Поймать лаптем удачу (СИ)
Опять прикалывается. Когда же я перестану краснеть?
— Э… э… — Я тщетно пыталась выкрутиться.
— Вик, а может, ты перестаралась? Давай сознавайся, ты специально его мне нарисовала, чтобы я приревновал, да? Ну не могла же ты в гея влюбиться!
Так, раскрылся. Он меня пытает.
— Да нет же! Я не влюбилась в него! — не выдержала я.
— Ага, конечно! Да ты его только за то, что он на тебя похотливо посмотрел, чуть не пристрелила, а уж когда назло мне, он поцеловал тебя, я был уверен, что произойдет мокруха! Даже фотоаппарат взял! Но ты его, к моему сердечному огорчению, помиловала. Так зачем ты его рисовала в моей рабочей тетрадке? А?!
Ни пить, ни есть я уже не могла. Да, зачем же я его все-таки рисовала? Чтобы понять, на кого он больше похож. И я поняла? Нет! Разве, что на гея он не походит.
— Над ним издевалась, — сказала я первое, что пришло мне в голову, и тут же пожалела. Глупо!
— А зачем в моей тетрадке?! Это мне назло, да? Одним выстрелом — двух зайцев, так? И что-то не похоже по этим картинкам, что ты над ним издевалась. Вик, или это я у тебя плохо вышел? Давай признавайся, кто у тебя на душе? Я или гей?
— Гущин, я куплю тебе дюжину тетрадок, только отвали от меня!
— Зачем ты его рисовала в моей тетрадке? Что ты хотела мне этим сказать? — не унимался Сережа.
— Да я нечаянно!
Это тупик. Что же придумать?
— Кристина… Она просила изобразить мне его достоверно. Вот я и прикидывала образы. А тетрадь твоя — первое, что попалось мне в руки в период вдохновения.
— А почему он тебя подвозил?
Я не ответила.
— Вик, зачем ты меня позвала?
Опять по-новой. Мне опять становилось не уютно.
— Страшно. Было.
— Значит, сейчас я могу уезжать? Спасибо, Сережа, но ты мне негоже? — надулся Гущин.
— Нет!
Зачем я его останавливаю? Пусть домой едет. Но язык меня не слушался.
— Сегодня останься, — тихо сказала я.
— Зачем?
— Страшно.
— Страшно? Вика! Может, перестанешь мне мозг есть? Зачем я тебе нужен?
— Для компании.
Это первое, что пришло в мою пустую голову. Гущин посмотрел на меня так, что я сразу поняла, что он не верит ни одному моему слову.
— О’кей! — весело сказал он. И положил свои ноги на соседний стул. Все его тело говорило о расслабленности и беззаботности. — Тогда я делаю такой вывод.
У меня закружилась голова. Да, умеет он голову затуманить.
Глава 5.6
— Ты ушла на больничный и поняла, что долго не увидишь меня, такого-растакого красавца. Соскучилась и специально решила перед моим приходом поменять дверь, чтобы я поверил в твою вымышленную историю с воровством. Еще: ты совершенно не умеешь клеить парней, особенно таких, как я. Поэтому, насмотревшись сериалов, попросила друга, то есть Высоковского, сыграть влюбленного. Но тот, видимо, перестарался. Он-то не знал, что ты целоваться не умеешь! И за раскрытие сей тайны ты готова его на тот свет отправить, к брату!
Я поняла, что еще одно слово — и я выкину его в окно.
— И как тебе моя первая сказка? — спросил Гущин, хитро посмотрев на меня. Он меня чувствовал.
— Ты серьезно? — только и спросила я.
— Вполне. Но, может, ты мне расскажешь свою версию?
Я встала и тихо пошла в коридор. Не могу я ему все рассказать. Да он мне и не поверит. Но справедливо ли его подвергать опасности, когда он ничего не знает? Я взяла свою большую сумку и медленно направилась в свою комнату. Гущин, прислонившись к стене, наблюдал за мной. Обаятельный он парень и красивый. Но чего-то в нем не хватает. Хотя и шарм есть, и ум. Может, меня его язык и неугомонный нрав отпугивает?
— Поезжай домой, — сказала ему я.
Гущин усмехнулся.
— У тебя температура.
— Я серьезно.
— Я тоже. Ты только сейчас просила меня остаться, мол, тебе страшно. Ты же скучать будешь. И кто тебя кормить будет и на работу провожать?
Неужели я и, правда, так беспомощна? Что я, сама себе поесть не приготовлю?
— Как-нибудь справлюсь, — ответила я. — Ты не обязан здесь жить и обо мне заботиться.
— Да, ты забыла. — Глаза Гущина коварно сверкнули. — Ты мне почти жена, а значит, слушаться должна.
— Что?!
У меня от его наглости перехватило дыхание.
— А то! Ты с утра мне сказала, что не против.
— Ты о чем?
— О том! Мы с тобой все утром обсудили. Только не делай вид, что ты ничего не слышала. Я тебе целую лекцию прочитал, какая бы на самом деле мне жена подошла.
Я не выдержала и ударила его сумкой. Он стал уворачиваться от моих ударов.
— Болван! Ты в своем уме?! Идиот! — кричала я.
Гущин же сделался еще более хитрым, глаза его блестели озорством. Стало понятно, что он снова чудит. Он поймал меня и крепко обнял. Я замерла. Новое ощущение. Не могу понять, неужели оно мне нравится?
— Да ты что? — удивилась я.
Гущин дьявольски улыбался.
— Остынь, малышка. Я тебе ничего плохого не сделаю, — почти прошептал он мне в ухо.
Что за ерунда? У меня от его голоса волнуется кровь, и я краснею. Я сжала челюсти, разозлившись на себя, и почти басом ответила:
— Руки прочь!
Гущина вся эта ситуация смешила. Он опустил руки, но не отошел от меня ни на сантиметр и, довольно улыбаясь, посмотрел на мое красное лицо.
— Все, не трогаю.
Я оттолкнула его от двери и, закрыв ее за собой, упала на кровать.
— Вик, я еще с тобой не договорил! — кричал он из коридора. — И вообще, я понимаю, что ты тундра с замашками монашки, но как твой будущий муж скажу: прощайся со своими скверными привычками. Прочти, как все нормальные девчонки, эротический роман и поговори о сексе с Кристиной.
Что он там бормочет? Да я же за это его прибить могу!
— Ты заткнешься или нет?!
Обнаглел совсем!
— Вообще-то, я помогаю тебе решить твою проблему, — прямо в щель бубнил Сережа. — Ну, не хочешь — как хочешь. Все равно ты сдашься. По тебе видно.
Я не помню, как я встала с кровати, и не помню, как в руках у меня оказалась статуэтка египетской кошки из чугуна, я даже не почувствовала, что она тяжелая. Я открыла дверь своей комнаты и увидела уже напуганного Гущина, который медленно пятился назад.
— Вика, я все понял… — осторожно начал он. — Перегнул я.
Гущин забежал в комнату Маши, закрыл перед моим носом дверь на замок и оттуда уже выкрикнул:
— И все равно я прав!
— Гущин!
— Что?
— Хочешь здесь жить, так помалкивай!
Топая, как слон, я ушла в свою комнату. Статуэтка оттягивала мне руку. Вот, чуть его не убила. Своего единственного друга! Я поставила статуэтку на место. На что этот идиот намекал? Неужели он еще надеется, что я с ним спать буду? Вроде нет… Но зачем тогда дразнит? Если б он не был таким идиотом и не работал со мной на одном заводе, тогда бы, возможно, я сдалась… В смысле, не сдалась, а влюбилась бы в него. Хотя, с моим характером — маловероятно. Мне двадцать четыре года, и мне трудно в этом возрасте вот так просто влюбиться. Мозг не дает. Всегда, когда я вижу красивого парня, похожего на мою мечту, я сразу в нем нахожу массу недостатков и понимаю, что с этим типом мне ловить нечего. На него можно просто смотреть, наблюдать, здороваться, но на большее он не способен.
С Гущиным получилось все иначе. И это — его заслуга. Он в коммуналке всегда сам со мной заговаривал и шел на контакт с привычными подколами и глупыми шутками. А на заводе стал устраивать цирк со своей сменой, в которой были термисты и грузчики. Ребята всегда ему подыгрывали, с охотой участвовали в его спецспектаклях а-ля «сразим Вику наповал». Устраивали сражения на колбасных палках за стул, стоящий рядом с моим рабочим столом, запирали друг друга в термокамере за провинность вроде: «за общение с Викой без личного разрешения нашего главного термиста Ромы, который охраняет ее даже от Гущина, и без благословения технолога, то есть самого Гущина». Гущин и сам, бывало, видя, что я иду навстречу, остановится и подтанцует что-то вроде степа, или изобразит из себя ниндзя… Было даже как-то, что я от нечего делать нарисовала Сережу с палкой для колбасных рам, в воинственной позе. Листочек с рисунком я заложила в рабочую тетрадь-журнал, чтобы ребята не увидели, и ушла пить чай. Прихожу, а мой рисунок висит на термопечи, приклеенный скотчем. И подписано ужасным почерком: «Вот о ком думает Вика». Оказалось, Гущин списывал показания печей из моего журнала и, нарвавшись на этот листок, повесил его для ребят. После этого каждый парень из нашей смены просил нарисовать его, а потом допрашивал, влюбилась ли я в Сережу, или просто его так подколола в ответ. Рисовать я никого не стала и говорила всем, что эта карикатура на нашего технолога, как он гоняет всех палкой. Смена с Гущиным была для меня ожидаемым праздником на работе. Я запоминала его график на месяц вперед и страшно расстраивалась, когда ему неожиданно меняли смену. И он, как мне теперь стало понятно, отлично это знал.