Короли анархии (ЛП)

Лиам поймал мой взгляд во главе стола, где ждали два пустых места, и наклонил голову в их сторону. Конечно, все мои восемь дядей были здесь со своими женами, и я также заметил своих родителей, хотя они только помахали мне с дальнего конца стола в знак признания моего присутствия. Кому-то это могло показаться странным, но у меня действительно не было никаких отношений со своими родителями. По большей части меня растили няни, и когда я стал достаточно взрослым, чтобы познать радость семейного ремесла, я проводил больше времени с Лиамом и моими дядями, чем с ними. Я был для них всего лишь средством для достижения цели, наследником, которого они должны были обеспечить, а они были просто донорами ДНК для меня. Я не собирался плакать перед сном из-за этого. Я отрезал себя от них после того, как был вынужден пройти инициацию в «Ройом Д'Элит», и, в отличие от Лиама, у них не было достаточной власти надо мной, чтобы заставить меня вернуться к ним.
Несколько моих двоюродных братьев и сестер тоже были приглашены, но не так много было тех, кто сделал себе достаточно известное имя, чтобы получить приглашение. Не говоря уже о том, чтобы получить «плюс один». Соедините это с тем фактом, что мне предложили почетное место рядом с Лиамом, и у меня, по сути, был целый стол О'Брайенов, бросавших на меня не слишком заметные убийственные взгляды.
Это должно было бы привести в ужас, но меня уже давно перестал волновать гнев моей большой семьи. Потому что правда заключалась в том, что мы все здесь жили и умирали по приказу Лиама, так что даже мой дядя Найл, который был законченным психопатом, ни хрена бы мне не сделал, если бы Лиам не приказал этого. Но то, как они смотрели на Татум, заставило меня встрепенуться. Возможно, у нас и был негласный закон о том, что никогда нельзя причинять вред своей семье каким-либо постоянным образом, но она не была семьей. Партнеры всегда были честной игрой, пока не поженились. Это означало, что мои кузены и дяди могли делать с ней все, что им заблагорассудится, а Лиам и пальцем не пошевелит, чтобы остановить их. Если я хотел обезопасить ее, то это была моя вина. К счастью, я знал, что я здесь самый сильный сукин сын, поэтому был уверен, что смогу это сделать, если понадобится. Но я определенно не упустил бы ее из виду.
Мы заняли свои места, окутанные облаком дыма, которое витало над столом от моих заядлых курильщиков, и я откинулся на спинку стула, когда Марта и другой персонал появились с едой и начали расставлять все это на столе.
Я заметил, что место напротив меня пустует, и, посмотрев через стол на собравшихся нежеланных членов моей семьи, понял, что мой самый опасный и любимый дядя отсутствует.
— Где Найл? — Спросил я небрежно, когда остальные члены моей семьи начали свое позерство, хвастаясь деньгами, которые они заработали для семьи в этом году, и пытаясь выставить друг другу счет, находясь в кадре с главой семьи.
Не то чтобы у меня когда-либо складывалось впечатление, что Лиаму это было сильно небезразлично. Я был почти уверен, что у него был отмечен и учтен каждый доллар, перешедший в руки его преступной империи, и что он точно знал, кто из членов семьи был ответственен за его приток. Но, похоже, это было не то, что он искал в тех, кому оказывал услугу. Я имею в виду, какого черта мне подарили место по левую руку от него сегодня вечером, когда я буквально пытался разорвать связи с этой гребаной семьей несколько месяцев назад и никогда не оглядываться назад? Я, конечно, также и не зарабатывал им никаких денег. Единственные деньги, которые я зарабатывал, поступали от участия в незаконных боях, которые я посещал в Мерквелле, и я, конечно, никогда не делился ни центом из них с этой кучкой придурков.
— Он кое о чем заботится, — пренебрежительно сказал Лиам, давая мне понять, что его младший сын заслужил штраф за опоздание с каким-либо заданием, которое он в данный момент выполнял.
Мой дядя Коннор воспользовался шансом привлечь внимание Лиама какой-то бессвязной историей о работе по принуждению, которую он выполнял на прошлой неделе, и я более чем с радостью позволил ему, откинувшись на спинку стула и принявшись за еду, стоящую передо мной.
 
— Так сколько Киан платит тебе за то, чтобы ты сидела там с ним, сладкая моя? — Спросил Дугал с другой стороны от Татум, наклоняясь ближе и выпуская струю дыма ей в лицо. Все ублюдки за столом, конечно, курили, хотя я пока не чувствовал необходимости присоединяться к ним.
— Киану не нужно платить мне за компанию, — хладнокровно ответила моя девушка, накалывая брокколи. — Я принадлежу ему, а он мне.
— Ну, собственность всегда выставляется на продажу… — Дугал наклонился вперед и с плотоядной улыбкой положил руку ей на бедро, а она с яростным рычанием смахнула ее, но я не собирался оставлять все как есть.
Я покрутил вилку в руке, вскочил на ноги и швырнул столовое серебро прямо в его другую руку, которая лежала плашмя на столе.
Дугал взревел от боли, сигарета выпала у него изо рта и отскочила на стол, когда он вырвал вилку, прижимая руку к груди, и по руке потекла кровь.
Все за столом перестали есть и уставились на нас, когда я отодвинул свой стул и обогнул Татум, чтобы схватить Дугала за рубашку и приблизить его лицо к своему.
— Мне надрать тебе задницу на глазах у всей семьи или ты собираешься извиниться перед моей девушкой? — Я зарычал ему в лицо.
Дугал усмехнулся мне, прижимая кровоточащую руку к груди, прежде чем оглянуться на собравшихся членов семьи и явно прикинуть свои шансы. Но у меня было около пятидесяти фунтов мускулов против него, а также ярость демона, и он достаточно хорошо знал, что его превосходят. Правила семьи гласили, что я не могу убить его — избиение до полусмерти было честной игрой.
Он лающе рассмеялся, вырываясь из моих объятий, и отвесил насмешливый поклон Татум, которая все еще сидела на своем стуле. К ее чести, она хорошо скрывала свое потрясение, глядя на нас снизу вверх, наблюдая за разыгрывающейся драмой. Но на самом деле, это было даже не началом того дерьма, которое могло бы произойти сегодня, если верить истории. Чем больше семья пила, курила и несла всякую чушь, тем больше вспыхивало драк.
Однажды моего кузена Эйдена ударили ножом так сильно, что он истек кровью. Но он трахал девушку Дермота, так что я не был уверен, что еще он ожидал получить. Лиам отпустил Дермота из-за этой смерти, видя, что он всего лишь ударил ублюдка ножом в ногу, и на самом деле ему просто не повезло, что он задел артерию. Однако в качестве расплаты он отрезал себе два пальца на левой руке, что отчасти испортило мне аппетит к рождественскому пудингу. Конечно, тогда мне было всего девять, так что мой желудок не был таким крепким, как в эти дни. Я был почти уверен, что даже глазом бы не моргнул, увидев какие-нибудь брызги мозгов во время сегодняшней трапезы, если бы часть их действительно не попала мне на тарелку. И даже тогда мне просто пришлось бы взять новую.
— Я не хотел тебя обидеть, красотка, — сказал Дугал, наклоняя голову к Татум и сводя к шутке чрезмерный поклон. — Ты примешь мои извинения?
— Я все еще могу выбить из него все дерьмо, если ты этого хочешь, детка? — Предложил я. — Ты окажешь мне эту честь?
Татум сделала вид, что обдумывает возможные варианты, подняла со стола оброненную Дугалом сигарету и не торопясь затушила ее о середину его тарелки с едой.
— Все в порядке. Ничего страшного, — сказала она, и все остальные быстро потеряли к нам интерес и вернулись к еде и питью.
Я плюхнулся обратно на свое место, а Дугал отправился перевязывать руку.
— Я рад, что мне не пришлось убивать тебя, парень, — небрежно сказал Лиам, одарив меня благодарной улыбкой, от которой у меня кровь застыла в жилах. — Потому что у тебя есть роль, которую нужно выполнять. Я думаю, что твоему папе имело бы смысл начать подумывать о выходе на пенсию, как ты считаешь? И тогда ты сможешь выйти вперед и вести нас с фронта, для чего ты был и рожден.
Его взгляд скользнул с меня, когда я стиснул челюсти, на Татум, сидящую рядом, и я уловил в нем не такую уж скрытую угрозу. Я должен подчиниться, иначе она была бы той, кто заплатит за мое непослушание. Но я итак это знал, когда звонил Найлу, и я все равно это сделал. Чтобы спасти Сэйнта. Чтобы уберечь всех нас от тюрьмы. Я собирался отказаться от своей свободы и подчиняться его желаниям до конца своей жизни. Или, по крайней мере, до конца его жизни. И в глубине души я знал, что это медленно задушит меня, что я буду затягиваться все глубже и глубже в их тьму. Что вскоре меня будут подталкивать убивать и проливать кровь за них. Цена всегда растет. Потому что теперь, когда они узнали о ней, у них был я. И я ничего не мог сделать, чтобы защитить ее от них, кроме как склонить голову и подчиниться.