Редакционное задание (СИ)
— Ты слышала что-нибудь о кшатриях[1]?
— Немного, — честно признаюсь я. — Что-то вроде касты элитных воинов.
— Почти, на самом деле всё сложнее, но для понимания сущности подойдёт и такое объяснение.
— И чем же вы в основном занимаетесь?
— Защитой этого мира от всяких проявлений тьмы и негатива.
Мотаю головой.
— Звучит как какой-нибудь «Гримм[2]».
— И снова близко. Только вот силы зла и тьмы далеко не всегда сверхъестественные. Просто людям проще придумывать, что плохое — лишь отчасти антропоморфно. Но больше — ужасно, уродливо, звероподобно. Так проще. Но, увы, зло так легко не маркируется и не вычисляется.
Я сижу, открыв рот, и пытаюсь переварить услышанное.
— А как ты стал этим…Ну… «идеальным»?
— Мы жили в небольшом городке на Кавказе. Отец руководил тамошней телекомпанией. Мама до декрета работала музыкальным руководителем в детском саду, а потом стала домохозяйкой. По-другому было нельзя — я всё время болел, рос слабым и хилым. И вот однажды — в тот год мне исполнилось три года — в поликлинике маме посоветовали отправить меня в некий профилакторий. Мама обсудила это с отцом и, в конце концов, они решили, что хуже не будет. Подписали бумаги, и через три дня за мной приехали мужчина и женщина, представившиеся сотрудниками того учреждения. Мы с мамой уехали с ними. Мама рассказывала, что меня часто забирали на какие-то процедуры. Там было много детей от года до трёх лет, мальчики, которые тоже «проходили лечение». Матери наши жили в одном корпусе. Мы — в другом, там было что-то типа элитного детского сада или центра раннего развития. С нами проводили различные занятия. Через месяц мы вернулись домой. С тех пор я даже гриппом не болел. И стал опережать сверстников в развитии — и в физическом и в умственном.
— Круто, — тяну я. — Хотя нет, конечно, стрёмно. Они же над вами эксперимент ставили. А ваши мамы думали, что вас лечат.
Ираклий хмыкает:
— Но вылечили же.
— А потом? — я ёрзаю в компьютерном кресле от нетерпения разузнать всё.
— Потом — в десять лет — меня забрали в некую школу-интернат. Где я и познакомился с другими такими же, как я.
— С Кириллом Тихомировым? — подсказываю.
— И с ним тоже. Всего нас было сто пятьдесят человек.
— И чему вас там учили?
Он усмехается:
— Легче сказать — чему не учили. Философствовать, управлять, писать компьютерные программы, манипулировать, танцевать, драться.
Я аж присвистываю:
— Круто!
— Не то слово! После выпуска в восемнадцать лет поступить в любой вуз на любой факультет не составило труда.
И тогда я решаюсь на вопрос, который волнует меня больше всего:
— Скажи, а Качинского ты видел?
— Конечно, он лично читал у нас лекции по биологии и генетике.
— И как он тебе?
— Чудесный человек! Гений! Каждый из нас отдал бы жизнь за него!
— Даже если бы он угрожал Ларисе?
Смотрю пристально, жду ответа.
Но Ираклий лишь удивлённо вскидывает брови:
— С чего бы ему угрожать Ларисе?
— Ну, например, из-за того, что она — моя подруга, а он не хочет, чтобы я лезла в проект «Идеальные».
— Качинский не может знать об этом. И угрожать тебе тоже не может. Он умер три года назад. Я сам был на его похоронах. Но даже если он был жив — никогда бы не опустился до угроз и шантажа. То был благороднейший и интеллигентный человек.
Фыркаю:
— Когда я читала его интервью — он показался мне пафосным и с завышенным самомнением.
— Интервью? — шокировано смотрит на меня Ираклий, будто я сморозила вселенскую чушь. — Эдмонд Янович вообще не общался с прессой. Он был патологически скромным и не любил шумихи вокруг своей персоны.
— Да ну, — усмехаюсь я. — А это тогда как понимать? — и протягиваю Базирову ксерокопию.
— Понятия не имею, — говорит он и кивает на фотографию: — Но это точно не он.
— А кто же?
Базиров пожимает плечами.
— Никогда не видел этого человека.
— Но почему же он тогда журналистам газеты представился Качинским, а у тех и сомнений не возникло?
— Потому что, Олеся, это — желтая пресса. У них никогда ни в чём сомнений не возникает. Даже в том, что кочегар дядя Вася каждую ночь общается с внеземными цивилизациями.
Трудно не согласится, но становится ещё печальнее — мне казалось, я напала на след, а оказывается — не приблизилась и на йоту.
Пока я предаюсь размышлениям, Базиров читает интервью.
— Чушь, конечно, — говорит он. — Но если они, правда, сделали с нами что-то подобное с нами, тогда это многое объясняет в моём состоянии. Это действительно напоминает одержимость. А ещё — меня словно позвало в то кафе. Будто кто-то толкнул.
И вдруг он прерывается, поймав какую-то мысль:
— Постой, но вас там было двое.
— Да, — говорю, замирая от догадки.
— Значит… — он в упор смотрит на меня и произносит обволакивающим гипнотическим тоном: — Иди ко мне.
И я безропотно подчиняюсь. Подхожу, сажусь рядом с ним на диван:
— Что ты собираешься делать? — спрашиваю, а сама завороженно смотрю на него.
— Проверить одну гипотезу, — говорит он, притягивает меня к себе и впивается в мои губы голодным диким поцелуем.
Я, конечно, не невинная барышня, с девственностью распрощалась ещё на выпускном. А целовалась и вовсе множество раз. Но так — никогда. Прямо весь спектр прелестей из дамских романов в наличие — и бабочки в животе, и крылья за спиной, и ноги подкашиваются, и голова кружится.
Это точно — лучший поцелуй в моей жизни.
Ираклий с трудом отрывается от меня.
— Ну что? — спрашиваю с волнением.
— Неплохо, — признаётся он, а глазах — пляшут бесята.
— Проверим дальше? — шепчу я и кладу ему руки на плечи.
Возможно, это мой единственный шанс провести с ним ночь. И даже если я не его истинная — у меня останутся прекрасные воспоминания.
— Пожалуй, — соглашается он.
И я откидываюсь на подушки, увлекая его за собой.
___________________________________
[1] Кшатрии — представители второй по значимости варны древнеиндийского общества, состоящей из владетельных воинов. Задача кшатриев — защита слабых, водворение закона и порядка в мире.
[2] «Гримм» — американский сериал об охотниках, которым дана возможность видеть в людях «Существ». Они сражаются за то, чтобы сохранить человечество в безопасности от этих сверхъестественных сущностей.
Глава 7
После лучшего в моей жизни секса я лежу и смотрю на мужчину рядом с собой. Упиваясь тем, какой он красивый, сильный, яркий. Пусть я и не окажусь его истинной парой, но то, что случилось сегодня, не забуду никогда. Потому что вряд ли встречу в своей жизни такого любовника — страстного, чуткого … идеального.
Ираклий притягивает меня к себе и целует в висок:
— Всё было здорово, Олесь.
Это определённо не те слова, что хочет слышать женщина, которая вовремя близости раскрывалась до самых потаённых глубин. Моё тело кричало ему: «Я твоя». Он не мог не услышать. Значит, я ему не нужна.
И поэтому не удерживаюсь от подколки:
— А ты определённо лучший из парней, что у меня были.
Ага, аж из целых троих, но ему об этом знать необязательно.
— Сравнивала? — недобро прищуривается Базиров.
— Что ты, — фыркаю я, — никакого сравнения.
И, несмотря на ехидство, это правда. Особенно, если учесть, что кое-кого природа (или генетические эксперименты) наградила более чем щедро. Во всех местах.
Подумав о том самом месте, заливаюсь краской, тяну на себя покрывало, что сбилось на край дивана, заворачиваюсь в него, как в тогу, и направляюсь в душ.
Вслед мне несётся приглушённый бархатный смех.
— Зачем ты прячешься? Поверь, я успел всё рассмотреть. И стеснятся тебе нечего.
— А может я от природы застенчивая? — бурчу.
Боже, и куда девалась боевая журналистка-оторва, которая не вылазила с молодёжных тусовок? Кто эта скромница? Хм… Кое-кто определённо на меня странно влияет.