Дом неистовых клятв (ЛП)

— Нарисуй себе жабры на шее, — голос Юстуса эхом отражается от чёрных стен. — Это поможет тебе дышать.
— Но разве вода не смоет знак? — кричу я в ответ.
— Нет. Кровь впитается в твою кожу, и некоторое время ты сможешь дышать под водой.
Удары всё не прекращаются, а потолок продолжает рушиться, точно змеи швыряют в него гондолы.
— Сколько это будет продолжаться? — спрашиваю я, обагряя кончики пальцев кровью.
— Достаточно долго, чтобы доплыть до поверхности без кислорода; но недостаточно долго для того, чтобы доплыть до Шаббе.
— Тогда у нас не так много вариантов.
Вздохнув, он говорит:
— Зависит от крови. Но поскольку ты из рода Мириам, я подозреваю, что тебе хватит надолго.
Я провожу пальцами по шее с обеих сторон. Мою кожу начинает покалывать, а тело пронзает сильная дрожь.
— Антони, иди в комнату! — кричит Юстус, чтобы заставить Антони зайти в спальню, заполняемую водой.
Антони не двигается и ошарашено смотрит на набухающую каплю, которая затем плюхается ему на лицо.
Я выкрикиваю его имя, желая вывести из ступора. Он полукровка, а полукровки не могут выжить, погребённые на дне моря.
Он всё ещё не двигается. Неужели он решил умереть?
— Антони, идём же!
Когда очередной стон прокатывается по каменным стенам, я хватаюсь за позолоченную кровать нереальных размеров, которая так сильно контрастирует с домом Косты, вызывающим ощущение пустоты и замкнутости, но которая идеально сочетается с его портретом в рамке.
— Залезай на кровать и нарисуй знак портала, Фэллон! — Юстус уже забрался на огромный матрас и протягивает мне руку, чтобы помочь мне. — Скорее!
Я обхватываю его пальцы, залезаю на мягкий матрас и поднимаю руку к потолку, как вдруг на нём начинает расползаться трещина, похожая на паутину.
— Рисуй быстрее! — бормочет Юстус.
Моя рука дёргается. Меня так сильно трясёт, что я даже не могу нарисовать круг. Юстус обхватывает моё запястье, фиксируя руку. Это работает до тех пор, пока кусок камня не отделяется от той части потолка, на которой я рисую, и вода не устремляется мне в лицо, заливая глаза.
А затем из разлома выпадает рыба размером с кулак и плюхается на кровать между Юстусом и мной. Она бешено извивается и бьёт плавниками, желая поскорее вернуться в свою стихию.
Я сажусь на корточки, подбираю её и кидаю в поднимающуюся волну. Я чувствую, как её хвост касается моей щиколотки, а затем она уплывает.
— Сейчас не время спасать животных, Фэллон, — ворчит Юстус, а Антони наконец-то добирается до нас.
Он уже собирается запрыгнуть на матрас, как вдруг кусок обсидиана падает ему на голову, и кровь начинает идти из того редкого места на теле Антони, которое до этого не кровоточило. Его глаза закатываются, и он падает лицом вниз в прибывающую воду. Когда его тело начинает уносить в сторону коридора, я спрыгиваю с кровати, хватаю Антони за щиколотку и начинаю тащить его большое тело в нашу сторону.
Перевернув Антони, я обхватываю его за шею и работаю ногами, чтобы вернуться на кровать и закончить рисунок. Мне удаётся передать его Юстусу, как вдруг что-то острое впивается в мою щиколотку, и у меня изо рта вырывается ругательство, недостойное дамы.
— Нам надо уплывать, пока туннели не затопило, а нас не засосало внутрь!
Юстус хватается за лампу на потолке, когда матрас погружается в воду.
— Я знаю, нонно! Я сейчас.
Но как бы я ни старалась, я не могу освободить ногу.
Я погружаю голову в воду и начинаю всматриваться в солёную темноту в поисках того, что меня держит. Оказывается, что моя нога застряла между чёртовой деревянной рамой кровати и промокшим матрасом.
Вынырнув, я сплёвываю соленую воду и вздрагиваю, когда течение начинает тащить меня в сторону. Я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, пока вода не успела переломать мне кости.
Юстус что-то бормочет себе под нос, а затем хлопает по своей штанине и нащупывает кинжал. Он, должно быть, подобрал его, когда искал Мириам. Юстус протягивает мне кинжал.
— Это мой…
Мне на голову приземляется рыба и начинает бить меня своими плавниками. Я пытаюсь объяснить ему, что застряла моя нога, а не платье, как вдруг в дыру на потолке засасывает огромный коралл. Мне приходится нырнуть под воду, чтобы он не ударил меня.
 
Когда я снова выныриваю, я вижу, что Юстус бешено машет кинжалом у меня перед глазами.
— Моя нога!
Он, должно быть, меня не услышал, потому что хрипло кричит:
— Используй его, чёрт побери!
— Я не собираюсь ампутировать себе ногу! — огрызаюсь я.
Я может быть и бессмертна, но я не фейри. Моя конечность не сможет заново отрасти. А даже если и сможет, я не хотела бы остаться без ноги в ближайшие несколько недель.
— Я не про ногу, — бормочет он, отпуская Антони. — Подержи его.
Я хватаю морского капитана, а Юстус погружается в жидкую темноту. Я чувствую, как он обхватывает мою ногу, а затем как дерево вокруг неё раскалывается.
Моя нога высвобождается, и меня резко начинает уносить в сторону двери.
Голова Юстуса разрезает поверхность воды.
— Хватайся за дверной проём и ни за что не отпускай.
Я киваю, а моё сердце становится таким большим, что едва помещается в груди.
Из последних сил схватившись за дверной проём, я перемещаю своё тело так, чтобы оно прижималось к стене. Юстус врезается в соседнюю стену, хватается за дверь и резко её закрывает.
Поток воды останавливается.
— Фэллон, как только окажешься под потолком, рисуй знак и уходи, слышишь?
Юстус убирает длинную прядь мокрых рыжих волос с лица и кивает на матовый камень у нас над головами.
Мою кожу покрывают миллионы мурашек.
— Мы выберемся.
Мир вокруг нас наполнен громким треском раскалывающегося камня и звуком глухих ударов, но мне кажется, что я, вместе с Юстусом и Антони, впавшим в коматоз, оказалась внутри пузыря — где очень тихо и спокойно.
Я поднимаю глаза на обсидиан, покрытый глубокими трещинами. Я, конечно, не каменщик, но я предполагаю, что у нас есть всего несколько минут до того, как каменный потолок обвалится на нас. Я пытаюсь дотянуться до него, но у меня всё ещё не получается это сделать. Ну, почему его сделали таким высоким?
— Насколько глубоко мы находимся? — кричу я.
— На глубине около десяти метров, плюс-минус приливы.
— Вам понадобятся жабры?
— Мне должно хватить воздуха до поверхности, но, наверное, тебе стоит нарисовать жабры своему другу.
Я украшаю Антони красными полосами, которые поглощаются его кожей.
— Вы никогда не рассказывали мне, зачем вы всё это делаете.
— Разве?
— Нет, ваши ответы были крайне расплывчаты.
— Я делаю это потому, что, изолировав цивилизацию шаббианцев, мы не стали более великими; мы ослабели, обеднели, — его глаза становятся отрешёнными. — Но это не единственная причина.
Затаив дыхание, я жду продолжения.
— Истинная причина состоит в том, что я хочу получить доступ к Котлу.
Мне становится интересно, зачем чистокровному фейри, обладающему магией шаббианцев, доступ к Котлу, но не спрашиваю. Он и так уже был достаточно откровенен со мной. Вместо этого я говорю:
— Вы могли бы пересечь магический барьер.
— И бросить свою семью? Я понимаю, что ты меня всё ещё плохо знаешь, Фэллон, но семья превыше всего.
Неужели он считает меня членом своей семьи?
— Я, может быть, не самый выдающийся человек, но у меня есть принципы.
— Вы такой загадочный, нонно.
Я смотрю на его лицо, которое сделалось уже таким знакомым, и которое я перестала ненавидеть.
Единственная свеча, которая всё ещё горит в люстре на потолке, подсвечивает седые волоски в рыжей гриве волос генерала.
— Что вы собираетесь делать, как только мы выберемся отсюда?
— Найти Мириам и Данте.
И точно морская волна, моя кровь устремляется в каждую клеточку моего тела, а пульс ускоряется.
— Вы не думаете, что Данте когда-нибудь выйдет из туннелей?