Свадебный переполох (СИ)

Пойми, наконец, Ирия: никогда нельзя судить по себе. Более зрелые люди руководствуются не только чувствами и эмоциями, но и соображениями разума, выгоды и трезвого расчета.
Ладно, подождем еще месяц. Может, ничего и… А если не «ничего» — предложим вариант с «отдать на время». Даже Гамэли — взбреди им вдруг в голову признать ребенка Мари, не сумеют защитить ни мать, ни дитя от Ральфа Тенмара. А уж о нем и его интересах забывать не стоит. Напомнит.
Ирия усмехнулась. Вообще-то решать должна сама Мари. Но наверняка не решит ничего. Будет молиться и плакать, плакать и молиться. И страдать. Конечно, никто не знает, как вела бы себя в подобной ситуации Ирия. Но сейчас она — не беременна и потому соображает трезво.
Скорее всего, служанка прибежит за советом сама. Или прямо к госпоже, или — сначала к Пьеру. А он доложит.
Ирия переоделась в более удобную мужскую одежду, спустилась на поварню. Зашевелился в закутке поваренок. Отмахнулась: спи дальше. Госпожа баронесса всего лишь прибыла из Зимнего Дворца и голодна как зверь… Как дракон с ее нового герба.
Хлеб, холодное мясо, фрукты, бутылка красного из Марэ. Графин для «разбавить» есть в комнате.
А с подносом Ирия, наверное, смотрится не хуже Катрин…
— Госпожа баронесса! — Пьер ждал у самых дверей на лестницу. И немедленно ловко перехватил поднос. — Госпожа баронесса, что же вы сами-то?
— Захотелось заодно осмотреть особняк.
Баронесса не обязана ничего объяснять лакею. Но с кем еще было разговаривать все эти дни, как не со слугами и солдатами?
— Оно конечно. Но тогда уж лучше Фамильную Галерею наверху. Или Гербовый Зал…
Пьер замолк. Видимо, по ее молчанию решил, что позволил себе лишнее…
— И Гербовый Зал можно, — улыбнулась Ирия, — и фамильные портреты. И библиотеку — отчего же нет? Сейчас перекушу и прогуляюсь…
— Ночью?.. — Пьер осекся.
А то он не служил у Ральфа Тенмара, в чьей комнате свечи горят до зимнего рассвета? Хотя теперешняя госпожа Пьера — женщина. А Катрин действительно ночью предпочитала спать. Или плакать в подушку. Но уж точно не шататься по спящему особняку.
Промозглый холод северного замка, зловещие огни факелов. Бесконечный и бесполезный бег в багровой полутьме…
Перестанет ли когда-нибудь Ирия вздрагивать — от таких воспоминаний?
— Ночью, — усмехнулась она.
Пожалуй, библиотеку оставим на завтра. Жаль, принцесса фрейлинам выходных не дает. Непорядок! Все Гильдии отдыхают каждый День Солнца, а придворные курицы — нет.
Все-таки в свободе что-то есть. Хочешь — ешь ночью холодное мясо, запивай вином. Хочешь — гуляй потом по ночным коридорам и галереям особняка.
С отцом они тоже раньше часто сидели до рассвета в Закатной Башне. Фамильного призрака дожидались.
Дочь Лорда приходит лишь к тем, кто стоит на грани жизни и смерти. Видел ли семейную вестницу Рока папа? Уже не узнать… Разве что у самого Призрака. Когда заявится в следующий раз. В замке Тенмар Дочь Лорда навестила Ирию всего однажды…
В свободе что-то есть… Много чего!
— Идем, Пьер, — кивнула баронесса слуге. Верному тенмарской семье Пьеру…
Он только сегодня утром получил от любимой герцогской племянницы недвусмысленный приказ.
Закрывается дверь Галереи. Юные дамы не остаются наедине с мужчинами — даже с лакеями. Но Ирия — беглая авантюристка, а не дама. Если Пьер — предатель и чей-нибудь наемный убийца — его ждет выстрел или удар кинжалом. Если вздумает ее домогаться… не настолько она привлекательна.
Да и большинство мужчин чаще думают о деле, чем о юбках. Если они, конечно, не зарвавшиеся кретины, вроде покойного Гамэля-младшего. И не пьяная солдатня на грабеже.
— Что вам удалось узнать, Пьер?
— Отряд Эдингема действительно прибыл без женщин. Отряд всеславовского капитана Мировского также прибыл без единой дамы. Еще…
— Говорите.
— Алан Эдингем был тяжело ранен в Лиаре. Отряд Мировского тоже понес изрядные потери, ранен его заместитель.
— Удалось выяснить, с кем они дрались?
Друг с другом или… версия про похитителей верна? И всё запутывается окончательно. Можно допустить, что Карлотта выяснила чьи-то жуткие тайны. Но зачем кому-то Эйда? Хоть одному из похитителей?
  
Зачем она отъявленному негодяю — министру финансов? Что он может получить? Эйда — не жена Роджера Ревинтера. А сам он в Квирине, и вернуться в Эвитан ему мудрено. Значит, брак (Ирия поморщилась) между Эйдой и подлым сыном подлого отца — невозможен. Ревинтер — дурак? Подлец и мерзавец — да, но считать его ослом — значит, самой быть ослицей. Разве что самозваный Регент сошел с ума…
А зачем Эйда Всеславу? Как свидетельница на суде? Мечтай! Роджер Ревинтер судом Регентов уже оправдан. За какую-то мелочь. А по поводу Лиара предъявлять ему обвинение никто и не собирался. Потому как там замарались по уши все, кроме кардинала и Всеслава.
Или все-таки собирался? А что еще возможно, кроме «Всеслав копает под Ревинтера, а Ревинтер не хочет, чтобы под него копали»? И в этом случае — Эйды и мамы запросто уже…
А ну — прекрати!
Версия другая: Карлотта что-то знает. Опять же в это вписывается Всеслав, роющий яму… под кого-то. Соблазнительно думать, что не под министра финансов. Чтобы убивать Эйду (сердце сжимается в жалкий комочек!) не было смысла. Никому. Ирия первой пойдет смотреть на публичную казнь обоих Ревинтеров… но не ценой гибели сестры. Пусть уж тогда мерзавцы живут, змеи с ними!
— Вы хотите что-то добавить, Пьер?
— И рад бы… — вздохнул слуга.
— Тогда идите отдыхайте, — улыбнулась баронесса. — И с завтрашнего утра продолжайте поиски. А я еще… полюбуюсь портретами.
Размытыми красками. Из-за подступающих слез.
2
Итак — под кого еще, кроме Ревинтера, может подкапываться словеонский князь? Кому сказано — не реви!
Ирия едва истерично не расхохоталась — одну тайну Карлотта знает точно. Тайну убийства бывшего мужа! И тогда тайный убийца — Леон… Точнее — Полина. Бывший брат — подлец, конечно. Но не интриган, а недалекий дурак. А вот мачеха… эта всё могла заранее продумать и подготовить.
Так, погоди, а зачем тогда вообще кого-то похищать? Проще пристрелить на месте и бросить трупы…
Альваренская стужа пробирает до костей, инеем берется лицо…
Но… если в Лиаре одновременно были отряды Ревинтера и Всеслава — ни в жизнь Ирия не поверит, что они не столкнулись лоб в лоб. Тем более раненые — с обеих сторон. Сомнительно, чтобы и те, и другие сразу жаждали смерти Эйды и Карлотты. Значит — «невиновная» сторона начала бы искать прямо там. А по приезде в Лютену — напрямую обвинила бы противника в убийстве.
Но никаких обвинений не было.
А если похититель — кто-то третий? Опять же — проще убить, чем куда-то волочь под носом у двух отрядов. Погоди, а с чего Ирия вообще взяла, что всеславовцы ездили в Лиар за ее родными?
Потому что если б мотались арестовывать Леона — не вернулись бы ранеными. И потому что одновременно там были люди Ревинтера. И потому что и они — ранены… Стоп, идем по кругу.
Нужно знать. Знать точно. И для спасения… и для мести. А значит… к кому внедряем Пьера — к тем или к этим? Главное — не промахнуться.
А сейчас — вытри слезы, Ирия Таррент. Ты пришла сюда есть, пить вино и любоваться портретами? Вот и начинай!
А хваленые полотна, между прочим, — те же самые (или почти те), что и в замке Тенмар. Копии. Или наоборот — оригиналы.
Сплошь предки старого герцога. И у всех глаза лучатся величием, мудростью, доблестью. Рыцари в доспехах, дамы в жемчужных прическах и пышных платьях. Герои и героини баллад сошли на землю. Удостоили ее своим сошествием.
Ральф Тенмар всё так же вздымает на дыбы вороного коня. Не Вихря, но как же больно!
Катрин со светлым достоинством во взоре вышивает на пяльцах.
Анри (здесь — сверстник Ирии) — в фамильных доспехах трехсотлетней давности. Со вскинутым над головой двуручником — копия того, из сундука. И, глядя в чеканно-красивое лицо в открытом забрале крылатого шлема, лишний раз убеждаешься: от человека, с которым Ирия впервые в жизни поцеловалась в стылом аббатстве, на портрете осталось лишь внешнее сходство фамильных черт. И даже юным возрастом не объяснишь. На более позднем портрете Анри вздыбливает коня с абсолютно тем же выражением лица, что и его отец на соседнем…