Территория сердца (СИ)
В шкафу действительно висело несколько рубашек — дорогие, хорошо сшитые, на вешалках рядом лежали аккуратно сложенные галстуки. Я взяла первую попавшуюся рубашку и быстро надела её на себя, ощущая, как ткань приятно охватывает кожу. Она была огромной, плечи сползали, но это было лучше, чем сидеть перед ним в одном лифчике.
Почувствовав себя хоть немного защищённой, я вернулась на диван и посмотрела на Владислава. Он наблюдал за мной, и в его взгляде не было ни намёка на ту похоть, которую я наблюдала всего лишь пол часа назад.
— Прости, — вдруг сказал он так, словно непривычные слова прилипли к губам.
Я молча кивнула, понимая, что такие, как он, не привыкли извиняться. В этой фразе скрывалось больше, чем просто признание вины — может быть, даже желание оставить всё произошедшее позади. Я не могла до конца понять, что он чувствует, и, честно говоря, не была уверена, что хочу знать.
Я села рядом, не слишком близко, но и не слишком далеко, положив руку ему на мокрый лоб. Его кожа была холодной и липкой, и я чувствовала, как под ладонью пульсирует жилка. Он не оттолкнул меня, просто смотрел, как будто пытался понять, что я собираюсь делать дальше.
— Владислав Александрович… — начала я, но он тут же поморщился, словно я снова обидела его.
— Влад… — перебил он, морщась, как будто само звучание его полного имени причиняло боль. — Думаю, после твоего ласкового обращения по матушке называть меня официально как-то… странновато.
— Влад…. Нужно кому-то сообщить…. Я не могу оставаться здесь на всю ночь…. Мне как минимум нужно переодеться…. Может…. — я прикусила губу, — позвонить твоему отцу?
Его реакция была мгновенной. Лицо исказилось гримасой отвращения и явного протеста, он словно снова собрался с силами, чтобы резко подняться, но его тело не подчинилось. Губы дрожали, дыхание участилось, и он крепко зажмурился, словно пытался отогнать эту мысль.
— Нет! — резко сказал он, его голос прозвучал напряжённо и слишком громко для его ослабленного состояния. — Только не ему… Пожалуйста.
— Маме? Друзьям?
— Мама умерла больше 10 лет назад, — хрипло отозвался он. — Друзьям…. — улыбка вышла горькой.
— Влад…. Он все равно узнает…. Послезавтра конференция, завтра он будет на работе с утра… — я и сама вздрагивала каждый раз, когда вспоминала Александра Болотова.
Этот человек был как ледяной ветер, пронизывающий до костей. И мне было страшно даже представить, как он отреагирует, если узнает, что произошло с его сыном. Но ещё страшнее было думать о том, что будет с Владиславом, если он попытается скрыть всё это.
Владислав с трудом повернул голову и посмотрел на меня. Его глаза казались пустыми, как будто все силы покинули его тело, оставив лишь оболочку.
— Я знаю, — прошептал он, и в его голосе звучала такая усталость, что я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. — Он всегда всё узнаёт. Я просто… хотел выиграть немного времени. На, — он протянул мне свой телефон, — звони по второму номеру: он — личный. Его он всегда берет.
Я замерла, глядя на протянутый телефон, чувствуя, как сердце начинает биться всё быстрее. Два номера были забиты в телефон Влада, один под именем «Александр Юрьевич», а второй коротко — «папа». Моё дыхание стало прерывистым, и я на мгновение замерла, не зная, как поступить.
— Давай, — тихо сказал Владислав, его голос прозвучал успокаивающе, хотя сам он выглядел измождённым. — Так будет лучше… для всех.
Я понимала, что он прав, но пальцы всё равно дрожали, когда я коснулась экрана. Мне было невыносимо страшно представлять, что скажет Александр Болотов, когда узнает, что произошло. Как он отреагирует на то, что я — обычная секретарша — сообщаю ему об этом.
Но у меня не было выбора. Дрожащими от страха пальцами я набрала второй номер. В комнате повисла тишина, и каждый гудок казался мне выстрелом в тишину. В голове крутилось тысяча мыслей, и все они были связаны с этим могущественным и пугающим человеком.
Три длинных гудка. А потом…
— Да, Влад? — низкий, тяжёлый голос раздался в трубке, и я почувствовала, как внутри всё сжалось. Это был голос, который невозможно спутать ни с чем. Я моментально представила себе его лицо, его пронзительный взгляд. Сердце замерло на мгновение, а затем бешено заколотилось.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с собственными эмоциями.
— Это не Влад, — голос звучал неожиданно твёрдо, хотя внутри я дрожала от страха. — Это Лучезара… его секретарь.
В трубке повисла напряжённая тишина. Я чувствовала, как напряжение нарастает, словно перед бурей. Потом Александр Юрьевич заговорил, и его голос был полон ледяного спокойствия, от которого по спине побежали мурашки.
— Где мой сын? Что случилось? — спросил он, и я слышала, как эти простые слова наполнились сталью. Он, казалось, уже знал, что что-то пошло не так, и был готов услышать правду, какой бы страшной она ни была.
Я снова взглянула на Владислава. Он лежал на диване, его лицо было бледным и осунувшимся, но он внимательно следил за мной, его взгляд был полон напряжённого ожидания. Я знала, что он слышит каждое слово.
— Владислав Александрович… — начала я, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри всё клокотало от волнения. — У него был… приступ. Он не хотел, чтобы я звонила вам, но… я не могу оставить его в таком состоянии. Ему нужно… ему нужна помощь.
В трубке снова повисло молчание, такое гнетущее, что я на секунду подумала, что связь оборвалась. Но затем я услышала медленный вдох Александра Юрьевича.
— Какой именно приступ? — его голос был холодным, как лёд, и в нём не было ни капли эмоций. — Объясните точно.
Я почувствовала, как внутри всё сжимается от этого тона. Но я знала, что должна рассказать правду, какой бы страшной она ни была. Я вспомнила, как он упал, как его тело сотрясали судороги, и в голове мелькнули обрывки того, что я знала о таких приступах.
— Судороги, — ответила я, чувствуя, как голос дрожит. — Он потерял сознание, его тело… дрожало. Это было похоже на эпилептический припадок, но я не уверена… Он был в ужасном состоянии, и я…
— Где вы сейчас? — оборвал меня Александр Юрьевич, и я услышала, как в его голосе зазвучала скрытая тревога, которую он пытался подавить.
— В его кабинете, — ответила я, чувствуя, как горло сжимается. — Он сейчас лежит на диване, я накрыла его пледом. Ему немного лучше, но он очень слаб.
— Я буду через полчаса, — коротко сказал он, и в его голосе уже не было того ледяного спокойствия, только холодный, властный тон, который не оставлял сомнений, что он собирается сделать всё возможное. — Никуда не уходите. И не давайте ему уснуть.
С этими словами он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Я осталась стоять с телефоном в руке, не зная, что делать дальше. Сердце колотилось, как бешеное, и я с трудом подавляла дрожь в руках.
— Он приедет, — сказала я тихо, обращаясь к Владиславу. — Сказал, что будет здесь через полчаса.
Владислав прикрыл глаза, его лицо стало ещё бледнее, если это было возможно. Он глубоко вздохнул, словно пытаясь взять себя в руки, и тихо прошептал:
— Спасибо, что позвонила… Я просто… не хочу, чтобы он видел меня таким.
— Давай пока сделаю тебе чай, горячий, чтоб ты мог согреться.
Влад слабо улыбнулся и кивнул, отпуская меня от себя. Я вышла в приемную, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания: от усталости, от шока, от страха перед тем, кто совсем скоро появится здесь. Когда ставила чайник и наливала воду в глубокую чашку, думала залью всю рубашку Влада — руки ходили ходуном. Однако чудом справилась с собой.
С каждым мгновением до приезда Александра Юрьевича оставалось всё меньше времени, и я чувствовала, как страх всё больше затягивает меня в свои тиски. Казалось, что это не просто мужчина, а буря, которая готова смести всё на своём пути. Я знала, что он будет зол, что он увидит своего сына в таком состоянии, и мне придётся отвечать на его вопросы.
Я сделала глубокий вдох, подняла чашку и медленно вернулась в кабинет Владислава. Он лежал на диване, его глаза были закрыты, лицо по-прежнему бледное, но дыхание стало ровным. Я аккуратно поставила чашку с чаем на стол рядом с ним и присела рядом, не зная, как лучше подбодрить его.