Добыча хищника (СИ)

– Подполковник Суров, – представился он.
– Рада, что вы прибыли лично ради этой пустяковой просьбы, – женщина поднялась из-за стола и протянула руку: – Инна Владимировна. Рудова.
– Мне не хочется создавать вам проблемы, – Суров убедился, что ее рукопожатие было крепким, сухим и горячим.
– У нас будут проблемы, если сюда явится один из чужаков, – ответила она, потряхивая теперь руку Севастьянова. – Девушка не может здесь остаться.
– У нее нет метки, – заметил тот, поправляя очки выверенным движением пальца.
– Но у нее появился персональный почитатель. Я знаю, это не заканчивается ничем хорошим, – со знанием дела сказала Инна, пронзая Севастьянова хмурым взглядом. – У меня здесь люди. Раненные.
Суров усмехнулся.
Похоже с тех пор, как Эля получила собственного сталкера, она перестала быть человеком и превратилась для окружающих в большую ходячую проблему. Пожалуй, самое лучшее, что она могла сделать – раствориться в воздухе.
– Я хотела поговорить с Алексеем Станиславовичем, а потом хоть в шею гоните, – вдруг подала голос Эля, и все, кажется, вспомнили, что она не предмет мебели.
По крайней мере, на лицах присутствующих проступило крайнее изумление.
Она развернулась на стуле и обвела всех взглядом. Когда ее горячий рассерженный взгляд коснулся Сурова, тот неосознанно потер шею, будто получил нагоняй от командования. Хотя нет… он просто испытал чувство вины от того, что ничего не мог сделать. Эля – покойница, все в комнате это знали. Через пару дней она станет изысканным деликатесом для одного из гребанных засранцев, превративших Землю в кровавый ад.
Впрочем, если девушка осведомлена о проекте, ее придется устранить раньше.
– Зачем вы хотели меня видеть, Эля? – профессор опустился на стул рядом с ней.
Она указала взглядом на Инну, будто не желая говорить при ней, и Сурова пронзил разряд тока – девчонка точно что-то знает.
– Вы не могли бы оставить нас наедине с этой девушкой? – обратился он к Рудовой.
Пожалуй, он сознательно избегал ее имени. Произнести его, поворочать во рту, выдохнуть – тоже самое, что признать: Черникова Элеонора больше, чем очередная задача в перечне его дел. И она вовсе не заслуживает того, чтобы от нее попросту избавились.
– Пожалуй, сделаю еще кофе, – сказала Инна, зажимая пальцами переносицу. – Вам принести?
– Пожалуйста, черный. С сахаром. Покрепче, – откликнулся Суров.
Профессор же был слишком встревожен, чтобы хоть что-то пролезло ему в горло. Он успел хорошо изучить Константина и поэтому искренне волновался за судьбу несчастной девушки.
Когда Инна поднялась и зашагала к двери, Суров отчетливо услышал биение собственного сердца. Ему показалось, что его «ПЛ[1]» жжет ему бедро.
– Нам пришлось пригнать сюда вертолет, – сказал он язвительно, когда дверь за Рудовой закрылась.
Эля метнула в него рассерженный взгляд.
Вряд ли она знала, что значило поднять в небо «Ансат». Разумеется, ее больше заботила собственная жизнь, чем его бюрократические проволочки.
– Я хотела говорить только с Алексеем Станиславовичем, – заявила она.
– Ты давай лучше излагай, – сухо ответил на это Суров. – Здесь тебя не оставят, понимаешь? А у нас тоже свои задачи…
Эля отвернулась.
Расплачется, что ли…
Константин ненавидел слезы, особенно женские.
– Вы кого-то держите на той базе? – между тем ее голос звучал твердо.
До того твердо, что Суров не сразу осознал, что она спросила, а когда смысл сказанного дошел до него и пронзил, точно раскаленная игла – насквозь – он едва сдержал сдавленное шипение.
– Это один из них? – Эля вдруг повернулась, вглядываясь в лицо Константина. – Чужак?
На его лице дрогнул мускул.
А еще…
… он, черт возьми, не хотел убивать ее.
Он – военный офицер. Он – тот, кто давал присягу, кто должен защищать таких, как эта девушка.
– Это не совсем верное название, – вдруг сказал профессор Севастьянов. – Я бы назвал этих существ пришельцами. Склонен думать, они прибыли из космоса.
Эля нахмурилась.
– Зачем вы держите его там?
– Хотим понять, как его уничтожить, – спокойно ответил профессор. – Пока не один из известных нам методов не дал положительного результата.
 
– Положительного, – повторила Эля. – То есть, не убил его?
– Верно.
– Но вы смогли его поймать.
– Благодаря определенному излучению и системам свечения, – пояснил Севастьянов. – На создание ловушки ушло почти три года. Она единственная в своем роде.
Слушая их разговор, Суров пытался совладать со своей совестью. Иногда ради спасения многих нужно пожертвовать одним.
– Вы меня теперь убьете? – вдруг спросила девушка. – Из-за того, что я знаю? – и она взглянула на Сурова своими прозрачными, как хрусталь, глазами. – Можете быть уверены, я ничего не скажу тому уроду, который идет за мной. Клянусь.
Константин стиснул зубы – гребанное дежавю. Все это уже было в его жизни. Он больше не желал делать выбор.
– Собирайся, – бросил он внезапно. – Мы возвращаемся на базу.
[1] Пистолет Лебедева
  
Глава 4
 
Вдоль горизонта протянулась тонкая нить алого зарева – солнце окончательно скрылось за выжженной степью. Я почти ничего не слышала из-за рева двигателей, но за бортом вертолета, где стремительно расползалась холодная звездная ночь было по-прежнему безмятежно.
Если бы не знать, что человечество давно захлебнулось в собственной крови, можно было бы любоваться видом распростертой на многие километры темноты, лишь кое-где потревоженной светом.
Прислонившись виском к стеклу, я смотрела, как затухают последние закатные лучи. Я цеплялась за них, будто за остатки собственной жизни. Казалось, жуткая тьма вползает мне в сердце.
Я ненавидела чужаков.
Теперь само слово ненависть обрело для меня тот самый первозданно-сакральный смысл.
Это не то, что ненавидеть дождь или пробки в час пик, жаренный лук или несладкий капучино. Ненавидеть – это сгорать дотла от желания отнять жизнь и причинить боль тому, кто разрушил весь твой мир.
Я жаждала крови, словно вышедшая на охоту волчица.
Если бы я смогла хоть чем-то помочь Севастьянову и найти способ уничтожить тварей, которые истребляли нас, словно скот, я бы без раздумий пожертвовала своей жизнью. Героически умереть за высшую цель – это ведь круто. Это намного лучше, чем стать добычей чокнутого инопланетного засранца.
Я взглянула на Сурова, который сидел на соседнем сидении, прикрыв веки. Не думаю, что он спал. Он будто провалился в себя, ища ответ на дурацкий вопрос, который неприлично звенел в воздухе: «Почему он рискует всем ради незнакомой девушки?» Разумеется, он ставил на кон и собственную жизнь. Может быть сейчас, в этот самый момент, когда его зрачки нервно дергаются под веками, он придумывает хитроумный план, как обернуть всю эту ситуацию себе на пользу.
– Подлетаем, – закричал профессор сквозь шум работающих лопастей, – он почувствует вас, Эля. Мы усилим мощность излучения в ловушке.
Только сейчас я в полном мере осознала, что они привезли меня туда, где содержится пленник. И хоть он обезврежен, он не перестал быть убийцей. Он, возможно, сожрал десятки, а то и сотни таких девушек, как Геля. Он заслужил персональный ад. Если было бы можно крутануть тумблер света на полную мощность, я бы умоляла сделать это собственноручно.
Посмотрев сквозь стекло, я увидела военную базу, сверху напоминающую сияющую белым светом трехгранную звезду. Основные помещения лаборатории находились под землей, о чем я, разумеется, узнала позже.
– Здесь дислоцируется гарнизон численностью сто пятьдесят человек, – заметив мою заинтересованность, сказал Севастьянов.
«Все эти люди могут погибнуть из-за меня», – пронеслось у меня в голове.
Я вдруг остро ощутила тоску по родным. Мне захотелось положить голову на мамино плечо и снова стать просто «зайчонком». Для Гели – плаксой.