Единственная для Демона (СИ)

— С каких пор им есть дело до нас? — недовольно спросила Клавдия.
— До нас сугубо никакого. — заверил Виктор. — Он приходил ни к нам. Ему была интересна она. Знакомился, оценивал.
— И чем же она могла привлечь заносчивых добродетелей?
— Клавдия, светлые души привлекают не только тьму, свет — притягивает свет. — задумчиво ответил Кузьма. — Но вот незадача, их заинтересованность, означает, что…
— Являлись бы твои доводы правдой, — сердце вздрогнуло, когда я услышала его голос. — Она бы не смогла дотронуться до амулета, более того он всегда при ней и не причиняет боли.
Я провела пальцами по изящной цепочке на шее.
— Продолжайте готовится к празднику. Амулет скоро снова вернётся ко мне.
Спустя пару минут тишины, снова услышала голос:
— Господин, — услужливо протянул Кузьма. — Пока, я вижу обратное.
— Мне иногда кажется, что было бы проще вырезать тебе правый глаз, но каждый раз останавливаю себя, дабы он бывает полезен. Да и не хочется отличиться заурядностью: у меня уже есть одноглазый прислужник.
— Господин, служение вам, честь для меня, вам это известно. Обстоятельства меняются, принципы тоже, грядут перемены.
Подслушивать не хорошо и тем более так долго. Пора выйти, прервать их разговор. Я остановилась в проходе. Иштар стоял спиной, всматриваясь в окно. Кузьма сидел за столом, склонив голову. Виктора и Клавдии в комнате не было, но готова поклясться, что они и через дверь не выходили.
— Не помешаю? — спросила, давая знать о своём присутствии.
— Нет, — развернулся, посмотрел на меня. — Кузьма как раз собирался разобраться с ранее обсуждаемой темой.
Он поднялся, будто обрадованный, что получил добро.
— Пренепременнейше! Сейчас же займусь! — откланялся, повернулся ко мне. — Alea jacta est, милушка.
Я сидела на диване, читала не замысловатую книгу с банальным и предугадывающим сюжетом. Иштар сидел за столом что-то вырисовывая ручкой-пером на белой бумаге. Задержала на нём взгляд. Сидит, такой серьёзный, внимательный, сосредоточенный. На него можно смотреть также, как и на огонь в камине. Завораживает, притягивает внимание, не хочется отводить взгляда от чарующего пламени — оно словно увлекает за собой.
— Ева, в чём дело? — спросил, не поднимая головы продолжая своё занятие.
— Просто… мы так сидим… — стеснительно улыбнулась, отведя взгляд.
— Тебе скучно?
— Нет. — ответила немного резко. — Я про другое.
— Про какое другое? — положил ручку, посмотрел на меня пытаясь понять.
— Мне очень уютно и спокойно, по-домашнему. — старалась подобрать слова.
— Расскажи о себе. — попросил неожиданно.
После недолгой заминки я спросила:
— Что именно тебя интересует?
— Детство.
Я немного поёжилась. Не то, чтобы события моего детства были наполнены каким-то кошмаром или были очень драматичны, просто я никогда ни с кем их не обсуждала. Это личное, важная часть меня, о которой не болтают с кем попало. Но с ним я была готова поделиться этой частью.
— У меня было прекрасное детство. Меня воспитывала бабушка. Она меня очень любила, а я — любила её. Точнее до сих пор люблю. Она умерла, когда мне было восемь.
— А отец с матерью?
— Я их никогда не видела. Бабушка говорила, что мама уехала заграницу, заработать много денег, вернуться к нам и купить мне всё, что я пожелаю. С возрастом я поняла, что это неправда. А папа погиб. Я не задавала вопросов, ей и так было непросто — она осталась одна с грудным ребёнком. А была совсем немолода.
— В восемь лет ты осталась одна в этом мире? — в его глазах не было сочувствия, лишь интерес.
— С детства у меня была подруга. Мы общались семьями. Её родители меня очень любили. Узнав о смерти бабушки, пожалели меня, оформили попечительство. Очень добрые и заботливые люди. — я ободряюще улыбнулась.
— А подругу зовут Лиза.
— Верно. Лиза всегда была душой компаний и заводилой, а я — тихоней и примерной ученицей. Но это никогда не было помехой для нашей дружбы. Тётя Оля — её мама, относилась к нам одинаково, словно я была их родная дочь. А её папа даже просил, чтобы я его так и называла.
 
— Почему она умерла?
— Я не спрашивала, но из разговоров слышала, что вроде сердце не выдержало. Я как раз была в гостях у Лизы в этот момент.
— Софья Дмитриевна, верно?
— Откуда тебе о ней известно? — удивилась я, подавшись немного вперёд.
— Навёл некоторые справки.
— Так ты всё знал? — я почувствовала некоторую слабость, совсем не физическую, от чего-то мне стало досадно.
— Прежде, чем вступать с людьми в какую-то связь, мне нужно узнать о них как можно больше.
— Мог бы просто спросить. У меня нет секретов и скелетов в шкафу. Мне нечего от тебя скрывать. — отчаяние вперемешку со злобой подбирались, словно звери готовые напасть. — Какая-то связь… так вот что это… — усмехнулась своей наивности.
— Ева, ты опять ищешь в моих словах скрытый смысл.
— Скрытый? Он прозрачный, прямой и сказанный так, будто меня как котёнка тыкают носом в лоток, а я всё никак не могу запомнить своё место.
— Ты ведёшь себя хуже маленького ребёнка.
— Ты детей-то, когда последний раз видел? — улыбнулась, слабой усталой улыбкой. — По сравнению с ними — я чистейший ангел.
— Давно… не видел. Но, что же тебя так задело?
— Твоё недоверие. Ты даже не пытаешься хотя бы попробовать это сделать. Поверить, что есть люди, которым ты… дорог.
— Люди корыстны. — он вздохнул, поднимаясь. — И пока ты снова не исковеркала мои слова, добавлю, что речь не о тебе. — он расслабленно сел на диван с другого края от меня.
— Что значат слова, которые сказал Кузьма?
— Жребий брошен.
— И что это значит?
— Кто знает… его безумству нет предела.
— На каком языке?
— Он уважает латынь.
— А ты много языков знаешь?
Он посмотрел на меня испытывающе долго, но я не отвела взгляда. Подсел ближе, вглядываясь в моё лицо, спускаясь ниже, обвёл взглядом моё тело. Снова поднял глаза, заглянул в мои, на грани сбивчивого хрипа произнёс:
— Interdum nesecce est cor suum stringere.
— И что это означает?
— Я тебе скажу, когда придёт время или же ты сама меня спросишь, когда почувствуешь, что оно пришло.
Я порывисто подалась вперёд, но заставила себя остановиться прямо около его губ. Он не шелохнулся. Втянула запах его кожи, жадно, словно он бы смог заменить мне воздух. Закрыла глаза, задевая кончиком носа его щёку. Почувствовала, как тяжелеет его дыхание и, как меня от этого начинает потряхивать. Мои губы прильнули к его губам почти невесомо, чуть касаясь. Он моментально впился в мои губы, укладывая меня на диван. Я запустила руки в его волосы, несильно сжимая. Поцелуй становился жарче, желаннее, нетерпеливее. Вещи одна за другой слетели на пол. В буре страсти сплетались наши тела. Прикосновения властных рук на самых интимных местах моего тела будоражили, заставляли каждый раз громко втягивать ртом воздух. Он овладевал моим телом так уверенно и умело, принося удовольствие раннее мне недоступное, недосягаемое.
— Спокойной ночи, Ева. — прошептал, проводя рукой по моим волосам.
Я спокойно лежала в его кровати, делая вид, что уже заснула. Иштар долго гладил меня по волосам, нежно касался спины, иногда проводил кончиками пальцев вдоль руки. Я чувствовала, как он смотрит на моё тело не отрывая взгляда. Затем поцеловал в плечо и отстранился. Устроился удобнее, оставив одну руку на моей талии. Умиротворённая и обессиленная я провалилась в глубокий сон.
***
— Колкова, подожди!
Я спускалась по лестнице офиса, когда меня окрикнул мужской голос. Пришлось остановиться и обернуться. Я подняла голову наверх. За мной быстрыми шагами спускался Михаил Сергеевич.
— Да?
— Ева, хотел поблагодарить за помощь в подготовке, жаль только, что не смогла к нам присоединиться.
— Простите, у меня последнее время столько дел.
— Да, я понимаю. Но иногда нужно позволить себе передышку. Перегрузка ещё никого до добра не доводила.