Изменить будущее (СИ)
Поэтому наши люди по служебным делам пароходств, или судоремонтных заводов перемещались на попутных судах.
Вот и я спокойно высадился в порту и направился в офис судоремонтного завода "Geo Marine Engineering", где провёл несколько часов в переговорах на предмет постановки в ремонт плавзавода "Постышев". После переговоров я направился на местный рынок, который посещали все наши моряки и рыбаки, и я не мог от них отличаться.
– Коза, коза, – кричали корейцы, тыча зажигалками в кожаные куртки.
Я делал вид, что разглядываю товар, сам же пытался провериться. Мне показалось, что за мной увязалась группа корейцев из семи человек. Постоянно за моей спиной находилось минимум двое, часто меняющихся лиц.
Точно идентифицировать азиатов мне было сложно даже с включенным на полную вниманием и любопытством. Наконец, мне надоела неопределённость и я, съев вкуснейший "пянце", посмотрел на часы и рванул по одной из улиц рынка.
Я двигался быстро и ловко, лавируя между посетителями и точками продажи еды. Уже на выходе с рынка между торговых рядов вдруг затрещал мотоцикл, приближающийся сзади. Я оглянулся и увидел молодого корейца, довольно уверенно уворачивавшегося от намеривавших попасть под его колёса соотечественников. Кореец был весёлым и, вероятно, пьяным.
Вдруг я почувствовал, как на моём правом запястье щёлкнул замок.
– Вы арестованы, – сказал голос справа. Корейцы, что-то делавшие вокруг меня, резко повернулись, как по команде "все вдруг", ко мне.
– Не делайте резких движений, – сказал вполне упитанный человек корейской наружности на очень хорошем русском языке. – Служба безопасности Южной Кореи.
Я ухмыльнулся, но промолчал.
– Следуйте с нами.
Пухлый накинул на наши, скованные наручниками руки, плащ, и мы вышли с рынка. В узком проулке стоял микроавтобус Тойота Хайс с затонированными стеклами. Его дверь раскрылась изнутри и меня, передав наручник сидящим внутри, втолкнули в его салон.
Сиденья в салоне автобуса стояли, развёрнутые друг к другу и передо мной оказался человек европейской наружности.
– Здравствуйте, товарищ майор, – сказал я.
– Здравствуйте, товарищ Шелест. Можно обойтись без чинов.
– Вопросы? – Спросил я. – Скажите своим "корейцам", что Южной Кореи не существует. Для местных – Корея одна.
– Существенное замечание, спасибо. Мы торопились. Нам не хочется вставать на пути наших коллег, но очень хочется узнать, о чём вы беседовали со своим куратором.
– Вы про что?
– Про лысых с родинкой и разрушение Союза на пятнадцать республик, млять, – ответил, выругавшись, вечный майор.
– Все вопросы к куратору, майор… Подписка… При всём уважении…
– Знаем мы твоё уважение, щенок.
– Зря вы так… – сказал я. – Я к вам со всей душой, а вы… И у меня самолёт через пять часов… Из Сеульского аэропорта… Кстати, эта информация тоже под грифом "СС". Считайте себя на подписке.
– Я тебя за язык не тянул… – Буркнул майор.
Я показал на наручник в его руке и на свою руку, на которой под стальным браслетом образовалась гематома.
– Вот зачем это было делать? Что я скажу своей девушке? Когда вы уже научитесь работать с людьми, костоломы?
– Ты поучи-поучи… Салага…
– Старший лейтенант, между прочим…
Майор зарычал.
– Урою!
– Майор, не доводи до греха, – сказал я, расстёгивая наручник своим ключом. – Оно тебе надо? Кого ты на понт хочешь взять? Робота? Я даже если бы и захотел что рассказать, то не знаю. Забыл уже. Тут помню, тут не помню. Да и зачем вам лезть во внутренние дела государства?
– Это ты нашим командирам скажи… – буркнул майор. – Что я тебя не знаю, что ли. Выучил за эти годы. Дай цифирки, а? – Мрачно попросил ГРУшник.
– Во-первых, так не просят, а во-вторых не помню. Даже под пытками не смогу вспомнить. А заветных слов ты не знаешь. Даже, "пожалуйста"…
– Выходи, – сказал майор.
– А дверку открыть?
Майор потянулся к ручке двери и его шея соблазнительно раскрылась.
– Даже не думай, – сказал он.
Я с сожалением вздохнул и вышел.
* * *– Юра, ты один не справишься. У тебя своих ребят, раз-два и обчёлся. Вскрывай карты, и работаем вместе. Ты же меня знаешь.
Ивашутин шагал по "аквариуму" – комнате для секретных переговоров, туда-сюда. Мебели в комнате не было. Сквозь стекло виднелось абсолютно пустое пространство до бетонных стен. Трёхпакетный стекольный набор был заполнен специальным гелем, не передающим вибрацию, вернее, передающим не "ту" вибрацию. Любая, даже прозрачная плёнка могла быть обнаружена после наклейки на стекло сразу же. ГРУ поэтому называли аквариумом, а не потому, что так захотел печально известный писатель Виктор Суворов.
– А у тебя своих сколько? – Спросил Юрий Иванович.
– Есть немножко. Тоже немного, но…
– Значит, не покололся "малыш".
– Мы его и не кололи. Спросили напрямую, он не ответил, сослался на потерю памяти…
Юрий Иванович молчал, размышлял и склонялся к принятию предложения начальника ГРУ. Ивашутин, всю жизнь прослуживший в контрразведке, обладал явно большим количеством своих людей, и в комитете, и в правительстве, и в партийных органах.
– Ты, Юра, пойми, что "он" очень… очень непростой человек. Мы ведём его с 1979 года и уже тогда "он" выпадал из стандарта. Ещё будучи школьником. Я разговаривал с ним лично… Ты в курсе?
– Я в курсе. И как он от вас ушёл в курсе.
Ивашутин развёл руками.
– Ну вот, ты в курсе… Я и не сомневался… Но ты в курсе, что наши аналитики не могут его вогнать ни в одну поведенческую схему? Он как паровоз прёт по выбранному пути…
Ивашутин помолчал.
– Юра, так не бывает. Я сразу, как мне принесли запись вашего разговора, понял, в чём дело.
Юрий Иванович печально усмехнулся.
– Юрий Иванович, даже не извиняюсь… Работа у нас такая. Да и ребята не тебя вели, а его. И не слушали тебя без него. Я категорически запретил.
– Так что же ты понял? – Прервал молчание собеседник.
Начальник ГРУ посмотрел на начальника СВР, явно вспоминая мысль.
– Ах, да… Что я понял? Я понял, что он видел сны и раньше. Ещё до вашей обработки. Он же у вас проходит, как я понимаю, по программе "Д"?
Иваныч вздохнул. Ивашутин махнул на него рукой.
– Ой да не надо! А то мы наших ребят не прогоняли через вашу Марину…
– Почему вы так подумали?
– Да потому! Он точно идёт к намеченной цели. И цель его не материальная, а физическая. Вернее – психофизическая. Его цель был ваш институт, вот что я тебе скажу… Он как-то узнал, ещё будучи пацаном, что такие эксперименты идут и узнал, где они идут. Он ведь к нам не пошёл, хоть мы его и звали, а пошёл к тебе. Это ты у нас "экспериментатор"… Из, хрен знает кого, агентуру лепишь.
Юрий Иванович чуть не обиделся, но передумал. Ивашутин был отчасти прав, но так как он не был настоящим разведчиком, то не понимал психологических особенностей и мотивировки разведчиков нелегалов и объяснять ему нюансы этой работы было бесполезно.
– Давайте ближе к делу, – предложил Юрий Иванович.
– А я говорю, – обрадовался Пётр Иванович. – Давай.
* * *Элли встречала меня в аэропорту. Эта паршивка прилетела не предупредив. Адрес я не скрывал, и она завалилась в дом "моей матери", как новогодний снег. Стоял канун Рождества, аэропорт, соответственно украшенный, отражался в глазах Элли праздником.
– Ах ты проказница! – Сказал я, грозя ей пальцем. – Ты ломаешь Британские устои. Разве принято в лучших домах Лондона и Парижа, приличной девушке бросаться сломя голову за тридевять земель.
Элли захлопала глазами, не разобравшись в моих метафорах, потом ткнула меня кулачком в живот.
– Ну тебя, умник. Где ты видишь здесь Парижскую девушку?
Она прильнула ко мне своим хрупким тельцем и повисла на шее.