«Злой гений» Порт-Артура (СИ)

Так что теперь ясно одно — раз слышу китайскую речь, то эксперимент удался, и я получил право на новую жизнь, пусть и в чужом для меня теле. Однако не очень долгую по времени — разлет, как меня уверили, может быть от полумесяца до нескольких недель, шести-семи, не больше, а там настоящий «хозяин» тела вернет себе управление. 
Сейчас реципиент должен «спать» как в наркотическом сне, а я буду вместо него «бодрствовать». Потому не стоит терять лишних часов, они для меня драгоценны. Так что пора браться за дело, Александр Викторович, каждая минута может быть на вес золота — хотя время просто так не взвесишь, но зато живо прочувствуешь». 
С трудом открыв глаза, человек обвел взглядом обычную комнату — затертые глиной стены, низкий потолок, небольшое окошко с отмытыми стеклами в деревянной раме. Из мебели только европейского вида письменный стол с двумя тумбами — тяжеленный даже на вид. Несколько гнутых стульев, подобных тем, что были в гарнитуре работы приснопамятного мастера Гамбса, которые искал «великий комбинатор» со своим незадачливым партнером, бывшим предводителем дворянства.
И открытый, без дверец шкаф — там висела серая шинель с красными генеральскими отворотами. На полке фуражка с округлой кокардой. А еще китель, украшенный золотыми погонами, с приколотым одиноким беленьким крестиком, в котором он моментально узнал орден святого Георгия 4-го класса — самая почетная боевая награда в царской России.
Присел на железной кровати — пружинная сетка противно заскрипела. На таких койках ему приходилось спать раньше, с блестящими шарами на гнутых спинках. Посидев с минуту, он сунул ступни в китайские соломенные чуни. Поддернув кальсоны десницей, подошел к окну, всмотрелся в грязноватое стекло, и застыл, осознав, что все увиденное им не сон, а самая что ни на есть доподлинная реальность.
Перед глазами раскинулся небольшой китайский городок, обнесенный крепостной стеной, такой как в импанях, только более длинной. Часть стены была обвалена, в разломе виднелись кумирни и фанзы, бегали чумазые ребятишки и худые, больше похожие на борзых собак, свиньи. За городком виднелась небольшая сопка с пологими склонами, а с двух сторон от нее он увидел голубые «полотнища» заливов — море буквально подступало к узкому перешейку. Здесь он уже бывал в молодости, сразу после войны с японцами, принимая капитуляцию у гарнизона. И память до последнего дня имел хорошую — место узнал моментально, настолько все вспомнилось. Так что непослушный пока язык с трудом произнес только одно слово:
— Цзиньчжоу…
Гора Наньшань, точнее невысокая сопка, возвышавшаяся ровно посередине трехкилометрового перешейка, походила на вздувшийся фурункул. Были видны рассыпанные по склонам миниатюрные белые пятна. Можно не гадать, что это такое — то стрелки в летних гимнастерках старательно укрепляли оборонительные позиции.
Именно там он должен сделать «закладку» для будущих времен, хотя и так ясно, что «устройство» активировано. С военной точки зрения польза от него выйдет настолько значимая, что до всех политиков и военных враждебного блока моментально дойдет, что война для них станет катастрофической по последствиям, фактически самоубийственной и бесплодной по своим целям, которые станут недостижимыми…
— Опоздал я, тут и гадать нечего, броненосец «Петропавловск» давно на морском дне с адмиралом Макаровым. На дворе конец апреля или начало мая по старому стилю, все же тринадцать дней разница. Летом давно пахнет на дворе, Квантун, здесь тепло рано приходит.
Пробормотав себе под нос, человек провел ладонью по лицу — пальцы уткнулись в окладистую бородку, которую он никогда не носил в своей прошлой жизни. Взяв со стола в руки небольшое зеркало в подставке, пристально всмотрелся в новое для себя лицо.
Подытожил коротко:
— Не красавец, но молодость все искупает.
Странно было бы услышать такие слова от 62-х летнего мужчины, по меркам начала ХХ века старика. Но вся штука в том, что если брать от его настоящего возраста, перевалившего за столетие, то в сравнении с нынешним днем наступила юность.
 
Посмотрев еще немного в зеркало, подвел черту:
— А вполне даже ничего себе — упертый дядька, мой реципиент, злой на язык генерал-лейтенант Фок, резкий как понос, и вроде здоровье еще в тонусе. А на седину в бороде наплевать, она ребру не помеха. С прибытием тебя, Александр Викторович, в полного тезку попал, как и рассчитывали «головастики», теперь не прогадать только, и успеть вовремя «закладки» сделать. Хотя, если здесь «параллель», то они не нужны — а в лаборатории и так поймут по моей тушке, что эксперимент прошел успешно. Так, а каковы кондиции моего нового тела я сейчас узнаю.
Старик несколько раз присел, держась двумя руками за столешницу — коленные суставы не захрустели, что его изрядно обрадовало. Сделал несколько наклонов, в последнем коснулся пальцами дощатого пола. Покрутил руками в воздухе, наскоро тестируя доставшееся ему тело — результаты более чем удовлетворительные, обрадовали несказанно. Ведь приятно ощутить себя здоровым, когда можешь ходить, наклоняться, и организм полон жизненных сил. И главное — ничего не ноет, и нет чувства горестного бессилия, когда ты прекрасно понимаешь, что просто доживаешь оставшиеся дни, терзаемый ежедневной болью.
— Я вижу, уже проснулся ваше превосходительство. Умыться принес, утро ноне хорошее, жарко токмо.
Дверь в комнату открылась, и зашел подтянутый, еще не старый мужчина лет пятидесяти, в летней солдатской рубахе. На плечах малиновые погоны с одиноким ефрейторским басоном, который, по его солидному возрасту и носить то не положено. Ладно — будь он унтер-офицером сверхсрочной службы, или фельдфебелем, пусть даже подпрапорщиком — ведь война началась. Но чтобы оставаться на долгие годы ефрейтором?!
Однако денщик начальника дивизии имеет особый статус, тем более на груди отсвечивали благородным серебром георгиевский крест с медалью, полученные им за бои с турками на Дунае. Тогда Кузьмич служил в роте 53-го Волынского пехотного полка, которой командовал известный своей храбростью капитан Фок, ставший одним из первых георгиевских кавалеров на той, уже давно минувшей и полузабытой многими войне.
— Какой нынче день?
Александр Викторович прикрыл глаза, и немного скривился, приняв на мозг огромный пласт информации — память реципиента оказалась в его полном распоряжении. Как ни странно, он этим невинным вопросом решил ее просто проверить.
— Осьмнадцатое число, Александр Викторович, — совершенно спокойно отозвался денщик, которого Фок с 1877 года называл «Кузьмич» — выпало тому носить одинаковые и фамилию, и отчество, да и с деревни Кузьмичево был призван за два года до войны с турками.
Фок пробормотал под нос, приноравливаясь к речи, и стараясь, чтобы денщик его не расслышал:
— Хреново, что опоздал немного. Не судьба — зато время еще есть. Было хуже, если бы японцы уже выбили нас с перешейка. А так время еще в запасе имеется, и немало, надо только с разумением его использовать…
Александр Викторович мотнул головой — на погибшего адмирала Макарова, признаться честно, он не рассчитывал. Однако не расстроился — попасть на подобный случай было совершенно невероятным делом. «Разлет» по времени должен был пойти, как ему объяснили «товарищи ученые, доценты с кандидатами», с апреля по июнь 1904 года, причем данная возможность составляла на самом деле ничтожные доли процента.
И этот немыслимый шанс от судьбы он все-таки вырвал — недаром его всегда считали счастливчиком, настоящим «баловнем Фортуны», как бы выразились в это время. Один жребий из тысячи остаться в живых он всегда ухитрялся вытаскивать, и выживать там, где погибали сотни.
«Это не моя война, к тому же она будет позорно проиграна. Царизм прогнил насквозь, и мне еще предстоит нанюхаться миазмов разложения. Но раз так вышло, то драться с японцами придется насмерть и отстаивать русский Порт-Артур до последнего. Чтобы кровавый урок восточные соседушки надолго запомнили и через четырнадцать лет во Владивостоке оккупанты не появились. Хотя…