Продолжение записок сумасшедшего анимешника, который переехал в Японию, стал мастером боевых искусст

У Танигавы были зачатки злодейки. Сделаться полноценной героиней она не могла, но влюбиться в главного героя ей позволялось. В свою очередь Кобаяси была для этого слишком умной. И плоской. Именно поэтому я был не против увести её в сторону…
— Два билета, пожалуйста! Идём.
…Даже если это была страшная морока.
— Ничего не забыла? — спросил я девушку, когда она отпрянула от кассы.
— Хм?
Я указал на картонного клоуна, который показывал своей лапой в белой перчатке минимальный рост, начиная с которого детям разрешается на аттракцион.
— Я не настолько низкая! — наигранно надула щёки Кобаяси.
Разумеется.
Особенно когда на тебе туфли с таким высоким каблуком.
Данное замечание я оставил при себе и позволил девушке провести меня через металлическую калитку.
Сложно вспомнить, когда в последний раз я катался на американских горках. С лёгкой горечью я отметил, что с тех пор они потеряли для меня всякий интерес. Я привык скакать по крышам. В сравнении с этим вагонетка напоминала улитку. Сперва, когда она только поднималась, мне приходилось прилагать усилия, чтобы не зевнуть; когда же она покатилась вниз, я стал морщиться и сдерживать чихи, которые вызвали мохнатые волосы Кобаяси, налетая на моё лицо.
После этого всевозможные аттракционы стали сменять один другой в стремительной эпилептической веренице. Карусель, батут, маятник, колесо обозрения, — всё это мы испробовали и испробовали на этом свои желудке по меньшей мере один раз, прежде чем Кобаяси стало дурно, даже на фоне того, что она, по собственному признанию, совсем ничего не ела, — на всякий случай, — и перешли к более спокойным развлечениям. В тире Кобаяси промазала шесть из шести раз. В свою очередь я попал шесть из шести раз и в качестве награды вынужден был весь оставшийся день тащить огромного плюшевого медведя.
Наконец утомлённая девушка уселась на скамейку. Я последовал её примеру и расположил между нами Вини-Пуха.
— Если честно, я немного устала, Сенсей, — призналась Кобаяси с лёгкой улыбкой.
— Я тоже, — ответил я своим неизменным сухим голосом.
В моём случае утомление было не физического, но ментального характера. Впрочем, последние двадцать минут я уже не особенно обращал внимание на происходящее. Мои мысли были занятны дальнейшими планами касательно истории. Следующей, и надеюсь последней, аркой Таро, например. Она обещала быть…
— Тогда… пора, — сказала Кобаяси, после чего опустила голову и посмотрела на свои колени. Я нахмурился. Странно… Мне кажется, или она… сомневалась? Это было настолько удивительно, что я пристально уставился на девушку. Несколько секунду на лице её действительно мелькали сомнения. Затем выражение его стало решительным, решительной стала её улыбка:
— Есть ещё одной место, правда оно… Немного личное.
— Личное?
Кобаяси кивнула.
— Ладно. Прошли, — сказала я, стараясь сохранять прежнюю невозмутимость своего тона и не выдать интерес, который стремительно пробуждался в моём сердце.
  
Глава 33
 
_тоже
 
— Тогда… пора, — сказала Кобаяси, после чего опустила голову и посмотрела на свои колени. Я нахмурился. Странно… Мне кажется, или она… сомневалась? Это было настолько удивительно, что я пристально уставился на девушку. Несколько секунду на её лице действительно мелькали сомнения. Затем выражение его стало решительным, решительной стала её улыбка:
— Есть ещё одной место, правда оно… Немного личное.
— Личное?
Кобаяси кивнула.
— Ладно. Прошли, — сказал я, стараясь сохранять прежнюю невозмутимость своего тона и не выдать интерес, который стремительно пробуждался в моём сердце.
— Окей!
Девушка приподнялась и поправила юбку.
В этот раз наша дорога лежала в сторону от большинства магазинчиков и аттракционов. Постепенно углубилась тишина, нарушаемая только ветром и шелестом деревьев, после чего я заметил, что тропинка поднимается в гору.
Всё это время Кобаяси держала руки за спиной и хранила сосредоточенное молчание.
Что задумала эта девчонка? Не знаю. Да это и неважно, на самом деле. Вскоре собственные мысли стали занимать мою голову, пока я мерно поднимался по аллее, с двух сторон которой шумели на ветру высокие деревья.
 
Наконец спереди показалось высокое здание, крыша которого представляла собой своеобразный купол. Секунда промедления, и вдруг передо мной мелькнули воспоминания из детства, — с быстротой трёхчасового фильма, который ужали до нескольких секунд:
— Планетарий?
Кобаяси кивнула.
При этом движение волосы её как бы подпрыгнули.
Что ж, почему бы и нет.
Девушка показала кассиру свой телефон, на котором, видимо, были распечатаны заранее купленные биллеты. Старик прищурился, кивнул и сказал нам проследовать в зал под номером три.
Людей в коридоре было немного. Наши шаги звонко стучали о бетонный пол. Когда мы встали перед дверью, над которой висела цифра «Три», девушка схватила ручку и вдруг, пристально глядя в пустоту перед собой, сказала:
— Сенсей…
— Что?
У меня появилось дурное предчувствие.
— Я собираюсь показать вам кое-что личное…
— Личное?
Кобаяси кивнула, сделала глубокий вдох, открыла дверь и прошла в тёмный зал.
Я замер.
Вдруг я почувствовал себя на перепутье. Личное… Тёмное помещение… Забронированный зал… Совершенная тишина… Один за другим кусочки пазла сложились передо мной в цельную картину — густо измазанную обыкновенной японской цензурой.
Я замялся, пристально разглядывая приоткрытую дверь. Может статься, что с другой стороны меня ожидала великая опасность… Которая вполне себе может привести к тюремному заключению. Нет, в некотором смысле это был интересный, «легальный» способ пробраться в тюрьму, где у меня тоже с недавних пор появились определённые дела… Однако были у меня и другие, менее проблемные варианты как это сделать.
Я задумался.
Если бы моя жизнь представляла собой визуальную новеллу, сейчас бы был момент, когда перед глазами героя возник выбор примерно следующего содержания:
«Зайти»
«Удрать»
Один из них определённо вёл к плохой концовке.
Наконец я собрался с духом и, с мыслью, что в любой момент могу просто сбежать, зашёл в помещение и прикрыл за собой дверью…
…
…
…
POV Ц. К.
Цуруя Кобаяси умела рисовать медуз.
И, собственно, больше ничего.
В детстве, — точный момент она вспомнить была не в состоянии, только припоминала, что дело, кажется, было летом, в семейном загородном доме, — она увидела по телевизору, в научной передаче, медузу. Странный порыв, а также близость бумаги и фломастера, заставил её попытаться нарисовать данное создание. У неё получилось, после чего каждый раз, когда детям в детском садике давали краски, она неизменно выводила медузок.
Красных. Синих. Чёрных. Розовых и жёлтых.
Дома у неё хранился рисунок, лист А4, который вдоль и поперёк покрывали разнообразные цветные медузы. Даже и теперь, когда она сидела в школе за партой или заполняла всевозможные бумаги в кафетерии, её пальцы невольно начинали выводить на полях маленьких медузок.
Собственно, к чему всё это.
Медузы несколько похожи на женские половые органы.
Данное замечание Цуруя сделала внезапно, примерно в тот момент, когда в кафе, в котором она работала официанткой, стал захаживать необычайно высокий подтянутый иностранец, который говорил глубоким голос на правильном литературном японском языке и читал умные и красивые книги, которыми она сама зачитывалась с большим упоением.
Весьма странное совпадение, не правда ли?.. Впрочем, Кобаяси по природе была девушкой, немного лишённой рефлексии, а потому там, где другая на её месте могла задуматься, засомневаться и, наконец, вспомнить японское законодательство, она стала время от времени заговаривать с примечательным гостем. Спрашивать его про книги, давать собственные советы и наконец поглядывать на выпитую им чашку и размышлять, что же почувствует, если приставит её к своим губам.