Леонид Филатов

С этими словами Принцесса решительно сбрасывает с себя одежду. Над толпой проносится «А-ax!», но это возглас не возмущения, а восхищения — уж больно хороша Принцесса!..
 
Проходит несколько напряженных секунд — и вдруг толпа, как по команде, начинает раздеваться… Раздеваются все — мужчины и женщины, штатские и военные, больше всех усердствуют придворные… К концу этого странного аттракциона в голой толпе остаются только два одетых человека. Это Генрих и Христиан. Кажется, только эти двое так и не поняли, что же все-таки случилось.
 
Генрих 
(в отчаянии) 
 
 
Принцесса!..
 
 
Принцесса 
(неожиданно участливо) 
 
 
Как дела, политтехнолог?..
 
Подвел тебя твой дьявольский талант?..
 
 
(Обводит руками голую толпу) 
 
 
А мой вот путь к победе был недолог.
 
Хоть я в подобных играх дилетант!..
 
 
 
Ну, коль вы по сусалам получили,
 
Так затевайте новую игру.
 
Организуйте смену власти в Чили!..
 
Сварганьте революцию в Перу!..
 
 
 
Неужто ваша доблестная кодла
 
Не сыщет на земле достойных дел?..
 
 
(размышляет) 
 
 
Давно не крали в Лувре Джиоконду…
 
Рейхстаг давно в Берлине не горел…
 
 
 
Власть в мире — обормот на обормоте.
 
Повсюду грязь, интриги и грызня…
 
Поэтому работу вы найдете!..
 
Удачных революций вам, друзья!..
 
 
Между тем голый народ принимается качать Голого Короля. Над толпой взвиваются разноцветные шары и транспаранты — А король-то голый!», «Король, ты прав!». «В бане все равны!»… Генриха и Христиана оттесняют на край площади. Ими уже никто не интересуется.
 
Христиан 
(растерянно) 
 
 
Но объясни мне, Генрих, что стряслось-то?..
 
Переворот?.. Поминки?.. Юбилей?..
 
 
Генрих 
(вдруг начинает раздеваться) 
 
 
Да ничего особенного. Просто
 
Настало время голых королей…
 
 
КОНЕЦ
  
Владимир Качан 
 
УЛЫБАЙТЕСЬ, СЕЙЧАС ВЫЛЕТИТ ПТИЧКА
 
 
То, что вы сейчас прочтете, написано несколько лет тому назад. Сейчас я не хочу менять ни единого слова, даже с учетом того, что моего друга нет среди живущих земную жизнь, то есть нет здесь, но это не значит, что его нет вообще. Я не к тому, что, мол, «память о нем будет вечно жить в наших сердцах» и прочее, что неизменно звучит во множестве некрологов. Торжественная скука этих слов никак не отвечает тому, что я думаю о нем. И как думаю. Отчасти то, как думаю, выражается яростным нежеланием менять даже время глаголов — с настоящего на прошедшее, ибо слова «он был», или «писал», или «улыбался» по отношению к Лене для меня неприемлемы. Потому что он есть! Он со мной всегда рядом. Все время. И я советуюсь с ним, правильно ли делаю то или иное. И поскольку слишком хорошо его знаю, знаю и то, что он мне ответит. Я проверяю и буду проверять им все, что когда-либо выйдет из-под моего пера. Своеобразный тест на качество, вкус и свет — Леонид Филатов. Без сослагательного наклонения — не то, что бы он сказал по этому поводу, а только — что он скажет.
 
Я смутно представляю себе, что такое реинкарнация, то есть переселение душ, и существует ли она вообще. И, хотя это противоречит христианским догматам, а мы с ним люди верующие, но сама идея, согласитесь, красивая и обнадеживающая. Будем надеяться, что Господь простит нас за то, что нам, слабым и грешным, хочется верить, что со смертью ничего не кончается, что душа, поблуждав по вселенной, воплощается в другое тело и человек проживает таким образом не одну жизнь. Но жизнь того же порядка — светлую и честную, полную любви и творчества. Хочется верить, что наше прошлое, из которого нам предстоит вернуться, быть может, — это далекое будущее. И когда мы вернемся, узнаем друг друга вновь и вновь подружимся. А Ленина душа в теле Петрарки или Ростана, или влюбленного мальчика-поэта в каком-нибудь XXIII веке будет вновь любить, страдать от несправедливости и творить, украшая своим талантом жизнь людей. Он будет смешить тех, кому грустно, и заставлять задуматься тех, кому слишком весело, помогать жить тому, кому тяжело. Его ирония не позволит нам относиться к себе слишком серьезно, а его мастерство не позволит кому-то халтурить.
Живи, Леня! И в этой книге тоже! Покажи опять, как надо и как не надо!
Общежитие
Его почтовый адрес: Москва, улица Трифоновская, дом 45-б. Боюсь, большинству читателей этот адрес ни о чем не говорит, но зато его знает вся московская богема. Хотя это просто общага с театральным уклоном, в которой проживают иногородние студенты театральных вузов Москвы, а также их нелегальные гости и гостьи. Впрочем, не знаю, так ли это сейчас, но речь идет о 1965 годе, когда было именно так. Портрет того общежития таков: комнаты на четыре-пять человек, по две кухни на этаж, на каждом этаже — мужское крыло и женское, одна душевая (в ней — свое время для юношей, свое — для девушек). Ну что еще: гитары, знакомства, увлечения и нерушимая дружба до глубокой ночи. И когда выпивка кончалась, надо было кому-то бежать на «рельсы» — подпольное местечко за Рижским вокзалом, где торговали дешевым самопальным вином и коньяком. Ах да, чуть не забыл, ведь были же еще и занятия: конспекты, книги, авральная подготовка к экзаменам, когда все, что не успели прочесть, распределяли между собой, а потом друг другу пересказывали…
Итак, комната № 39 на втором этаже. В ней живут: Леонид Пярн (Рига), Сергей Вараксин (Свердловск), Борис Галкин (Рига), Владимир Качан (Рига), Леонид Филатов (Ашхабад). Двоих из них (Пярна и Вараксина) на этом свете уже нет: почтим их память вставанием, господа…
Леня привез с собой из Ашхабада целую кипу опубликованных и неопубликованных стихов, и по крайней мере каждый третий из них обещал юноше блестящую литературную карьеру. А профессия литератора была (представьте себе!) не менее престижна, чем профессия адвоката или, скажем, экономиста. Потому, вероятно, уважение окружающих не определялось ответом на вопрос: сколько получаешь? И творческие вечера поэтов собирали битком набитые дворцы спорта и другие огромные залы.
Тогда, в том самом шестьдесят пятом, Леня со своими стихами, если бы продолжал, не скажу — потеснил бы на поэтическом Олимпе Евтушенко, Вознесенского и других, но, уж во всяком случае, заставил бы с собой считаться. Правда, сам он свои стихи иначе, как «стишки» не называет, но мы закроем глаза на эти конвульсии скромности у мастера слова. Если красавица время от времени говорит окружающим, что она уродина, ей это не вредит: в ответ ей только улыбаются (умные) или же начинают возмущенно опровергать (дураки). Ну пусть будут «стишки», если ему так хочется! Итак, он их тогда усердно «пописывает» и, более того, читает на вступительных экзаменах. «Стишки» тем не менее комиссией воспринимаются как стихи, а кроме того, он их хорошо читает. И обнаруживает себя студентом театрального вуза, хотя думает преимущественно о кино и знает о нем все. Когда я говорю «все», я не преувеличиваю. Леня вообще-то сюда попал случайно. Он ехал из Ашхабада во ВГИК, но когда приехал, экзамены там уже были в полном разгаре, он опоздал, и ему пришлось пойти в кино другим путем. Кино было его хроническим заболеванием, он действительно знал про него все, что можно было в нашей стране знать. Он мог, например, совершенно не морща лоб в мучительном припоминании, назвать исполнителя второй роли в любом мало-мальски заметном фильме мирового кинематографа; назвать фамилии оператора и композитора и еще добавить, в каком году фильм вышел и какой приз на каком кинофестивале получил. Большинство этих фильмов Леня и в глаза не видел, негде было, возможностей не было, но все равно знал про них все и был среди нас прямо-таки ходячей фильмографией; если мы и знали что-то о мировом кино, то только от него.