Мое непреклонное сердце

Колин осторожно взял Мерседес за талию и поставил ее на ступеньку выше.
— Стой здесь, — приказал он. — Я попробую сам. И если ты пошевелишься, клянусь, я использую тебя как таран.
Его угроза прозвучала очень искренне, и Мерседес в испуге замерла. Колин и дергал, и толкал дверь. Ничто не помогло.
— Ее не заело, — сообщил он наконец. — Она заперта.
— Как вам это удалось? — В ее тоне звучали одновременно и обвинение, и растерянность. Мерседес бессильно осела на ступеньку. Колин обернулся.
— Я и не думал ее закрывать. Зачем это мне?
— Чтобы помучить меня.
— Минуту назад ты предлагала себя к моим услугам. В этой ситуации, похоже, я единственный, кого пытаются мучить.
Мерседес была рада, что на узкой лестнице так темно. Иначе он без труда прочел бы на ее лице, что попал в самую точку.
— Что же нам делать?
— Можно попытаться покричать. Она мрачно посмотрела на него:
— Никто не услышит.
— Значит, это была пустая угроза?
— Не совсем, — мило ответила она. — Это хоть немного сдержало бы вас.
Не дожидаясь его ответа, Мерседес встала и начала подниматься по ступеням. Им ничего не оставалось, кроме как сесть на пол и ждать, когда их освободят. Она слышала, что Колин идет за ней следом, но не смотрела в его сторону.
— Если это работа кого-нибудь из близнецов или обоих вместе, то плохо им придется.
— Я тоже так думаю.
Мерседес кивнула. И тут же вздрогнула. Ее вдруг поразила мысль, которая раньше просто не приходила ей в голову.
— Как вы думаете, а вдруг они нас подслушали? Ему это тоже пришло в голову.
— Вполне может быть. Могли услышать все, или кусочек, или ничего.
— Спасибо. Звучит очень утешительно. — Она вздохнула. — Как вы думаете, мне можно было поверить?
— Это была вполне правдоподобная исповедь.
— Но ведь вы-то знаете, что все это я придумала?
— Теперь знаю.
Немного помолчав, Мерседес прямо посмотрела на него и совершенно искренне спросила:
— Вы с легкостью поверили в то, что я могу это сделать?
— Твой рассказ был великолепен.
— Нет. Просто я рассказала то, чего вы от меня ожидали. — Она опять вздохнула. — Вы могли бы и не захотеть слушать, но от этого не перестали бы верить, что так могло быть.
— Ты права. Не перестал бы.
Сидя напротив нее, почти так же, как тогда с Обри, когда они со своим секундантом на пару были закрыты в этой же комнате, Колин подтянул ноги к груди и обнял себя за колени.
— Мне очень трудно защитить себя, — сказал он. — Единственное, что я могу сказать тебе, — так это то, что я точно никого не убивал. А если я не убивал…
—  — То, конечно же, это я.
— Я предположил мистера Тейера в качестве подозреваемого, — напомнил он ей.
— Да, это, конечно, говорит о ваших незаурядных способностях к умозаключениям, — остроумно заметила она. — Особенно если я, что совершенно очевидно, была у вас первой на подозрении.
Колин отказался от дальнейших препирательств.
— Если я никак не могу покончить с извинениями, то, может быть, ты поставишь точку, рассказав правду?
— Я что-то не слышала извинений, — сказала она. Воцарилось молчание. Мерседес ощутила его как давящий комок в груди. Но она не спешила заполнить тишину звуком своего голоса. Видно, Колин редко попадал в си-туации, когда ему приходилось извиняться.
— Я не должен был раздражать тебя, — сказал он наконец. — Когда я попросил тебя развлечь меня, ты восприняла это как вызов и вела себя соответственно этому. И я очень сожалею, что толкнул тебя на этот путь. Что касается того, поверил я или нет, тут я ничего не могу сказать. Я не особенно осуждал тебя за то, что, как я думал, ты сделала. Я даже понял тебя. И я сохранил бы твою исповедь в тайне не хуже священника.
— Вы отказались от Уэйборн-Парка. И вы отказались от меня.
— Потому что это было предложено мне за мое молчание, — сказал он. — Ты пыталась купить меня. И ты надеялась, что я в любом случае приму предложение и тогда ты сможешь бросить мне все это в лицо.
Она покачала головой.
— Я выдумала эту историю на ходу. Я едва ли понимала, что говорю.
 
— Ты все понимала.
Мерседес почувствовала, что больше не сможет выдерживать его темный непроницаемый взгляд. Он так точно отражал все ее обвинения, что получалось, что это она, Мерседес, должна просить у него прощения. Это было так расчетливо и мелочно.
— Вы правы, — сказала она. — Это я виновата. Он едва заметно улыбнулся. Она не смотрела в его сторону. Пальцы ее машинально разглаживали мягкую ткань халата на колене. Одна нога в тапочке слегка подталкивала другую. Волосы, торопливо заплетенные в косу, были небрежно перекинуты через левое плечо, а конец ее локоном падал на грудь.
— Мерседес!
Она скосила глаза в его сторону.
— Да?
— Я люблю тебя.
Она молча смотрела на него.
— Ты меня слышишь?
Она кивнула.
— Ты поняла?
Она снова кивнула.
— Очень хорошо.
Ожидать было больше нечего. Он поднял голову и посмотрел в направлении лестницы. Непохоже было на то, что кто-то спешит им на помощь.
— А теперь, если ты не против, мне хотелось бы послушать правду. Не то, что я, по-твоему, думаю или хочу услышать. А просто правду, которую знаешь только ты.
Мерседес несколько секунд не могла понять, о чем речь. Может, он хочет, чтобы она сказала правду о своих чувствах к нему? Когда до нее дошло, что он просит рассказать всю историю дядиной смерти, она почувствовала явное облегчение. Мерседес увидела, как он хитро улыбнулся одним уголком рта, будто понял тайный ход ее мыслей.
— Едва ли вас удовлетворит то, что я знаю, — сказала она. — Мой дядя действительно подстерег меня, когда я шла к Тейерам. Он сразу вытащил фляжку из моей корзинки, и я после этого ее больше не видела. Он потребовал достать ему денег, и я это обещала. Он сам назвал имена Эшбрука и Дикинза. Я сначала подумала, что он просто выдумал эти имена и таких людей просто не существует. И я действительно попросила его признать близне-цов своими наследниками, но он просто ударил меня. — Колин не слышал в голосе Мерседес ни жалости к себе, ни горечи. Она просто излагала факты. — И той же ночью мне удалось принести ему в домик чек, который вы подписали.
Возвратившись мыслями к той ночи, Колин вспомнил, как он проснулся и обнаружил, что Мерседес нет. Он нашел ее в ее собственной комнате сидящей в бадье с остывшей водой.
— Ты застала там дядю, когда пришла с чеком?
— Нет. Я больше никогда его не видела. Насколько мне известно, он собирался уехать из Англии. Но он не сказал куда. Он боялся, что вы будете его преследовать, и он не желал, как он выразился, жить, все время оглядываясь через плечо.
И хотя Колин ничего не сказал на это, по выражению его лица Мерседес поняла, что и он, и граф были, по существу, одного мнения на этот счет.
— Я поняла, что здесь что-то нечисто, только когда мистер Паттерсон представил свои улики.
— И тогда ты поверила, что твой дядя погиб?
— Да! — Его вопрос удивил ее. — Конечно. Ведь фляжка была у него!
— Он мог просто оставить ее там. Это не может служить решающим доказательством.
— Я считаю, что может. Фляжки не было в домике, когда я вернулась. Я искала ее, потому что хотела опять налить туда бренди и подарить мистеру Тейеру. Я знала, что однажды вы можете спросить его, понравился ли ему ваш подарок.
— А он посмотрит на меня непонимающим взглядом.
Она мягко улыбнулась:
— Да, что-нибудь в этом роде. Но я знаю, что вам бы это показалось подозрительным.
— Он бы никогда не выдал тебя.
— Я знаю, но это осталось бы тяжким грехом на моей душе. — Она взяла в руку косу и стала праздно поглаживать ее конец. — А вы подумали, что я выгораживаю его перед шерифом?
Колин не стал отрицать.
— Насколько я понял, это очень свойственно тебе. Защищать тех, кто не может защититься сам. И я посчитал, что ты решила, что я сам смогу защититься против обвинений.