Американец
Лоб Зампы, его щеки покрылись потом. Страх, неуверенность или тяжелая удушливая атмосфера кабинета подействовали на него.
— Ты слышишь, Тони?
Он вновь посмотрел мне прямо в глаза, не теряя самообладания.
— Я тоже хочу сказать вам одну вещь, это по поводу кино. Я предпочитаю отсидеть двадцать лет, чем быть предателем…
— Омерта! Ваш знаменитый закон молчания!
Он улыбнулся:
— Нет, просто-напросто честь.
Я встал со стула, засунул руки в карманы и стал прогуливаться по комнате:
— Естественно, если ты ставишь честь на первый план, то это меняет все дело. Я об этом не подумал. Остается узнать, что у твоей жены такое же понятие о чести, как и у тебя… И мы об этом скоро узнаем…
Он напряг шею и сжал кулаки.
— Что это вы заговорили о моей жене? Какое она имеет ко всему этому отношение?
Я пожал плечами:
— Пока еще не знаю… Предположим, что ФБР что-нибудь найдет у нее во время обыска… Это один из способов, чтобы заставить заговорить жену такого подонка, как ты…
— Она беременна.
— И что из этого?
Я вновь посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты что, считаешь, что мы филантропы? Беременна или нет, она же может говорить? Она должна знать твоих приятелей из «Кардиелло Таверн», расскажет нам, зачем ты сюда приехал, объяснит нам, например, зачем ты крутился на машине Блондина Джо…
— Здесь-то вы что-то путаете…
— Допустим… (Я сделал шаг назад). Если ты предпочитаешь тянуть срок, то это твое дело. Но для женщины, наверное, было бы не очень приятно остаться одной. У нее могут появиться соблазны…
Зампу всего передернуло, на лице его одновременно отразились и ужас, и тоска.
Он бросил мне в лицо, как плевок:
— Сволочи полицейские…
Я изобразил иронию:
— Прежде всего реалисты. Если твоя жена пострадает или низко падет, то это будет целиком на твоей совести.
Ну вот, я и закончил. Мне нужен был только Рокко. Я выполнил свою задачу и ушел в свой угол. Этот Зампа, чертова каналья, все видел, все чувствовал и слышал. И когда Бейкер сообщил ему, что у них уже достаточно улик, чтобы отправить его завтра утром к прокурору, он наконец сломался и выдавил:
— Можно с вами поговорить?
Он посмотрел на меня, я кивнул головой в знак одобрения.
Опустив плечи, он начал:
— Я не участвовал в этом ограблении, — выдохнул он. — Единственно, о чем меня попросили, это перевезти Рокко в Флагштафф, а потом забрать его костыли, и все.
Это был ответственный момент, момент исповеди преступника. Нельзя было произнести ни одного слова, чтобы не смутить его, чтобы он не остановился в своем повествовании. Мой шеф был большой мастер выслушивать исповеди.
— Если вы дадите мне гарантию, что я могу смыться за границу с женой, я вам все расскажу.
Вот это да!
— Это будет зависеть от прокурора, — сказал Бейкер. — И, естественно, от тебя…
— Может быть, но я знаю закон. Тот, кто дает важные для хода следствия показания, приобретает статус свидетеля. Его уже нельзя преследовать по закону и привлекать к ответственности. Итак, если я сознаюсь в своих действиях, то стану свидетелем. И против меня нельзя будет выдвигать какие-либо обвинения!
Меня это не касалось, но у Бейкера был озадаченный вид. Именно так, согласно их процессуальному кодексу, все и должно было происходить.
— Итак, я рассказываю вам все, что знаю, — продолжил Зампа, — вы освобождаете меня. Я возвращаюсь только к процессу.
— И ты дашь на суде показания против твоих же дружков из Организации?
— Почему бы и нет? Вы найдете банковские сумки, а так как вы уже схватили Рокко, то все подумают, что именно он и продал всех. Я рассчитываю на вас. Организация должна думать только так и никак иначе. Только в этом случае я ничем не рискую. Это мое предложение. Вы его принимаете или отклоняете.
— Я принимаю, — сказал Бейкер. — Я хочу только, чтобы мой шеф и прокурор меня прикрыли.
— Тогда оставьте в покое мою жену, — настаивал Зампа.
В дальнейшем я уже старался не вмешиваться в ход допроса. Достаточно было того, что мне удалось точно нащупать болевую точку этого стойкого, мужественного человека!
Бейкер отсутствовал уже добрые четверть часа. Когда он вновь вошел в комнату, атмосфера уже порядком разрядилась.
— Я связался с шефом и прокурором, — сказал он. — Они согласны. Завтра ты все расскажешь секретарю суда… Это будет нам гарантией, ведь ты собираешься исчезнуть сразу после возвращения нам денег.
Да, поимка Рокко и возвращение денег в Банк Унион Америка требовали некоторого нарушения существующих правил. Оставалось надеяться, что Зампа будет вести честную игру. Что же касается меня, то я был абсолютно уверен, что дичь, за которой я шел по пятам, в настоящий момент находилась в доме своей сестры в Йеллоустоуне. Оставалось только поехать туда и арестовать Мессину!
XXV
В бюро шерифа полиции графства Джефа Клиппера приятно пахло лесом, таким замечательным пихтовым лесом, который рос над впадиной Джексон Холла. Через окно, открытое в правой комнате, можно было потрепать по морде привязанных к стойкам лошадей, к головке передней луки седел которых были приторочены лассо. Позади бревенчатого барака, сочетавшего в себе хижину североамериканского охотника-траппера с самым обычным ранчо, находилось бунгало, собранное также из стволов пихты, на котором выделялась сделанная аршинными буквами надпись на английском языке: «Джейл». Это тюрьма. На окнах и дверях были закреплены массивные серые чугунные решетки.
Шестидесятилетний Джеф Клиппер успешно справлялся со своими обязанностями, за что, впрочем, и был переизбран на пост шерифа на новый срок, следующие четыре года. Служба была ему не в тягость. Лицо шерифа было в морщинах, как старое яблоко. Подчиненное ему подразделение, насчитывающее двенадцать сотрудников, неплохо справлялось с наблюдением за долиной Винд Ривер, простиравшейся от горного хребта Тэтой Рэйндж до Йеллоустоунского национального парка, где всегда было очень тихо и никогда ничего не случалось, да и не могло случиться. Джеф Клиппер имел неплохие отношения с рэйнджерами парка и капитаном полиции города Шайенн, столицы Вайоминга, Рэем Маусом. Первые, как и Джеф, были без ума от местной природы, помимо этого они уважали еще и порядок. Здесь на горном лесистом западе страны вдали от суеты больших городов, модернизма и большого бизнеса царила настоящая идиллия.
Вертолет капитана Мауса приземлился прямо посреди резиденции шерифа, отличавшегося веселым нравом. Едва успела открыться плексигласовая дверца, как я уже был на земле, волосы развевались в воздушном потоке от работающего винта, сердце билось от волнения. Полет благополучно завершился, но мне еще предстояло долго вспоминать воздушные ямы и то, как я сидел, зажатый с двух сторон между пилотом и невозмутимым Маусом, которого ничто не могло вывести из равновесия. Подо мной находилась бортовая аптечка, а скрюченные и поджатые под себя ноги еле умещались между мотками веревки и двумя запасными баками с горючим. Бодрое настроение улетучилось в один миг после первой воздушной ямы, в которую попал наш самолет. Начатое дело довершал адский грохот работающего двигателя и невыносимый запах сгоревшего масла. Похоже, в этот момент я пролетал над историческими местами, где еще свежо воспоминание о сиу (жителях запада североамериканского континента), расстрелянных в упор пулеметчиками американской кавалерии. Чересчур учтивый пилот на бреющем полете прошел над тропами индейских племен Красного Облака и Бешеной Лошади, прогремел двигателем над пустынными просторами, надежно защищенными тысячами и тысячами километров колючей проволоки от возможного нашествия сюда туристов, пикировал на разбегавшиеся в ужасе стада лошадей и бизонов. У меня же во рту не исчезал неприятный вкус желчи, перед глазами стоял Рокко. Я уже представлял себе, как мне предстоит вторгнуться в этот семейный приют, имея за собой самую лучшую полицию в мире.