Выбор сердца (СИ)

Да, мог сегодня день пропустить. Но почему-то показалось, что его гостье, действительно, необходим отдых. От него. Еще вчера заметил налет непонятного раздражения. Причем, если не ошибался — в его адрес. Хотя, на первый взгляд, вроде все было замечательно. Может, и она это чувствовала? Потому и отказалась от совместной поездки и в спортзал (могла посидеть и в кафе, ожидая его), и на съемочную площадку.
2
Санкт-Петербург. Опустив штангу, Константинов внимательно посмотрел на Сашникова. По времени они давно не попадали на тренировки вместе. Да и в стороне штангистов коллега по цеху крайне редко оказывался. Больше предпочитал беговые дорожки. Что вдруг случилось сегодня…
— Привет, коль не шутишь, — протянул Константинов для ответного рукопожатия руку. При этом, внимательно присматриваясь к нежданному собеседнику. В последнее время как-то не получалось общения. Так, периодически созванивались… Вроде как — по-дружески.
— Не ждал тебя сегодня здесь встретить, — обронил Артем, окидывая взглядом спортзал.
Не смотря на рабочий день, тот был полон. Впрочем, удивляться нечему. Графики у людей разные. Да и вообще Константинов мало обращал внимания на наполняемость. В спортзал ходил позаниматься, форму поддержать, когда в том возникала необходимость — лишнюю энергию сбросить.
— С чего вдруг? — не понял он, с долей недоумения (вот только на сколько искреннего, не наигранного) глянув на Сашникова. — Четверг, с двух до четырех, согласно расписания.
Вроде как отшутился сейчас. А где-то глубоко внутри зародилось непонятное беспокойство. Знал этого человека достаточно хорошо. Как говорится, всех карт не раскрывал. Отношений старался не портить. Ну, хочет человек общения, почему — нет. Главное здесь — лишнего не сказать. А человек пусть считает, что бдительность усыплена.
— Так слухи ходят, у тебя любовь всей жизни прилетела.
А вот сейчас… Константинов в одно мгновение оказался в напряжении. Жесткий самоконтроль, чувствовал, лишним не будет. Однажды в своей жизни позволил себе потерять бдительность. До сих пор расплачиваться приходится.
— Тём, тональность смени, — попросил он, давно ставшим привычным для окружающих, жестким тоном. Обсуждать свою личную жизнь ни с этим парнем, ни с кем-либо еще не собирался. Что понять Сашников должен сразу.
— Да мне без разницы, — заверил тот, как-то слишком нервно передернув плечами. — Только люди, не боишься, не поймут? Не рановато любовницу будущей женой представляешь? Ольга, вроде, развода еще не дала.
Ответил Константинов не сразу. Какое-то время задумчиво изучал спортивный инвентарь, которым занимался буквально несколько минут назад, перед появлением Сашникова. Очень внимательно посмотрел на друга. Или, наверно, всё же — так называемого друга. Предчувтвие, что пути-дороги скоро окончательно разойдутся не покидало на протяжении всего последнего времени. Причем — достаточно длительного. Наконец, уверенно произнес вслух:
— А любовница мне не нужна, Тём, — и вот сейчас стал прежним Константиновым: холодно рассудительным, жестким. — И что там люди собираются понимать, мне без разницы. Я почти тридцать лет с оглядкой на чужое мнение жил. Хватит. Не хочу больше.
— Лёха, не торопился бы ты, — предостерег Сашников, а вот настоящего беспокойства в голосе ни грамма. — В мире вон что творится. Третья мировая не сегодня-завтра. Не до любви будет.
Последняя фраза вызвала сдержанную усмешку Константинова. Слышал сегодня уже нечто подобное, пока в раздевалке был. Хотя, кроме утреннего выступления Президента, в жизни в целом ничего не изменилось. Где-то в магазинах какие-то ажиотажи прошли, но, вроде, тоже не особо.
— А ты что, как девица, заистерил? — поинтересовался он, с сожалением понимая, что отзаниматься запланированные два часа сегодня уже не получится. Посылать же Сашникова ко всем чертям не хотелось. Врагов, даже и в лице вроде как друзей, лучше держать при себе.
— Вот я как раз и спокоен, — сообщил тот, для чего-то проинформировав, — Если что, у меня квартира в Праге. Деньги в нужных банках. Сейчас не о высоких материях думать надо, а о том, как отсюда побыстрее ноги сделать. Куда ты со своей новоиспеченной пассией отправишься, если хвост прижмут? У неё, наверняка, и загранника нет.
 
Вот до таких мелочей в разговорах они с Ритой, действительно, еще дойти не успели. С некоторых пор как-то больше других тем касались. Достаточно личных. Он бы даже сказал — совсем личных. А наличие загранпаспорта… Ну, не нужен он для пропуска в те места, которые сейчас посещать приходилось. И с Ритой вряд ли даже разговор стоит начинать о возможности переезда. Она в Питер-то сорвалась только, чтобы его подловить…
— Да вроде, никуда не планировал, — честно признался Константинов, не без сожаления глянув на часы. До конца тренировки осталось не так много времени и начинать какие-то упражнения смысла не видел. — Меня здесь все утраивает, — закончил без тени сомнения.
У них с Сашниковым вообще разные взгляды на многие вещи были. По крайней мере политику обсуждать избегали. До сего момента. Да и сейчас не хотелось. Во-первый, отсутствовала какая-либо ясность происходящего. Во-вторых… В своей жизни ничего менять не собирался.
— Лёха, война началась, — а вот сейчас резануло слух. Начавшиеся в стране, да и в мире в целом, события, как-то не рассматривал с данной точки зрения. — Спустись со своего Олимпа на грешную землю, — продолжал тем временем язвить Сашников. — Здесь, не сегодня-завтра, трандец всем и всему наступит, — и, самое главное, данный человек в том, судя по тону, был абсолютно уверен. — На нас весь мир ополчится. Не до киношников будет. Не хочешь со мной в Прагу сорваться?
И почему-то Константинов не сомневался, что, по крайней мере, для данной личности вопрос с будущим уже решен.
— Артем, я на арабском или марсианском говорю? — полюбопытствовал Константинов, не сводя с друга достаточно внимательного взгляда. Не верилось почему-то, что тот ни с того, ни с чего странный разговор затеял. Если только, конечно, сам параноиком не становится. — Я никуда из этой страны не собираюсь, — продолжал он с присущим себе спокойствием. Да и не лгал сейчас. Уж если до сих пор не перебрался за границу, хотя возможность такая и была, то теперь… — Будет трандец, буду искать выходы и жить дальше. Всё? — и вопрос прозвучал достаточно резко.
— А не думал, что из-за всего этого, своего младшего пацана вообще можешь не увидеть? Сейчас, как при совке, занавес железный захлопнется, и останется Никитка за бугром.
А вот сейчас был использован запрещенный прием. Константинову потребовалось приложить максимум усилий, чтобы удержать себя в руках. Скандал вокруг собственного имени допустить не мог. Не имел права. Ладно, сам. В такие минуты всегда думал о близких людях.
— Тём, ну чего ты добиваешься? — уже направившись к выходу из зала и оборачиваясь, поинтересовался Алексей, напомнив, — Я ведь и врезать могу. А рука у меня тяжелая. И ты — не женщина, по полной получишь.
Вообще, силовое решение проблемы не принимал в принципе, предпочитая спорные моменты урегулировать так сказать словесно, включая дипломатию. И Сашников о том тоже прекрасно знал. Вот только провоцировал для чего — никак понять не получалось.
— Ясно, больной патриотизм зашкаливает, — резюмировал тот. — Только подумай, кому ты здесь нужен будешь, когда каша заварится.
— О себе беспокойся, — совершенно спокойно обронил Алексей и не оборачиваясь, направился в раздевалку.
У него оставалось достаточно времени, чтобы принять душ и… Судя по времени — сделать звонок. Не другу — любимой женщине. Женщине, вернувшей его к жизни. К нормальным отношениям. Никогда не думал, что в сорок восемь влюбится, как пацан.
Позвонил уже в машине. Настроение её совершено не понравилось. Предложил заехать, забрать с собой, пока ещё находился на полпути к месту съемок. Однако получил категоричный отказ с предложением спокойно работать и обещанием его дождаться.