Тайный знак

Увидев платье на манекене, Ася обомлела. Она сомневалась, что сможет втиснуться в него, а если и получится натянуть, ничего не порвав, то сможет ли хоть шаг в нем ступить? Узкое наверху, платье расходилось роскошным воланом книзу. Сзади подол создавал подобие шлейфа. Все это великолепие из нежнейшего кремового кружева подсвечивалось бледно-розовой подкладкой. Ася стояла завороженная, а хозяйка бутика радостно воскликнула:
– Великолепно, оно точно будет по ней!
В примерочной, вопреки ожиданиям, платье легко наделось и село как влитое. Ася улыбнулась своему отражению в зеркале, подбородок взлетел, спинка выпрямилась.
– Ах, красавица, какая! – всплеснула руками София, любуясь девушкой. – Ну просто царица!
Заметив на Асиной шее ленточку с неказистой палочкой, поинтересовалась, что это за штука такая, и, узнав, что это талисман, доставшийся от мамы, попросила все же на свадьбу не надевать: царской жемчужине он совсем не пара. Ася немного огорчилась, но подумала, что София права. К тому же с того дня, как они переехали в Канаду, талисман словно умер: уже никогда не дрожал, не нагревался. Она не сразу заметила его безжизненность, слишком была увлечена новой жизнью. Но какое-то время спустя вдруг осознала, что он ни на что не реагирует. Как объяснить это, не знала. Вернувшись домой, она сняла его и положила в коробочку рядом с жемчужиной.
Наконец наступил день, когда нужно было встречать маму Клаву. В аэропорт Пирсон Миша и Ася поехали на лимузине с личным шофером семьи Граве, а в доме, который теперь родня называла вместо «старого» «детским», шли приготовления к встрече дорогой гостьи. София распорядилась нанять на вечер повара и официантов, заказала много цветов, выставила фамильное серебро.
– Мишенька, сына дорогой! – закричала Клава, выкатив тележку, груженную тремя чемоданами. Аси она словно не замечала.
– Мамка, молодец, как долетела? – Миша обнял ее и потянул Асю за руку. – Давайте, девчонки, обнимитесь.
Клава прижала Асю к груди так, что аж хрустнуло.
– Ну, ты и тощая стала, – осмотрела она невестку и тут же перевела взгляд на сына: – И ты, сынок, отощал. Не кормят вас, что ли? Я читала, что все продукты тут из пластмассы сделаны. Ничего натурального. Боже ж ты мой! Как вы оба вымахали. Вам бы еще расти и расти, а вы поженились. Как тут с погодой, не холодно? Говорят, в Канаде ветры сильные и животных диких много по городу ходят – и лоси, и медведи.
– Мам, ну какие медведи? Белки разве что и еноты. У нас цивилизация, небоскребы. И продукты нормальные, мне нравится, – улыбнулся Миша.
– Ну, ничего, сыночка, я колбаски привезла, нашей, московской, икорки черной к свадьбе и сало настоящее, базарное. – Клава с гордостью глянула на гору своих чемоданов.
– Ну, ты даешь, мать! – присвистнул Мишка. – Как же ты таможню прошла? Нельзя же это все провозить! Тебя могли арестовать.
– Вот еще, а я почем знаю, что нельзя.
– Ты же декларацию заполняла.
– Чего заполняла? Эту бумажку, что ль, в самолете? Так мне помогли, и я везде «но-но» поставила.
– В смысле, «нет» на английском?
– Точно. А когда мне хлопец чернорожий, пардон, чернокожий, на таможне что-то проквакал, то я ему на чистом английском выпалила, как пулемет: «Ай гоу ту май сан вединг» – и от себя добавила: «Хелло!» Два дня учила и в самолете повторяла, чтоб не забыть. Он сразу меня и пропустил.
Подъехав к дому, ребята чуть не потеряли Клаву. С трудом выбравшись из машины на затекших от долгого перелета ногах, она глянула на дом и тут же, охнув, схватилась за сердце. Через секунду она уже лежала на земле без сознания. Ася побежала в дом, чтобы вызвать «скорую», а Миша с водителем лимузина пытались вывести Клаву из глубокого обморока. Наконец им это удалось.
Открыв глаза, Клава увидела по меньшей мере дюжину склоненных над ней лиц: перепуганную родню, повара в колпаке и официантов во фраках.
– Сомлела я что-то с дороги, – пожаловалась она и попыталась встать.
 
Миша подхватил мать и потихоньку повел к парадной двери.
Она успела шепнуть ему на ухо:
– Это ж не дом, Мишаня, а дворец какой-то.
Мишка только хмыкнул.
На самом деле дом был совсем небольшой и очень старый, построен он был в викторианском стиле. То, что Клава назвала дворцом, напоминало старинный замок в миниатюре, с башенкой, украшенной остроконечной крышей, со стрельчатыми окнами и стеной, увитой плющом. Перед домом была лужайка, в центре которой стоял фонтан, у подножия которого клубились цветы, а по бокам возвышались густые елки. Клаве была выделена комната на первом этаже с видом на патио и маленький садик, где центральное место занимали два дерева: клен и береза. Когда-то давно София посадила их так близко друг от друга, что стволы и ветки переплелись. «Как в моей жизни Россия и Канада», – говорила София.
Очень быстро Клава окончательно пришла в себя и со всеми перезнакомилась. Забила холодильник припасами, удивив повара-француза шматком сала в тряпочке. Почему сало надо заворачивать именно в тряпочку, он так и не понял, но решил обязательно выяснить у специалистов по русской кухне.
Празднично накрытый стол отсвечивал золотобагряными красками канадской осени. София любила в сервировке соответствовать времени года: скатерть и салфетки цвета луковой шелухи, кремовый фарфор с коричнево-золотой каймой, пурпур бокалов на высоченных ножках. В низких вазах в форме соломенных шляп стояли букеты астр, в цветах преобладали лилово-бордовые тона, разбавленные легкой дымкой резеды и яркой зеленью остроконечных листьев.
На первое официанты подали суп-пюре из цветной капусты и голубого сыра. Клава попробовала и отложила ложку. Она с минуту поерзала на стуле и, не выдержав, громко потребовала московские гостинцы:
– Я, что ль, продукты зря везла? Хочу вас всех нашей колбаской угостить. А там еще две баночки икры черной, но это можно на свадьбу, как хотите. А вот по сервелатику сейчас вдарим, деликатес как-никак.
Она вскочила, чтобы выбежать на кухню, но София, улыбнувшись, остановила ее, попросив официанта уважить гостью и принести все, что она хочет. Он вскоре вернулся с подносом, на котором стояли икорница на льду и тарелочка с колбасой, нарезанной тонкими, почти прозрачными ломтиками.
– Ты чего это колбасу настрогал, как папиросную бумагу? Как украл, ну, честное слово! А икры такой плевочек, даже одному мало.
Клава громко распекала прислугу, благо официант ни слова не понимал по-русски и вежливо улыбался. Миша прижал ее запястье к столу, пытаясь успокоить. Но Клаву уже понесло:
– Не хватай меня за руку, Мишаня. Что думаю, то и говорю.
Ася покраснела и опустила глаза. Только одна София виду не подала и разрядила неловкость вопросом о городе, о том, удалось ли Клаве что-нибудь рассмотреть, пока она ехала из аэропорта. Клава пожала плечами и призналась, что в окно не смотрела, а только на «сыночку дорогого», по которому соскучилась сильно.
После обеда Миша вывел мать из столовой, не дав собирать тарелки. Попросил разговаривать вежливей и тише, особенно с прислугой. Она надулась и буркнула в ответ что-то вроде «буржуи проклятые». На предложение Софии осмотреть дом отказалась, сославшись на усталость. Настроение у нее было испорчено. Пока официанты готовили перемену стола к десерту, она вышла на задний дворик и огляделась. Справа и слева стояли дома, похожие на этот. На душе стало радостнее – «этот» теперь был Мишкин. Одно только ей не понравилось: участок полностью открыт, никакой тебе оградки или забора. И у соседей так же. Ходи туда-сюда кому не лень, а если ворье какое?
Клава решила проверить, можно ли «огородами» пройти на другие участки. Метров через сто поняла, что заблудилась. Не зная языка, не запомнив адреса, шла наугад, в надежде кого-нибудь встретить, и громко повторяла единственную английскую фразу, которую с трудом запомнила: «Ай гоу то май сан вединг, хэлло».
Неожиданно она оказалась в переулке, который вывел на большую дорогу. Мимо проносились дорогие автомобили, шли няни-филиппинки с детишками, хозяева выгуливали собак, но никто не обращал на Клаву ни малейшего внимания. А она, в розовых тапочках, которые ей подарила Ася, в ярко-красном китайском халате с драконом, была похожа на большую экзотическую птицу, неведомо как залетевшую сюда, в этот город. Ноги гудели, присесть было негде: ни тебе лавочки, ни скамейки.