Демонолога вызывали? Том 2 (СИ)

Про лажу он исключительно верно подметил. Этого добра у моего замечательного спутника предостаточно.
— Понял, — сказал я.
Смоляков приладил панель на место. Я отметил ее местоположение и постарался его запомнить. Со стороны она была малозаметна — умное решение. Так он не расколотит ценное лекарство, когда перейдет в обращенное состояние.
До этого оставалось совсем немного. Руки у Ильи Олеговича тряслись как у столетнего старца. Еще пара минут, не больше — и он опустится на четвереньки. Поддерживала его только недюжинная сила воли, но все мы понимали, что хватит ее ненадолго.
Наконец я осмотрел подвал. То место, где мне предстояло провести ночь. Поле грядущей битвы. А в том, что оно таковым окажется, я уже не сомневался. Что ж, следовало заметить, что Илья Олегович создал себе вполне достойные условия. За свою жизнь я повидал немало разных подземелий, темниц и прочих бункеров, но это совсем не напоминало обычный каменный мешок, в котором держат узников.
Комната была просторной, хорошо освещенной, по форме — правильный квадрат. На камеру она вообще не походила, скорее на бедно обставленную спальню. Справа простая деревянная койка, наскоро застеленная простыней, в углу, сбоку от нее, письменный стол с кипами бумаги, лампа в плетеном абажуре и стул. По левой стороне стояли два шкафа, доверху заставленные книгами. Между ними кое-как втиснулась дверь.
Больше всего комната напоминала рабочий уголок писателя. Тот, куда можно сбежать, пока в голове варится очередной шедевр. Чтоб шум от окружающих не отвлекал.
— Мне нравится ваша вера в мои способности, Илья Олегович, но как насчет альтернативных средств сдерживания? В таком деле что угодно на любой стадии может пойти не по плану, и тогда мне придется импровизировать…
Смоляков без сил обвалился на койку, которая жалобно заскрипела под весом. К отключке он уже был опасно близок. А когда эта часть его заснет, проснется другая. Придет из красного тумана.
— Дверь, — указал он. — Там… найдете все, что потребуется.
Я не стал донимать его дальнейшими расспросами и прошел между шкафами. Дверь оказалась не заперта. В темноте я смог разглядеть только громоздкий и объемный силуэт посреди комнаты. Интересно… что такого тут он держит? Я пошарил по стене в поисках выключателя, но ничего не нашел.
— Альф, найди, как включить свет. Живо.
— Понял тебя, — отозвался бесенок. Серьезно, без тени насмешки.
Вокруг меня заколыхался воздух, захлопали, удаляясь, крылья, а через пару секунд раздался мягкий щелчок.
— Нашел! Готово, Каммерер, можешь не благодарить!
За это я во многом и ценил Альфа. Маленький засранец никогда не упускал случая поиграть на моих нервах, в этом он был настоящим мастером. Но когда дело приобретало серьезный оборот, более верного помощника нельзя было и пожелать. Многим моим коллегам по ремеслу повезло гораздо меньше — некоторым достались те еще лживые и коварные ублюдки, только и ждущие возможности обмануть «глупого человечишку».
На их фоне Альф казался эталоном верности. Даже если иногда вел себя как зарвавшийся ребенок.
— Молодец, — тем не менее похвалил его я. Бес в ответ довольно осклабился.
Теперь стало хорошо видно, что за штуку тут прятал Илья Олегович. К тяжелому металлическому основанию, приваренному к полу, крепилось сидение. Длинное, примерно в рост взрослого мужчины. Больше всего вся конструкция напоминала кресло из зубоврачебной клиники. С тем только отличием, что пациентов там не приматывают к сидению. А здесь для этой цели были приспособлены даже не ремни… цепи толщиной в палец.
Больше в комнате не было ничего, кроме лампы под потолком.
— Серьезное устройство, на совесть сделано, — заявил Альф, когда оглядел «кресло». — Надеюсь, ты не думаешь вытащить его отсюда? В дверь точно не пролезет.
— Мои силы велики, но не настолько, — усмехнулся я. — И разносить подвал я не собираюсь. Мы проводим Илью Олеговича сюда.
— Или принесем, — добавил бесенок. — он совсем плох.
Когда мы вернулись в основную комнату, я сразу понял, что Альф прав. И правота его заключалась в том, что Смоляков, что лежал на кровати, корчился явно от боли. Его тело то выгибало дугой, то скручивало в тройное «зю».
  
Кожа покрылась наполовину шерстью, руки все сильнее напоминали лапы, а на голове уже явственно виднелись торчащие уши. Не к месту в голове вспомнилась старинная сказка про девчушку и ее бабушку, которую съел большой страшный серый волк. А затем, нарядившись в ее одежду, притворялся в этой самой бабушке.
— Даже не думай, — предупредил я Альфа.
— Да чего⁈ Я просто хотел спросить куда он дел бабку…
Я тяжело вздохнул и быстрыми шагами двинулся в Илье Олеговичу. Решение было рискованным, потому что прямо сейчас он мог либо кинуться на меня и одним рывком перекусить горло, либо махнуть рукой и выпотрошить меня своей когтистой лапой, как рыбу.
Но я надеялся, что мне хватит сил и энергии, чтобы если что — принять удар на барьер или отбросить его в сторону.
— Р-рыа… аргх… не под… ходит-те, — ворчал Смоляков. Как он оставался в сознании при таких болезненных трансформациях — ума не приложу. В комнате стоял звук треска. Судя по тому, что я видел, это конечности выходили из суставов, ломались кости изгибались под другим углом, который им был нужен.
Одному богу известно как и почему таким образом происходит процесс трансформации, но имеем что имеем.
И самое неприятное, что я не знал — могу ли я использовать на Илье Олеговиче сейчас заклятие контроля тела или нет. Внутри головы стояло отчетливое опасение, что если я сейчас вмешаюсь, то Смоляков вот так и застынет навсегда. И доставать его из этой полуформы совсем не хотелось. Вы уж либо сюда, батюшка, либо туда.
Поэтому я подхватил его под руку и волоком, почти что на себе тянул в сторону стула с кандалами.
Весу, хочется признаться, Смоляков в этой форме поднабрал значительно. Мышечная масса росла на нем, как на дрожжах. Не удивлюсь, если после всех этих трансформаций, когда Илья Олегович возвращается в свое человеческое обличие — ест он не за троих, а за десятерых полноценных мужчин. Иначе объяснить такое бешенное сжигание калорий я не могу.
— Поторопись, — сказал Альф, державший Смолякова за вторую руку, словно он сам лично мне помогал его тянуть. — От него уже псиной нести начинает.
Это было правдой. От Ильи Олеговича дурно пахло немытой уличной дворнягой, которая вывалялась невесть в чем. Шерсть лоснилась, а судя по ощущениям, температура тела поднялась градусов так до тридцати восьми. Смоляков зарычал и дернулся в сторону, от чего меня накренило вместе с ним, но я умудрился устоять на ногах.
Развернувшись, я почти что бросил его прямо на стул, отчего его тело безвольно опустилось. Если бы это приспособление не было крепко закреплено к полу, то, скорее всего, Илья Олегович опрокинулся бы вместе с ним на спину.
Я присел на корточки и быстрым движением замкнул один из кандалов на лодыжке, которая уже почти полностью превратилась в огромную волчью лапу.
Клац. Вторая нога.
— Назад! — гаркнул Альф. Я рефлекторно отклонил туловище. Огромный длинный коготь просвистел в миллиметре от носа, после чего Илья Олегович схватился за голову обеими руками-лапами и потряс ею, как настоящий пес.
Теперь он почти полностью напоминал оборотня. Самого настоящего. Антропоморфное существо, что может стоять на двух задних ногах и даже бегать. Лишь нужда может привести его к тому, что он начнет бежать на четвереньках.
Пожалуй, единственным отличием являлось то, что Илья Олегович еще не до конца обратился: морда не окончательно напоминала волчью, шерсть еще местами светилась и не покрыла кожный покров, но в остальном… полноценный оборотень.
Его речь больше не была человечьей. Если он и пытался что-то сказать, то почти все звуки напоминали рычание недовольного злого пса. Отдельные слова еще можно было разобрать, но лишь на уровне домыслов и догадок.
И даже при этом меня волновала одна проблема: как приковать руки-лапы, чтобы я мог спокойно проанализировать увиденное. Просканировать его энергию, в конце концов. Потому что-то, что я видел сейчас не давало мне практически никакой пользы. Единственный плюс был в том, что я убедился в словах Ильи Олеговича. Он не врал и действительно в полночь обращался в огромного вервольфа. И что он делал до того, как соорудил себе бункер — одному богу известно, потому что даже сам Смоляков, по его словам, мало что мог реконструировать в своей памяти.