б в этом случае, представить страшно.
На чистом упрямстве добираюсь до храма. Боль в ноге пульсирует, превращая каждый шаг в муку. Но даже если бы пришлось ползти на локтях, я все равно оказалась бы здесь, где мне могут подарить свободу.
Дверь в храм не заперта, но она такая тяжелая, что не сразу поддается. Оказавшись внутри, выдыхаю. Здесь спокойная, умиротворяющая атмосфера. Мягко горят желтоватым огнем свечи в высоких напольных подсвечниках, пахнет свежими цветами, стоящими повсюду в круглых вазонах.
Статуя Богини все так же свысока взирает на прихожан. Ее руки расставлены в стороны, будто она собирается обнять любого, кто пришел просить ее о помощи.
Падаю на колени у постамента и просто рыдаю. Слезы безостановочно текут по щекам, губы дрожат, плечи трясутся. Проходит довольно много времени, прежде чем у меня получается успокоиться.
— Мать всего сущего, помоги мне! — молюсь горячо и истово. — На тебя одна надежда. Можешь покарать меня самой жестокой карой, но с тем, кто стал моим мужем мне не жить. Я была готова стать верной женой и хорошей матерью, любить и почитать мужа, но не готова стать вещью в его руках. Ты все видишь, ты все знаешь, Всеблагая. Я не верю, что дочерям своим ты уготовила участь бесправной скотины. Верую в твое могущество и справедливость.
В какой-то момент мне кажется, что от колонны отделяется белая тень. Смаргиваю с глаз слезную пелену и никого постороннего в храме не вижу.
Постепенно мне становится легче. Возможно, мне просто нужно было выговориться. С каждым сказанным словом с моей души падает камень, и становится легче дышать, хотя я до сих пор не знаю, что мне делать дальше. Мое будущее все так же безрадостно и туманно.
В какой-то момент я вздрагиваю, оттого что на мое плечо ложится чья-то рука. Ко мне подошли так тихо, что я ничего не услышала. Оборачиваюсь и вижу мать-настоятельницу.
— Деточка моя, Ясмина, вставай, — она помогает мне подняться и крепко прижимает к себе. — На кого же ты похожа, бедная. Давай присядем, и ты мне все расскажешь.
Она подводит меня к одной из скамеек, ждет, пока я сяду, и со вздохом опускается рядом.
— Вы говорили, что он будет любить меня, — всхлипываю я.
— А он?
— А у него другая любимая женщина, которая живет в том же доме, что и я.
— Матерь-Богиня, — ахает настоятельница.
— Я нужна ему для того, чтобы рожать детей. А любить он будет ее. Он сказал, что заберет моего ребенка, как только он немного подрастет, а потом я рожу им нового. И так будет до тех пор, пока он не решит, что наследников ему достаточно.
Мудрейшая Айседора с недоверием смотрит на меня.
— А ты…Ты беременна?
Задумываюсь, когда в последний раз приходила кровь, и не могу вспомнить.
— Нет, — не совсем уверенно отвечаю. Я не чувствую никаких изменений, мне не плохо, меня не мутит. Значит, Богиня миловала меня.
— Это хорошо, — говорит Айседора. — Он обижал тебя?
Не совсем понимаю, что имеет в виду настоятельница, потому молчу.
— Обижал, — делает она вывод сама. — В монастырь тебе возвращаться нельзя. Посиди здесь. Никуда не уходи. Дождись меня.
Киваю.
Напоследок Айседора гладит меня по голове и смотрит на меня с такой горечью, что у меня сжимается сердце.