Американец

По прибытии в отдел шеф снова затянул свою очаровательную серенаду, но еще на более высокой ноте.
— Почему я не отпустил вас в отпуск в Коррез и не поручил это дело кому-нибудь другому! Как только вспомню, сколько средств вы промотали на Сицилии и все впустую… Там вы, наверное, неплохо повеселились! Представляю себе вас порхающим перед доктором Поджи и вырастающим в его глазах, конечно же, за мой счет… Похоже, много наговорили гадостей в мой адрес там, на Сицилии. Что поделаешь: привычка — вторая натура! «Именно я арестовал Бюиссона, я схватил Жирье, именно я сцапал Пьеро-Психа» и все в том же духе, — а в это время Вьешен сидел, развалясь в кресле…» Не смейте отрицать. Я же отлично вас знаю! Тем не менее мне хочется, чтобы вы поняли одну вещь, Борниш: я ваш начальник. Я не лезу в самое пекло, но и без моего приказа вам там не бывать. Это понятно?
В этом месте Толстяк поперхнулся. С ним случился приступ кашля. Голос задрожал, глаза наполнились слезами:
— Взять опять же Сицилию. Надо бы быстренько на самолете вернуться назад, что сэкономило бы двадцать четыре часа и дало возможность взять Рокко в Медане, но как бы не так! Вы отправляетесь в Неаполь на пароходе! Спрашивается, зачем? Конечно, для того, чтобы пофлиртовать с барышнями на борту… Из-за этого все сорвалось. Вам придется объясняться с руководством. А я возьму и шепну пару слов директору… и министру тоже. Думаю, это не очень им понравится.
Требовалось переждать грозу. К этому я уже привык. Потом, когда шеф, обессиленный, опустился в кресло, я перешел в планомерную атаку. Нарисованная мной картина, подкрепленная мимикой и жестами, его немного успокоила. В итоге он вздохнул:
— Все же американцы вас околпачили и не пытайтесь это отрицать! По большому счету, ФБР, о котором вы так сладко поете, с их методами, их организацией, их финансовыми возможностями — это то же самое, что наша Префектура полиции. Все они мерзавцы!
Затем мы обсудили вопрос о необходимости допроса Лангуста, о том, как его упрятать за решетку за укрывательство преступника. Я представил свои аргументы. Что это нам могло дать? Ведь Рокко, скрываясь от идущих за ним по пятам шерифов, старших инспекторов и специальных агентов, оставался в своей Америке. Лучше было бы придержать этот козырь в руках до следующего раза…
Теперь оставалась Лилиан. Все вышесказанное в полной мере относилось и к ней. Зачем она нам была нужна в тюрьме? Лучше оставить ее в качестве приманки, может быть Мессина когда-нибудь и клюнет.
Обсуждение, прерываемое восклицаниями, вздохами, хождением Толстяка упругой походкой в обтягивающих задницу штанах взад и вперед по кабинету, продолжалось что-то около часа.
В конце концов мы пришли к решению о необходимости ждать дальнейшего развития событий… Они не должны были заставить себя долго ждать. Ордер на арест Рокко Мессины по обвинению в серии убийств, выданный Международной организацией уголовной полиции, неотступно следовал за неуловимым Американцем…
Время шло. Меня заела неизбежная текучка полицейских будней…
— Ну, так как, Массьяк, идешь в комнату для свиданий? — донеслось повторно из громкоговорителя.
Конечно же, идет. Он уже здесь, папаша Массьяк, появляется вслед за пузатым, небольшого росточка, надзирателем, которому часть заключенных, подверженная определенным наклонностям, очень точно дала прозвище «Толстозадый»…
За те десять лет, которые прошли с момента нашей последней встречи, император ночного Парижа не очень изменился [6]. Конечно, несколько постарел. Густые заросли бровей над карими глазами, блестящая, точно яйцо, лысина, звездообразный шрам, доставшийся на память как результат бурного объяснения на ножах с одним из отступников от профессии, как всегда производили серьезное впечатление. Но было бы тщетно искать в его взгляде хотя бы искру человечности. Ни тюрьма, ни возраст не изменили этого ужасного выходца из французской провинции Овернь.
В этот час в приемной было много адвокатов, пришедших на беседу с клиентами. Толстозадый закрыл дверь. Его главная задача заключалась в том, чтобы предотвратить незаметную передачу корреспонденции. И теперь он будет ходить, как будто лом проглотил, взад и вперед до тех пор, пока не вспотеет. Когда закончится время, выделенное для свиданий, он будет уже совсем уставшим, раскрасневшимся, фуражка съедет на затылок.
 
Папаша Массьяк устроился напротив меня, спиной к двери. Надзиратели надоели ему уже до чертиков. Просто до черноты засиженная мухами электрическая лампочка висит на перекрученном проводе, освещая его голый череп, очерчивая темные круги вокруг его не знающих покоя маленьких глаз и давая тень в уголках опущенных вниз в гримасе разочарования губ.
Как же он низко пал, король ночных заведений!
— Ты написал судье Буссиньо. Он отдает предпочтение нам, а не префектуре полиции, поэтому и передал мне твою просьбу… Есть проблемы?
Его рука с вздутыми венами описала в воздухе короткую дугу:
— Да, как и все, немного хандрю!
— Что так? — спрашиваю у него по-итальянски.
В моем проявлении участия к нему нет ни капли напускного. Несчастье других меня всегда заботило. А в данном случае я чувствую, что у папаши Массьяка не все в порядке с головой.
Старик почесал лысину и, наконец, решился:
— Это касается Лилиан. Девочка сматывается… Направляется в Италию к своему новому Ромео…
— Кто же этот ее новый Ромео?
— Американец.
Честно говоря, я не ожидал такого поворота дела! В голове зашумело, я повторил:
— Американец… Мессина?
Папаша Массьяк взглядом, полным ненависти, утвердительно кивнул головой.
— Да, Мессина. Он увел у меня Лилиан сразу же после возвращения из Соединенных Штатов… И все из-за Лангуста! Они встречались у него и раньше, когда я уже был в тюрьме. Но теперь она вошла во вкус, моя Лилиан…
На него было тяжело смотреть — злоба, неприязнь в сочетании с яростью. Я быстро обдумал все, что услышал. Во-первых, можно ли верить этому старому болтуну? Ему уже семьдесят лет и, учитывая его бурную жизнь, это совсем немало… Вполне достаточно для того, чтобы он немножко тронулся здесь, в тюремном одиночестве, и нес непонятно что… Трудно поверить в то, что Рокко Мессина, обвиняемый в убийствах, похищениях с целью выкупа, квалифицированных ограблениях, в поисках которого в Америке сбилось с ног все ФБР, вернулся в Европу. Кто-то из них двоих спятил: или он, или папаша Массьяк!
В этой не защищенной для посторонних взглядов кабине атмосфера была накалена, как на суде присяжных перед заслушиванием главного свидетеля. Я спросил его спокойно, насколько это было возможно в данной ситуации:
— С чего ты взял, что Американец вернулся?
Папаша Массьяк обернулся, бросил взгляд на надзирателя, у которого фуражка уже начала съезжать на затылок, и продолжил:
— Лилиан поведала это своей подружке Пенелопе, сообщнице Шарло Делового, который, в свою очередь, тут же связался с моим адвокатом, а тот уже передал мне…
На некоторое время он замолчал, как будто ему тяжело было говорить дальше. Я спросил:
— Что она ему рассказала?
— Что я стар и мне еще торчать здесь два года, а это для нее слишком большой срок, чтобы начинать новую жизнь, и все в том же духе… Как только я вспомню, что вытащил ее из этого итальянского дерьма, накупил мехов, одел, пристроил… И никакой благодарности! Но Шарло — это совсем другое дело. Он с женщинами не миндальничает! Это для него рабочий материал, не более того. У него их много на панели. А всем заведует Пенелопа, и хоть бы один прокол! Шарло не так просто разжалобить!
— Почему его прозвали Деловым?
— Потому что у него все идет как надо. С ним надо быть поаккуратнее: подонков он на нюх не переносит…
— Я тоже…
В своей злобе папаша дошел до предела. Самое время вернуть его к началу нашего доверительного разговора:
— Что я могу для вас сделать?
— Упрятать Рокко в тюрьму.