Егерь: Назад в СССР 3 (СИ)

— Поехали! Позвоним из сельсовета, скажем маме, что сегодня ты остаёшься у меня.
— Зачем? — глухо спросил брат. — Какой смысл? Теперь Таня меня и видеть не захочет.
— Сейчас доедем домой, и я тебе кое-что объясню. Но сначала позвоним.
Я остановил машину возле сельсовета.
— Вылезай, пойдёшь со мной!
— Зачем? — снова спросил Серёжка. — Я лучше здесь посижу.
— Стыдно людям в глаза смотреть?
— Не стыдно! — вскинулся брат. — Просто никого не хочу видеть!
Я не стал с ним препираться. Просто обошёл машину, открыл дверцу и вытащил брата за шиворот.
— Ты чего, Андрюха?!
Серёжка пытался отбиваться, но я крепко держал брата за воротник. Он побледнел, по лицу было видно — испугался, но пытается хорохориться. Характер!
— Идём, я сказал!
Я потащил Серёжку к сельсовету.
Из двери опорного пункта выглянул Павел.
— Здорово, Андрюха! Помощь нужна?
— Нужна, Паша! — ответил я.
Серёжка перестал вырываться и замер.
— Найди, пожалуйста, Алексея Дмитриевича и приходите ко мне! Вот этому юноше надо кое-что объяснить!
— Не вопрос! — ответил Павел. — Сейчас.
Он скрылся в своей комнате, а я потащил Серёжку дальше.
Фёдор Игнатьевич удивлённо взглянул на нас из-за стола.
— Это что за цирк? Андрей Иваныч, что происходит? А кто это парня так разукрасил? Ты, что ли?
— Ваша помощь нужна, Фёдор Игнатьевич! — ответил я. — И позвонить от вас можно?
— Звони, сколько надо. А что случилось-то?
Я толкнул Серёжку на стул.
— Сиди здесь.
Пододвинул к себе телефон и набрал номер родительской квартиры.
— Алло! — ответил мне звонкий девчачий голос.
— Олька, ты? Привет, это Андрей!
— Андрей! — радостно взвизгнула сестра.
— А мама дома?
— Нет ещё. Она, наверное, по магазинам пошла после работы.
— Передай маме, что Серёжка сегодня заночует у меня, ладно? А завтра я его привезу.
— Вот здорово! — обрадовалась Олька. — А можно я тогда подружку в гости позову, с ночёвкой?
— Думаю, можно, — улыбнулся я.
— Ты когда к папе опять поедешь? — спросила сестра.
— На следующей неделе, я же говорил вчера.
— Возьмёшь меня с собой? Я по нему соскучилась!
— Давай завтра это обсудим, ладно? Не забудь сказать маме про Серёжку, а то она будет волноваться. И подружку позови обязательно!
— Хорошо!
Олька повесила трубку.
Фёдор Игнатьевич, старательно скрывая любопытство, читал какую-то бумагу. Серёжка сидел, упрямо глядя в стену.
— Фёдор Игнатьевич, — обратился я к председателю. Можно вас отвлечь на час? Очень нужно провести воспитательную работу с молодым поколением. Боюсь, один не справлюсь.
— Да не надо ничего! — закричал Серёжка и попытался вскочить со стула.
Но я схватил его за плечо и усадил обратно.
— Нет, Серёжа, надо! Или ты не мужик? Ты же по-мужски себя сегодня повёл? Вот мы и поговорим с тобой, как мужчины с мужчиной.
— Ну, если надо, — поднимаясь из-за стола, проворчал Фёдор Игнатьевич, — тогда поехали. Чего тянуть?
Мы втроём вышли из сельсовета и уселись в машину. На двери опорного пункта правопорядка висел замок. Видно, Павел уже отправился разыскивать Алексея Дмитриевича.
Мы нагнали их на полпути к моему дому. Я хотел остановиться, но Павел махнул рукой, чтобы мы проезжали. Пока я ставил машину возле калитки и отпирал замок на двери, они уже подошли. Павел иронично улыбался, а вот на лице Алексея Дмитриевича Воронцова было серьёзное выражение.
— Проходите! — сказал я, пропуская гостей. — И ты тоже.
Я подтолкнул Серёжку к ступенькам.
— Ну, ты целое судилище собрал! — покачал головой Фёдор Игнатьевич.
— Подумал, что сам не справлюсь. Не найду нужных аргументов. Дело ведь не в том, чтобы наказать парня, надо, чтобы он понял, что натворил.
— А что я такого натворил? — снова закричал Серёжка. — Подрался? Так все парни дерутся! Ты, что ли, не дрался никогда? Они вообще на меня вдвоём напали, на одного!
— Сядь, — жёстко сказал я. — И слушай. Я сам всё расскажу, а ты меня поправишь, если я ошибусь.
Все расселись вокруг стола.
— Ты мужчина, и говорить мы с тобой будем как с мужчиной — прямо. Ты влюбился в Таню, так?
 
— Нет! — выкрикнул Серёжка и опустил голову. — Ну, так.
— Так это не плохо, — сказал Фёдор Игнатьевич.
Алексей Дмитриевич молчал, внимательно глядя на меня. Павел, улыбаясь, постукивал пальцами по столу.
— Не плохо, — согласился я. — Вот только что ты накуролесил из-за своей влюблённости?
Я стал загибать пальцы.
— Тане проходу не даёшь — раз! С одноклассниками перессорился — два! Двоих ребят избил — три! И Таня тебя теперь видеть не хочет — четыре! А ведь вы с ней были друзьями.
— Она предательница! — крикнул брат, вскакивая с табурета. — Друзья так не поступают!
— Послушай меня, Серёжа! — сказал я ему. — Как ты думаешь, зачем я позвал Фёдора Игнатьевича, Алексея Дмитриевича и Павла?
— Чтобы поиздеваться надо мной при людях! — с вызовом сказал Серёжка.
Я покачал головой.
— Нет. Чтобы они помогли тебе советом, раз уж ты мне не веришь. Ты только представь, как жила Таня, пока ты с ней не познакомился. В одной комнате с вечно пьяной матерью, к которой постоянно ходили какие-то мужики! В школе у неё не было друзей — ты хоть раз видел, чтобы к ней приехала прежняя подруга?
— Нет, не видел, — сказал Серёжка, снова опустив голову.
— Думаешь, ей весело жилось? Ответь, не мямли.
— Думаю, не весело, — послушно ответил брат.
— Вот именно. У неё только-только начинается спокойная жизнь. Девочка хоть чуть-чуть улыбаться начала. У неё друзья появились! И тут ты лезешь со своей любовью и снова всё рушишь.
Это звучало безжалостно, но по-другому было нельзя. Нужно было, чтобы брат переключился со своих переживаний на сочувствие к Тане.
— Ты распугиваешь от девочки одноклассников, не даёшь ей ни с кем подружиться. А заодно отпугиваешь людей и от себя.
— А мне никто и не нужен! Я в эту школу только ради Тани перевёлся.
— В том-то и дело! Это неуверенность в себе, Серёжа.
— Почему? — снова вскинулся брат. — В себе я уверен. А вот в Тане — теперь нет! Она Борьку защищать кинулась, как будто я ей враг!
— Андрей Иваныч правильно говорит, — вмешался Алексей Дмитриевич. — Ты пойми, Серёжа! Ты Тане помогать обещал, а сам мешаешь. Мешаешь друзей завести, жить нормальной жизнью. А почему? Потому, что боишься, что она подружится с кем-то ещё, и тебе достанется меньше её внимания. Ты за себя переживаешь, а не за неё. А это эгоизм чистой воды. И тут уже нам придётся вмешаться.
Алексей Дмитриевич посмотрел на меня.
— Не обижайтесь, Андрей Иванович, но я буду просить седьмую школу, чтобы они взяли вашего брата обратно. Завтра же съезжу и поговорю с ними, объясню ситуацию.
Я кивнул.
— Конечно, Алексей Дмитриевич! Я сам вас завтра отвезу. Простите, пожалуйста, что так получилось. Но для всех будет лучше, если Серёжа вернётся в свою школу.
Брат молча обводил нас взглядом.
— Не согласен? — спросил я. — Хочешь поспорить?
— Я не вернусь в ту школу, — еле слышно сказал брат.
— А почему? Опять думаешь о себе? Боишься насмешек?
— Ладно, — вдруг сказал Павел. — Дайте и мне.
Он пододвинул табурет и обнял Серёжку за плечи.
— Не всё так безнадёжно, Серёга! — сказал он. — Хотя накуролесил ты, конечно, знатно! Но кое-что можно поправить. Не для того, чтобы остаться, конечно. Но для того, чтобы люди о тебе стали думать хоть немного лучше.
— Что поправить? — спросил Серёжка. — Как?
— А вот давай рассуждать, — задушевно сказал Павел. — Сам и поймёшь. Борьке ты фингал за дело поставил? Вот только честно?
— Если честно — нет, — помотал головой Серёжка.
— А ему за это от родителей влетит. Вот что мужчина может сделать, чтобы поправить эту ситуацию?
— Попросить прощения? — скривился Серёжка. — Так только слабаки поступают.