Ледовая армия (СИ)
Тело Акулы упало на лед, орошая его черной кровью. Мужчина еще одним ударом отсек ей голову. Присел над трупом. По подготовленному для ритуала полю плыли синие и красные полосы. Собравшись с силами, Хозяин поднял голову Акулы, выпрямился и зашептал. Голос его подрагивал, будто произносимые слова причиняли ему боль. Звук становился все громче и громче. Яростнее. Черный Капитан вскоре перешел на крик, он смотрел в глаза мертвой Ледовой Гончей и кричал, кричал, кричал, словно хотел пробить звуком замершую броню этого мира.
И когда глаза отрезанной головы сверкнули, мужчина умолк. Несколько долгих минут он стоял, поникший, а затем отступил на шаг назад. Голова Акулы висела в воздухе, и губы ее изгибались то в улыбке, то в гримасе боли. Рот разевался то будто от крика боли, то словно от нечеловеческого хохота.
Мужчина сделал еще один шаг.
— Мне будет не хватать тебя, радость, — глухо проронил он. Накинул капюшон.
И побежал назад, к кораблю.
***
Завтрак сегодня был отменный. Мы сидели за общим столом, находясь посреди всеобщего движения, из железной миски поднимался аромат вареного мяса. Конечно, к нему бы хотелось чего-то еще, но с зерном в последнее время было плохо у всех. Кок старался, конечно, но война есть война. Если дичи можно было набить, а оленьи фермы не зависели почти ни от чего, кроме полей алого мха, то вот с тем, что выращивают в теплицах, стало гораздо хуже.
Вокруг нас бурлила жизнь. Общего подъема на корабле не было. Те, кто выходили на вахту (или же солдаты с наемниками), питались как-то отдельно и редко оказывались в эти часы в столовой, а вот остальные то приходили, то уходили. Рядом со мною с аппетитом вылавливал сочные куски мяса Фарри, напротив сдержано уничтожал завтрак Торос. Слева сидел Энекен, а сразу за ним и ан Шмерц. Толстяк ел с придыханием, закрыв глаза от наслаждения. Его друг ковырялся в миске очень неохотно.
На дальнем конце стола расположился Академик.
Остальных я узнавал лишь по лицам. Они ко мне не обращались, а сам я предпочитал молча следовать за Фарри, чтобы никому больше не сломать жизнь. Впрочем, имена некоторых я знал и без личного знакомства.
В столовой появился Фур-Фур и братья ан Шураны. Едва заметив Фарри, они притихли. Младший ан Шуран хотел было выйти, но Фур-Фур втолкнул его обратно. Смело встретил мой взгляд. Я вдруг понял, что если продолжу на него смотреть, то что-нибудь случится. Муть алого камня в глазах Фур-Фура уже добралась до его разума.
Я запустил ложку в рот, не мигая глядя ему в глаза.
«Прекрати, прекрати, не зли его. Не надо,» — вопило у меня в голове. Но этот природный инстинкт, это желание отбить немую атаку… Отчего так случается со взглядами? Почему всегда кажется, что если ты отведешь глаза первым, то станешь хуже, чем соперник?
Зачем мне вообще доказывать, что я чем-то его лучше?
Мой друг почувствовал мою заминку, поднял голову, по-прежнему уминая мясо.
— Фур-Фур? — сказал он. Мой противник дернулся, замешкался и отвел взгляд. Я уткнулся в миску.
— Ты опять за свое? — спросил Фарри.
— Сегодня у меня нет дежурств, руководитель экспедиции, — выделил последнее Фур-Фур. — Мы свободный народ, свободная команда. Я никому не мешаю.
Старший из ан Шуранов дернул его за плечо, что-то шикнул, но Фур-Фур лишь отмахнулся. Фарри улыбнулся ему, и мне показалось что за улыбкой этой стоит что-то большее. Что-то обещающее.
— Или кто-то жалуется? — громче спросил Фур-Фур.
Торос отложил ложку, повернулся к нему и положил руки на колени, как смиренный дядюшка.
Ложки в столовой застучали особенно громко.
— Я жалуюсь, — сказал Фарри.
— Ну и…
Миски подпрыгнули, зазвенела падающая посуда. Академик от толчка завалился на спину.
Я похолодел, вцепившись пальцами в железный стол. Грохнулся чан с мясом, и столовая окуталась тяжелым запахом.
— Что это? Что это? — испугался Энекен. Он закрыл голову руками. — Что это? Лав, прекрати это, пожалуйста! Лав! Лав!
Корабль накренился и тут же рванул с места. Те миски, что не оказались в руках, попадали на пол. Двигатели ледохода издавали надсадный рев вместо обычного тарахтения. Звон тревожного колокола ударил по ушам.
— Что происходит? — спросил я. В голове крутилось: «Сейчас всё и закончится». Немного еще накренимся, немного проедем и упадем в темноту. Навсегда. Так просто и буднично, после завтрака.
— Темный бог! Темный бог! — донеслось из коридора. Молодой парень бежал по узкому ходу и вопил:
— Темный бог явился!
Я будто примерз к лавке. Народ бросился к выходу из столовой, и первым, с горящим взглядом, выскочил Академик. Торос отвернулся, посмотрел на свою упавшую миску и грустно вздохнул. Энекен расплакался, и Лав обнял его утешающе.
Фарри дожевал последний кусок.
— Раз нас не перевернуло, и мы никуда не летим, значит, наверное, не все так страшно? — сдавленно спросил он.
У меня хватило сил лишь на кивок. Пальцы ломило от напряжения. В груди прыгало и скакало, отдавая в зубы, в плечи. Ноги дрожали.
— Надо идти наверх, — сказал Фарри.
Темный Бог вырвался на свободу в полутора милях от нас. Место пролома скрывал вздыбившийся лед, наш корабль уходил от него под небольшим углом и поэтому я видел только покрытую щупальцами морду чудовища да тянущиеся к небу клешни. Зеленая воронка в небе била в подледного владыку молниями, и рев боли даже здесь оказался громче грохота двигателей и треска льда. Ярость исполина проникала в каждого из собравшихся на палубе людей.
Но отсюда Темный Бог не казался таким страшным, как тогда в Кассин-Онге. Не казался таким огромным. И сейчас, на палубе «ИзоЛьды» я видел больше. Видел поток зеленого света из смерча, который заталкивал тварь назад, на глубину,видел, как тщетно та рвалась наружу. Противостояние неба и воды, света и тьмы.
— Почему молчали шаманы? — спросил кто-то рядом с нами. Я вцепился в поручни, пряча горло от холода. После теплого завтрака от мороза заломило зубы.
— Почему они молчали?!
Баржа и «Изумительный» отходили от нашей стоянки. Гусеницу шаппу починили еще утром, но капитан Малакрай решил дать денек отдыха своим ребятам, прежде чем двигаться дальше на север. Сейчас же он пошел за нами. Почему? Даже если удар Темного проложил расщелину, то ее легко можно было бы обойти. Ну, день-другой на крюк, а потом путь открыт.
Да и лед вздыбился на так сильно: мне казалось, должен был вздыбиться больше.
— Мне кажется я чаще встречал шаманов, что не чуют Темного Бога, чем шаманов, которые его слышат, — буркнул я себе под нос.
— Если бы он не топил энгу, я бы сбросил его под гусеницы, — сказал кто-то.
— Спящий — свидетель, я готов прыгнуть сам, — громогласно заявил Тас Бур. Он тяжело прошелся по обледеневшей палубе, замерзшая корка, выдержавшая вес зевак, затрещала под сапогами шамана.
— Трижды я чувствовал приход зверя. Трижды знал, что он проходит рядом. Чувствовал его приближение. Знал, куда он плывет, богопротивная гадина. Но сегодня тварь эта, враждебная воле Спящего, появилась слишком быстро. Будто кто-то пригнал сюда это животное. Тушу ему жег.
Он стоял на палубе, широко расставив ноги, и вокруг него уже сплотились Клинки. Никто за оружие не брался, но лица у них были сосредоточенные, решительные.
— Мы все могли погибнуть! Вынырни он чуть ближе к нам!
— Спящий бережет своих детей. Мы все могли погибнуть, — передразнил Тас Бур, — может сказать только тот, кто выжил. А раз выжил, значит у Спящего есть на тебя виды, и эта тварь лишь испытание твоей веры. Так прими испытание с достоинством. Спящий ничего не делает просто так.
— Ох ты льдинки-ботинки… — вдруг ахнул Фарри. Встрепенулся, глядя на шамана. — Ой-ой-ой…
Предводитель Клинков Восходящего Солнца нахмурился.