Буду твоей Верой (СИ)

Не понимаю, почему так сложно признаться? Как будто признание в том, что он заступился за девушку, пусть весьма и своеобразным образом, поколеблет его мужское достоинство.
Ну и не заступался бы, никто не просил! Я привыкла защищать себя сама! 
И нечего теперь на меня рычать!
Вот вроде и радоваться должна, а неприятный осадок застрял костью поперек горла и раздражающе колет.
Так и стоим, гневно сверля друг друга глазами, до того момента, как бестыжевское внимание, не стесняясь ползет вниз, останавливаясь в том месте, где всегда было плоско и скучно.
Как же неловко! Ну зачем он так делает?
Отворачиваюсь.
— И часто они тебя так задирают? — вдруг подается вперед Бестужев, практически касаясь губами моего уха. Мои голые плечи вздрагивают и покрываются мелкой мурашечной сыпью.
— Меня никто никуда не задирает, я — не юбка, — не поворачиваясь к парню, рассерженно буркаю я.
Вот же странный! Еще спрашивает! 
Да сколько раз меня при нем одногруппники унижали, разве не слышал? Удобно быть нейтральным наблюдателем — ты вроде и ни с кем, но и со всеми сразу.
— Ты обиделась что ли?
— Вот еще, — огрызаюсь. — Умные люди не обижаются, они делают выводы, — деловито заключаю я и обиженно поджимаю губы.
— Бес! Пацаны, там Бес! –слышу за спиной восторженные возгласы.
Машинально поворачиваюсь в сторону голосов и…приглядываюсь…
Прищуриваюсь…
Елки-иголки!
Три парня стремительно надвигаются в нашу сторону, и в одном из них я узнаю знакомую физиономию с нарисованными кровяными дорожками слез, в запачканной красной краской хлопковой майке, перетянутой крест-накрест подтяжками, с болтающимися на широком ремне наручниками и небрежными лохматыми волосами, торчащими из-под американской фуражки, точно такими же, как у моего…брата?
А этот засранец что здесь забыл?
Мой мозг не успевает сгенерировать возможные ответы на этот вопрос, потому что занят поиском решения — как сделать так, чтобы брат меня не узнал.
Мои глаза мечутся по приближающимся парням, потом перемещаются на Бестужева, поднимаются к его губам, растянутым кривой ухмылкой.
Паника накрывает с головой, как у загнанного в угол зверька.
Первым делом я решаю сбежать и спрятаться, но понимаю, что уже не успею, да и выглядеть это будет по-детски глупо.
Не отдавая себе отчета, подлетаю к Егору, встаю на носочки и впиваюсь в его рот своим.
Крепко-крепко зажмуриваюсь и мысленно группируюсь, готовая лететь задницей на пол, в случае, если Егор меня оттолкнет.
Я не дышу.
И не чувствую дыхания Бестужева тоже.
Я всё жду, когда меня пошлют трехэтажным, но… чувствую порхание.
Нежное, еле заметное порхание его теплых губ.
Скромное прикосновение к верхней губе, точно спрашивая разрешения, и уже настойчивое к нижней, точно его получившее.
Медленно опускаюсь с кончиков пальцев на полные стопы, не в силах держать равновесия.
Мои руки безвольно висят вдоль скованного тела, которое начинает расслабляться чувствуя, что его держат. Одна бестужевская рука ложится на мою поясницу, легко притянув меня ближе, вторая невесомо касается оголенной спины, мгновенно обжигая кожу жаром ладони.
— О-о-о, пацаны, кажется им сейчас не до нас!
— Валим, Лех! — голос брата.
— Черт, ребята, да вы меня не на шутку завели! — кто-то ржет.
Не хочу думать, о чем говорят эти балбесы, когда мои губы самостоятельно раскрываются под настойчивым напором горячего языка Егора.
Что?
Какого еще горячего языка?
Мгновенно трезвею, зажимая губы и распахивая глаза.
Смотрю на закрытые Бестыжева, на его лицо, застывшее с таким умиротворённым выражением, будто он только что пробовал свой любимый десерт.
Вот это несказанная наглость!
Да как он смеет вообще!
И язык его такой же наглый, как он сам!
Толкаю этого бесстыжего наглеца, под его недовольное: «Ммм…».
Или наоборот довольное…не понятно.
— Совсем сбрендил? Ты чего творишь, бесстыжая твоя рожа? — гаркаю я.
— Я творю? — резонно хмурится парень. — Да ты сама полезла ко мне целоваться.
 
Вообще-то так оно и есть. Да. Но язык ко мне в рот совать никто не разрешал.
— Знаешь что? — возмущенно складываю руки на груди.
— Что? Давай, скажи. Что это вообще было? — раздраженно всплёскивает руками. Сердится.
Ха, что это было? 
Риторический вопрос, на который у меня нет достойного ответа. Ну не говорить же парню, что я его снова использовала ради своих безумных целей. 
Что-то мне даже жалко его становится…
То парнем навязала своим быть, то целоваться полезла, чтобы от брата спрятаться…
Ох, Илюхина, вот это ты даешь!
И какая у меня жизнь была до этого скучная!
— Так что? — не унимается парень.
Ну что мне ему ответить?
— Я… — пытаюсь на ходу придумать какую-нибудь глупость, похожую на правду.
— Егор? Привет. А я смотрю, ты или не ты… — тягучим голоском коварной искусительницы протягивает брюнетка, наматывая длинную шёлковую прядь на палец. А у меня так прошлый раз не получилось, слава Богу. Иначе выглядела бы смешно и нелепо. — Но потом посмотрела на твой наряд и убедилась, что такое может себе позволить только Бес, — хихикает дьяволица в микроскопическом красно-черном платье и милыми рожками на голове.
— Привет…э…привет, — выдает Бестужев с его фирменным равнодушным прищуром, а-ля «как-там-тебя-зовут?».
Ндаа…закатываю глаза и качаю головой. Тупица беспамятный!
— Я ждала, что ты мне позвонишь, — и вовсе не обижаясь, продолжает брюнетка, эротично закусывая губу.
Эй, вообще-то я здесь стою. Его девушка, если что.
— Правда? — удивляется парень. — А я ждал, что ты мне позвонишь.
Что? И не стыдно ему? При живой-то любимой девушке?
— Да? — вспыхивает новогодней гирляндой. — А как же…- задумывается брюнетка, — у меня ведь нет номера твоего телефона, — жеманничает дьяволица, искусывая свои пухлые губы.
Какая мерзость, фу!
— Еще бы! Я ведь тебе его не давал, — хмыкает парень и теряет к брюнетке интерес.
Дааа…разговор двух идиотов, не иначе.
В голове девицы начинают медленно вращаться шестерёнки, пытаясь сложить два плюс два, но, видимо, данный процесс слишком трудоемкий, поэтому она решает просто рассмеяться.
А этот…стоит…у-у-у, бабник!
Понимаю, что злюсь на него.
Очень злюсь.
Развел тут фанатскую встречу!
И невольно вспоминаю слова брата, о том, что каждый раз Егор появляется в компании с разными подружками.
Кобелина спортивная!
И эта еще тут, облизывается и смотрит на моего парня, как на Божка, преклоняясь и выпрыгивая из трусов.
Но, надо признать, она — хорошенькая, именно такая, как рассказывал брат. И я, даже после всех моих перевоплощений, с ней рядом не стою.
— Может сегодня не будешь торопиться, как в прошлый раз, и мы могли бы…
О-о-о, с меня достаточно!
Пусть эти двое воркуют, но, извольте, без меня. Мне не интересно, что они могли бы, потому что непонятное чувство обжигающего жара опаляет мою самоуверенность так, словно в кровь плеснули жидкостью для разжигания костра.
— Вера! — слышу, как кричит в спину Бестужев, когда не задумываясь, срываюсь в сторону лестницы и взбираюсь наверх.
«Ну и бабник, — яростно сжимаю кулаки, — а еще целоваться лез!». Пусть я и первая начала! 
Я так злюсь, так злюсь, как никогда не злилась!
И чего я так злюсь?
Это ведь широко известный факт — об армии фанатских бестужевских поклонниц, так чего ты тут устроила, Вера?
На втором этаже Дивеевского дома очень много белых дверей. Скорее всего здесь находятся хозяйские спальни, и мне становится неловко, что я пробралась на запрещенную территорию, потому что в коридоре второго этажа никого нет, кроме меня.