Теория Игры (СИ)

Разумеется, за один подход такие вопросы не решались, и когда Ту-154 Косыгина взял курс на Москву, а Гольфстрим 2 Ди Колонья в Берлин, всё застыло в стадии гнева, сразу перескочив из стадии отрицания. Впереди ещё маячили торг, депрессия, и в конце — принятие, когда те же, кто так стремился утопить СССР, будут снабжать его первоклассными станками и передовыми технологиями.
И сколько бы не ерепенились владельцы заводов, газет, пароходов, но время неумолимо, и каждый из них был внезапно смертен. А потому, генри Форд второй, шестидесятитрёхлетний внук Генри Форда первого, личным самолётом прилетел в Россию, держа подмышкой папку с неутешительным диагнозом.
Для него лично ситуация выглядела просто и ясно. «Комми» имели товар, и просили за него определённые деньги. И пока юристы и дипломаты утрясали все детали сделки, советская сторона пошла на удивительный шаг. Старик Алан Меерсон, восьмидесятилетний глава юридической службы всей корпорации, и личный поверенный самого Форда, лёг в московский госпиталь, и вышел оттуда явно помолодевшим, здоровым, и напрочь забыв про подагру и астму мучавших его последние двадцать лет. И доктора, приехавшие с магнатом, и обследование в швейцарской клинике тут же подтвердили факт лечения и омоложения, потому как даже тщательное обследование не обнаружило никаких болезней и старческих изменений.
Советы просто, быстро и эффективно доказали, что их лечение не блеф, и уже не сомневаясь, Форд дал команду на подготовку контракта.
К своим шестидесяти, настоящий трудоголик и фанатик компании Генри Форд имел целый букет болячек, самой позорной среди которых стали проблемы в половой сфере. И когда он, на следующий день, проснулся в палате с победно торчащим членом, первое что он сделал — задумался. Да, завод грузовиков, обещанный СССР, он конечно поставит, и наладит его работу. И даже не потому что он подписал контракт. Нет. А потому что лет через двадцать, он планировал вновь обратиться к русским и получить свою порцию продления жизни.
Для Никиты, вся процедура заняла буквально пять минут. Он вошёл в палату, где под действием закиси азота спал промышленник, наложил магему восстановления и дождавшись окончания процесса, покинул помещение.
А через месяц, в Шереметьево высадился внушительный десант американских инженеров для привязки проекта на местности, и в городе Нижнекамске, закипела работа[1].
Когда две авторитетных медицинских комиссии признали омоложение и излечение Форда, в страну сразу потянулись просители, с толстыми кошельками, но принимали далеко не всех. И дело тут было не столько в плоскости идеологии, а в том. что три крупных проекта одновременно страна ещё могла потянуть, четыре под вопросом, а вот пять уже точно нет, и кто-то просто встал в очередь, на «Русское чудо», как его окрестили в прессе.
Практически сразу в мировой прессе тональность выпадов против России кардинально снизилась, перейдя в нейтрально — дружелюбную форму, а провокации на границах прекратились.
Более всего этому огорчились китайские товарищи, так как вначале, в двадцатых, они вместе с Россией находились на положении осаждённых крепостей, и всё было одинаково плохо, но в семидесятые, вырвавшийся вперёд Китай, радостно похоронил все речёвки о дружбе навек, и стал всячески демонстрировать интерес к дальневосточным землям, СССР пришлось в срочном порядке закапывать в землю сотни миллионов рублей укрепляя границу с неспокойным соседом.
Но ситуация вновь изменилась, и теперь Китай подсчитывал убытки от разорванных контрактов с Западом, а СССР, непонятно почему стал получать подарки один за другим. Кроме того, Хуа Гофен тоже хотел омолодится, но все намёки на это, советские представители игнорировали, а на прямо заданный вопрос, временный поверенный спокойно ответил, что решение этого вопроса совершенно точно вне его компетенции и товарищу Председателю следует обратится к руководству страны.
Разумеется, в реальных условиях, руководство страны шло и на снижение цены, и на другие подвижки, но лишь в случае поставки чего-то совсем особого, как например один из олигархов бросил на стол в качестве оплаты технологии сталей для станков высокой точности, и станкостроительный завод, стоивший существенно меньше пяти миллиардов, но нужный СССР позарез.
  
Суета, и беготня всего советского руководства практически никак не касалась Никиты. Он много занимался в том числе и с преподавателями, фактически начав своё обучение в «Лесной школе» и не пожалел ни минуты. Преподаватели рассказывали предмет так, что не хотелось прерывать урок, а когда начались практические занятия на улицах Москвы, по уходу от наблюдения и контрнаблюдению, Никите потребовались все полученные навыки. Также он учился «высокому этикету» с настоящей графиней, фехтованию, стрельбе из разных странных предметов, и много беседовал на разные темы, впитывая опыт специалистов высшего класса.
Ввиду резко зачастивших гостей из Европы и США, европейские строительные компании, срочно возводили несколько гостиниц, а спецстрой заливал взлётно-посадочную полосу под новый аэропорт, названный с искромётной креативностью «Шереметьево — 2».
В таком потоке прибытие одного человека, никого особо не интересовало, несмотря на то, что тот являлся учёным с мировым именем, и впечатляющей коллекцией наград.
Нобелевский лауреат Ханс Бете, доехал на такси до гостиницы, и там, дождавшись пока администратор останется в одиночестве, положил перед ним бумажку с тремя буквами. «КГБ».
Мужчина стоявший за стойкой, всё правильно понял, провёл рукой словно смахивал пыль, попутно прихватив записку, и едва заметно кивнул.
Ханс Бете, хорошо пообедал, сходил на экскурсию по городу, и когда вернулся, в своём номере обнаружил пару мужчин, вполне характерной наружности, предъявивших удостоверения сотрудников КГБ.
— Господин Бете, — сразу начал полковник, останавливая гостя. — Я предлагаю вам загородную поездку. Что может быть романтичнее, чем подмосковье в апреле? Там, вас ожидают заместитель председателя КГБ, генерал — лейтенант Зубатов, и если хотите мы вызовем представителя нашей Академии Наук.
— Солидно, но… нет необходимости. — Астрофизик кивнул. — Поехали.
Уединённая вилла на берегу Яузы в окружении вековых елей, и сосен, походила на дом из русских сказок, а когда учёный вышел из машины, его встречал терпкий запах жареного мяса, и негромкая музыка из распахнутых настежь дверей.
Чинно и неторопливо нобелевского лауреата посадили за стол, где, уважая его возраст, стояли лёгкие закуски, и хорошее вино.
К делу перешли так незаметно, что Ханс Бете, сам не заметил, как озвучил главную причину своего приезда.
— Я хочу пройти омоложение по вашему методу. — Он прямо посмотрел в глаза генерала. Но тот не возражая просто слушал что скажет гость. — У меня нет пяти миллиардов, и это конечно очень печально. Но у меня есть нечто, что тоже стоит немало. — Учёный налил в рюмку водки, и одним движением забросил в себя словно всю жизнь пил с русскими. — Я знаю координаты базы инопланетян на Земле.
[1] В этом мире СССР не поддался на шантаж американцев и не стал поддерживать легенду о высадке на Луне, и завод КАМАЗ оплаченный в нашей истории американцами, здесь не построили.
  
Эпилог
 
ЭПИЛОГ
Заседание Академии художеств, совершено неожиданно для присутствующих, ознаменовалось громким скандалом. Группа хужожников, вынесла на обсууждение коллективное письмо, подписанное рядом известных мастеров, и академиков, протестующих против начала изучения в стенах академии стиля Социалистический гиперреализм, ярким представителем которого стал ещё не титулованный, но уже очень известный самодеятельный художник Никита Калашников.
В письме, ряд искусствоведов и художников жёстко критиковал сам стиль и его апологета Калашникова, настаивая на лишении его возможности выставляться, и запрещении ему заниматься художественным творчеством.