Паровой каток
- Он нарушил общественную мораль, - пояснил стражник, и деланно рассмеялся, пожимая плечами и явно подражая Гроббелаару.
Крамер сжал кулаки, но тут Зонди совершил благой поступок, изо все сил наступив каблуком на начищенный до блеска ботинок стражника.
Узник полностью отключился. Крамер снова взглянул на него. Человека этого он откуда-то знал. А, вот оно: железнодорожный кассир. Тот, который всегда был предельно любезен, словно сожалел, что не может поехать с вами, и вообще вея себя по-приятельски. Теперь с ним покончено, покончено навсегда.
Никто не захочет иметь с ним дело, по крайней мере, не в общественном месте. А женщина вряд ли была проституткой, скорее такой мягкой ласковой кошечкой со смазливой мордашкой. Если он не женат, все не так плохо. Не поскупись он на хорошего адвоката, может легко отделаться. Но в глазах общества он человек конченный. Несчастный безумец...
- Мне нужен Гершвин Мкизе, - Крамер захлопнул глазок.
Стражник был поражен. Чуть замешкавшись, приготовил дубинку и проводил их за угол, к камерам для цветных.
Оттуда доносились какие-то шорохи, и стражник заорал, чтобы все улеглись и замерли. Потом, открыв замок, отступил назад. Тренированным движением дубинки поднял щеколду, потому шагнул вперед и пинком распахнул дверь.
В камере было десятка три заключенных, половина из них, сидя, моргала отвыкшими от света глазами. Какой-то старик тут же свернул свой матрас, видно решив, что уже утро. Доносился оттуда только храп.
Отступив в сторону, стражник показал в угол. Но нужды в этом ие было. Гершвин, его амбал и шофер, все в желтых костюмах, выделялись у стены как три дорожных знака в тумане.
Крамер тут же кое-что заметил: что те не спали, только прикидывались, что Гершвин возлежал на пяти матрасах, а рядом четыре подростка лежали на голом бетонном полу; амбал с шофером, оба в засохшей крови, видно решили, что для них сойдет и по три матраса.
- Убрать! - велел Крамер, указывая на заключенных, лежавших между ним и Гершвиным.
Зонди кивнул стражнику, чтобы тот оставался у двери, а сам пинками расчистил дорогу. Крамер обошел груду матрасов.
- Гершвин!
Амбал нервно заморгал.
- Гершвин Мкизе!
Между заключенными пролетел чуть слышный ропот. Стражник застучал дубинкой, веля умолкнуть.
- На выход, Гершвин.
И тут водитель сплюнул ему под ноги. Крамер тут же врезал ему в живот.
- Куда? - спросил Гершвин, когда его приятель скорчился на полу, глотая воздух. Амбал так сощурился, словно его сажали на кол.
- Не твое дело, - спокойно ответил Крамер.
- Нет, спасибо, шеф.
- Что?
- У меня такой адвокат-еврей, - нет слов! Он сказал: Гершвин...
- Сэм Шифринский? Адвокат тебе понадобится в Верховном суде.
- В Верховном суде? Из-за такой ерунды? Мистер Шифринский говорит, что у меня прекрасное алиби, что я просто шел через рынок, чтобы взглянуть на "додж" и...
Тут Гершвин заметил мину Зонди. Заметили её и другие заключенные и предпочли удалиться.
- Значит, Сэм говорит, что все будет в порядке, - сказал Крамер. - А знает он про Шу-Шу?
Рот Гершвина искривился. Взгляд Крамера он выдержал, не моргнув. Потом только взглянул на то, что Зонди швырнул на пол. На колос красной кафрской пшеницы.
- Этого добра там достаточно, - заметил Крамер. - Под бампером "доджа", который стоит в полиции.
- Может, я им займусь? - предложил Зонди.
- Нет, я думаю, теперь мистер Мкизе захочет пойти с нами. Я как раз подумал о небольшой прогулке к пруду в парке Уилденесс.
Гершвина аж передернуло.
- Надо же, как подействовало, - усмехнулся Крамер Зонди. Удивительно, как легко люди верят в то, что нам нужно. Судьи, услышав об этом парке, только качают головами. Что за лжецы эти черные скоты!
- И погода в самый раз, шеф. - Зонди подошел вплотную к Гершвину.
- Знаешь, если подумать, с него хватит и небольшой беседы в управлении. Что скажешь, Гершвин?
С трудом встав, словно ноги его не слушались, Гершвин подставил им запястья.
- На надо наручников, - бросил Крамер. - Никуда он не денется.
Зонди подтолкнул его локтем.
- Констебль, а этих двух мерзавцев заприте в отдельные камеры.
- Слушаюсь, лейтенант.
- И никаких матрасов - вы поняли?
- Есть!
Крамер проследил, как стражник выполняет его команду, ибо слишком опасно оставлять его там одного. Все было сделано крайне старательно. Уже уходя, Крамер вдруг остановился.
- Констебль, уберите из камер все - нечего создавать этим засранцам удобства.
Шу-шу обходился без них до конца.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Это была ужасная ночь.
Последними словами Гершвина Мкизи были: - "Паровой каток..." Потом он рухнул, ткнулся в пол лицом и остался лежать, оттопырив зад.
Крамер и Зонди продолжали сидеть, тупо глядя на него. Они ведь думали, что уже сломали этого паршивца. Думали, что загнали его в угол. Возможно, и так. Но теперь ситуация кончилась тем, с чего все и началось.
Крамер вытянул ногу. Но Гершвин был все равно вне досягаемости. Ноги дрожали. Зонди не был способен и на это. Оба были утомлены. Силы на исходе.
Да, все было кончено - но организму Крамера нужно было время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Он все ещё работал на полных оборотах, подгоняемый насыщенной смесью крови и алкоголя. Лицо его побагровело, жилка на левом виске бешено пульсировала, желудок болел. Его мочевой пузырь словно сдавило клещами. Одно неловкое движение, и пришлось бы ходить, сжав колени. Уже наступило утро.
Такое утро, когда молочники подгоняют коней, чтобы ощутить его красоту, пока их белый хозяин ещё спит.
Но теперь поллитровые бутылки молока уже стояли початые рядом с коробками овсяных хлопьев, и Трек-керсбург уже спешил, чтобы поддержать свою экономику на высоте и в постоянном расцвете.
Крамеру захотелось выглянуть наружу, ему нестерпимо хотелось увидеть свежую кожу и веселые лица. Но тут он снова ошибся. Солнце било ему прямо в глаза. Его багровые лучи лишали его возможности видеть что бы то ни было, и что ещё хуже, когда он снова повернулся в комнату, оказалось, что эти же лучи превратили его кабинет в нечто непереносимое.
Каждый убогий предмет обстановки отчетливо выступал на фоне собственной резкой тени: чашки с остатками кофе, смятые пачки от сигарет, шланги, мокрые полотенца, пластмассовые плевательницы. Заплеванный пол, прокуренный воздух. И хотя запахов видно не было, их и так хватало. Ничего, через несколько минут из камер сюда приведут людей, которые займутся уборкой. И все эти пятна и пепел от сигарет исчезнут с паркета, также как брызги крови Гершвина. Полотенца отправятся в прачечную, а плевательницы в туалет. И к девяти часам эта комната с её кремовыми стенами, обшитыми светлым деревом, пишущей машинкой и двумя креслами станет такой же заурядной, как всегда. И ему бы пора почувствовать себя как всегда.
- Зонди, мне нужно идти. . - Да, шеф.
- Пошли вниз за Кумалом, пусть поможет тебе отнести этого говнюка, он обвиняется в том, что в прошлую субботу убил Шу-Шу. Я тебе уже говорил, что уже выписал ордер и на тех двоих?
- Еще в четыре, когда мы с вами встретились.
- Ладно. И скажи в прокуратуре - думаю,4 сегодня там будет дежурить Оостхузен, - что я прошу недельной отсрочки. Он все устроит. И потом иди домой. Я позвоню старосте поселка, если ты понадобишься раньше, если нет ровно в шесть встречаемся здесь.
Зонди кивнул и потянулся к телефону.
Всю дорогу по коридору Крамер старался не обращать внимания на свой мочевой пузырь. Не хотел его зря раздражать. И он все же успел одолеть расстояние до белой кафельной стены и как раз переживал острейшее чувство облегчения, когда из-за его спины вынырнул сержант Ван Ниекерк. Он был первым сотрудником отдела по расследованию убийств, которого Крамер увидел за последние два дня.
- Доброе утро, лейтенант, - по обыкновению вежливо поздоровался Ван Ниекерк, поворачивая кран. Мыла там не было, но он принес собственное в красивой обертке.