Влюби меня за день, Валентин (СИ)

Гордо прохожу мимо, оглушительно бью дверью ванной комнаты. Закрываюсь на шпингалет и замираю, глядя на себя в зеркало.
Ужас.
Действительно, ничем не лучше обезьяны. Волосы торчат в разные стороны, как антенны на чердаке, под глазами тушь осыпалась, кожа на лице от усталости серая. Платье так вообще всё мятое. Ну, точно макака.
Скидываю одежду. Мимолетно оцениваю свою ярко выраженную талию и острые, торчащие соски. Хорошо, хоть фигуру за пару часов ничем не испортить. Свадебный торт был безумно вкусный, но живот после него не вывалился. А ещё говорят сладкое вредно. Нет ничего хуже туши из раздела "массмаркет". Завтра же закажу самую дорогую, на таких вещах экономить нельзя!
Быстро принимаю душ и оборачиваю влажное тело в белоснежное полотенце. Подсушиваю феном волосы, которые из сумрачной тучи снова превращаются в легкое облако.
Вернувшись в комнату, возмущенно смотрю на фигуру Кострова, развалившегося на правой стороне кровати.
Рубашка небрежно скинута на пол вместе с брюками.
Украдкой осматриваю крупную фигуру в белых боксерах и их содержимое внушительных размеров. Определенно он красивый мужчина. И действительно, классическая одежда не для него. Я больше представляю Кострова в кожаной косухе и с банданой на голове, чем застёгнутым на все пуговички и с галстуком.
– Ключи приедут утром, – произносит Вэл, окидывая меня заинтересованным взглядом. – Придётся потерпеть.
Игнорирую эту информацию, отворачиваясь к шкафу. Извлекаю чистые трусы и майку, в которой обычно сплю. Она достаточно длинная, поэтому сойдёт.
Переодевшись в ванной, выключаю свет и откидываю одеяло со своей стороны кровати.
– Надеюсь, ты не храпишь, – недовольно произношу.
– Надеюсь, ты тоже.
Недоверчиво на него поглядываю. С учетом того, что он откровенно клеился ко мне весь вечер, это поведение порождает во мне внутреннее возмущение.
Совершенно точно я оставлю негативный отзыв на сайте косметической компании. Их тушь слишком дорого мне обошлась.
Укрывшись со всех сторон, пытаюсь расслабиться. Сделать это с «русской» машиной за спиной, как называют Кострова в околофутбольных кругах, сложно.
Глаза привыкают к темноте, поэтому я рассматриваю замершие тени на потолке и мягкий ночной свет, рассеивающийся от окна.
Фигура сзади вроде как замирает. Закусываю губу, испытывая желание повернуться к нему.
– Ты давно не была дома? – спрашивает он тихо.
– С тех пор как уехала, – выравниваю дыхание и отвечаю в тон. – Если честно… боюсь туда возвращаться.
Чувствую, как Вэл поворачивает голову и пристально рассматривает меня в темноте, будто пытается проникнуть в мысли. Хотя о чем это я? Он уже там. Будем честными, я весь день о нем думаю.
Даже свадьба лучшей подруги локомотивом пронеслась мимо.
– Боишься увидеть там то, что хочется забыть, Кудряшка? – проницательно интересуется.
Вселенная вдруг сужается до гостевой комнаты и этой двуспальной кровати, на которой, по сути, лежат два абсолютно чужих человека.
В жизни так случилось, поделиться мне особо было не с кем. Мия с Таей, конечно, подруги, но, как говорится, «сытый голодному не товарищ». На любые мои попытки просто пожаловаться, они начинали усиленно меня кормить или подсовывать деньги. Для подростка эта забота, даже с учетом того, что продиктована она из лучших побуждений, казалась тогда унизительной. Было очень неудобно, будто голую на площадь выставили.
Сестра Вэла помогала, конечно. Особенно, когда я училась в архе (архитектурный университет – прим.), Валентина тогда нашла для меня клиента – поэта, который собирался издавать сборник своих стихов и для этого ему срочно нужен был иллюстратор.
Благодаря жирному заказу я как-то справлялась.
Ну и официанткой подрабатывала.
Медленно поворачиваюсь к Кострову, подпирая с двух сторон одеяло и убирая ладошки под голову, как в детстве. Он не двигается, так и лежит на спине, терпеливо рассматривая мои манипуляции.
– Ты знаешь, – начинаю говорить. – Когда всего этого не видишь… ты ведь понимаешь, о чем я?
 
– Бедность и убожество? – усмехается.
Киваю. Он, как никто, меня понимает.
– Да. Обшарпанный подъезд, облезлую штукатурку и кучу бутылок на столе… Когда не видишь, через месяц-два воспоминания начинают стираться и остаётся только хорошее.
– А было хорошее? – горько усмехается Вэл.
– Конечно, – удивляюсь. А как же? Если б не было… я не знаю, как вообще тогда можно с этим справиться.
– Я не помню хорошего.
– Хм…
– Кроме тебя, – добавляет тихо, заставляя моё сердце биться сильнее.
Прикрываю глаза, пытаясь его унять.
– А помнишь, как мы всей детворой на речку купаться ходили? – с наигранным весельем спрашиваю.
Костров кидает на меня скептический взгляд. Боже. Его глаза блестят в темноте так, что у меня душа в пятки уходит.
– Это был грязный карьер, Ив, и я распорол там пятку, – в доказательство поднимает левую ногу, покрытую короткими светлыми волосками. Сглатываю ком в горле. – Рана загноилась, и я почти месяц не мог играть в футбол. Сидел на скамейке запасных, как идиот.
Вот это я совершенно забыла.
Задумываюсь.
– А как зимой с гаражей в сугробы прыгали? – продолжаю. – Помнишь?..
– Ага, помню. Я потом в этих сугробах от отца прятался. Вернее, мы с Валькой. Батя зарплату получил, перепил и белку словил. С топором по всему двору за нами бегал.
В груди ужас стальными кольцами стягивается.
– Блин… Прости.
– Всё нормально, – останавливает Вэл. – Я рад, что ты помнишь хорошее. Не знаю… было бы хреново вот здесь, – дотрагивается до татуировок на груди, – если бы твои воспоминания из детства были как мои – одна черная, беспросветная дыра.
– Ладно, – смаргиваю непрошеные слезы. – Давай спать.
Глава 6. У нас проблемы на поле, Кудряшка!
Кажется, я проспала всего ничего. В голову вдруг проникают какие-то звуки. Ни то хрипы, ни то стоны. Жутко становится.
Резко открываю глаза и вслушиваюсь в тишину.
Черт.
Разворачиваюсь. Мне не показалось.
Осматриваю широкую, забитую татуировками спину и узкую талию, резинку белоснежных боксеров и мускулистые ноги.
– Вал… Вэл? Всё в порядке? – спрашиваю испуганно.
– Да, – хрипит он, нервно складывая руки в замок на груди. – Спи, Ива. Спи, пожалуйста.
В груди сирены срабатывают. Не знаю, предчувствие это или глупость?
– У тебя… что-то болит?
– Спи, блин, – грубо осаживает и… снова тяжело дышит.
Господи.
Потираю лоб, раздумывая. Ещё раз осматриваю мощное тело, внимательно замечая, как аккуратно он сгибает правую ногу и активно растирает колено.
Аптечка! Ему была нужна аптечка!
– Нога, да? – закусываю губу.
– Я сказал, спи, – повышает он голос. – Женщины, черт возьми. Вечно лезете куда ни надо.
Помотав головой, вскакиваю с кровати и зажигаю в комнате свет. Морщусь и часто моргаю, прикрывая грудь.
– Блд, – ругается Вэл сквозь зубы. – Какого хера ты делаешь?
Не обращая внимания на его злые выпады, натягиваю майку на бёдра, чтобы она не была такой короткой, и присаживаюсь рядом с ним на кровать. Костров при этом даже не двигается и вообще словно каменеет.
Дышит тяжело.
Испытывая какой-то невероятный прилив нежности, осторожно убираю прядь с влажного лба и осматриваю широкие скулы, покрытые грубой щетиной. Его ярко-красные губы приоткрыты, крылья носа подрагивают, совершая каждый вздох.
– У тебя травма, да, Костров? Ты из-за этого карьеру закончил?
– Нет, – уставляется на меня и язвительно цедит. – Трахнул жену тренера. Ты ведь эту версию знаешь. Продолжай в том же духе.
Снова откидывается на подушки, отгораживается. Протягиваю ладонь к нему, но трусливо убираю.
– У тебя травма, – делаю неутешительный вывод и закусив губу, рассматриваю прикрытые веки на красивом лице. – Давай скорую вызовем, пожалуйста? Они хотя бы обезболят, тебе станет полегче.