Его Луна, или Переговоры с последствиями (СИ)

«Привет, ты меня еще не забыла?»
Рейвен так обрадовалась, что отстучала ответ быстрее, чем, наверное, стоило по этикету:
«Привет! Мне двадцать, я не жалуюсь на память».
«Я позвоню?»
Рейвен вдруг поняла, что не только хочет, чтобы Ник позвонил, но и что непременно желает услышать его голос. Осмелев за последние дни, она шмыгнула в санузел, заперлась, включила душ и, усевшись удобнее на бортик ванной, ответила на входящий звонок.
Ник сидел не в той комнате, в которой она уже привыкла его видеть. Мягкие цвета, приглушенное освещение, кружевной тюль на окнах, даже очертания мебели в кадре — все выдавало домашнюю обстановку. Рейвен почему-то сразу представилось перекошенное лицо матери, если бы она увидела такие шторы. Дальше железно бы последовала длинная лекция о дурном вкусе. Но ей все, что окружало Ника в данный момент, казалось, просто замечательным и душевным.
«У тебя не отключен звук», — написал Ник первую фразу на листе и тревожно показал ее в камеру.
Рейвен порозовела. Во всяком случае, она прямо почувствовала подкатившее изнутри стеснение:
«Я специально его оставила, думаю, мы можем поговорить вслух. Если негромко».
Ник явно обрадовался и громко прошептал:
— Я уже и забыл за эти дни, какой у тебя красивый голос!
Рейвен смутилась еще больше, и увидевший это парень, чтобы как-то разрядить обстановку, принялся рассказывать, что находился в межпланетарном перелете, поэтому не мог написать. Поездка оказалась неожиданной, поэтому предупредить Рейвен заранее не вышло:
— А днем звонить или писать я не рискнул, чтобы тебя не подвести, — закончил он.
Рейвен понимающе кивнула.
— Что у тебя новенького?
— Попробовала ездить на лошади. Это, оказывается, так замечательно! И то, моя Ладушка шла пешком. А вот если натренироваться и поскакать в полную силу, где-то в степи… Это, вероятно, вообще близко к эйфории. Столько свободы! — дальше Рейвен рассказала про заповедник и шуршалок, про работы по обустройству парка и даже про то, что она теперь по территории Дома Правительства может где угодно перемещаться одна, без охраны.
Ник слушал внимательно, не перебивал и не шутил. Как будто то, что говорила она, было ему действительно интересно и важно.
— Я рад, что ты счастлива, фея, — проговорил Ник с какой-то печальной улыбкой, когда Рейвен, наконец закончила. Его голос был мягкий и какой-то… вкрадчивый. Проникающий под кожу. Вызывающий вполне физические мурашки.
— Счастлива? — обескураженно переспросила Рейвен, потирая рукой предплечье. — Я думаю это не то слово. Скорее, увлечена, чем-то новым и интересным. Для счастья нужно… другое.
— Что, например?
— Это сложно, так сразу не ответишь, — уклонилась Рейвен.
— А я бы хотел быть там вместе с тобой! Таскать воду для полива, смотри, какой я крепкий, — и Ник, дурачась в своей обычной манере, напряг бицепс. — Может, пару раз шлепнуться с лошади, чтобы прекрасная дева в твоем лице меня пожалела, — и он театрально-мечтательно закатил глаза.
Рейвен рассмеялась. Рядом с Ником невозможно было оставаться серьезной.
— А что было бы потом?
— Потом… нам, наверное, потребовался бы дракон, которого я смог бы победить. Есть там какой-нибудь подходящий на примете?
Рейвен вытерла выступившие от смеха слезы:
— Ник, ты когда-нибудь бываешь серьезным?
— Нет. А что нужно?
— Не знаю. Но, а вдруг, правда, нападет дракон?
— Тогда я его зашучу до смерти. Годится?
Рейвен кивнула. Когда она потом днем прокручивала их разговор, он стал казаться общением двух сумасшедших. Вообще непонятно, зачем и о чем. Но почему-то так хорошо после него было на сердце. Так легко и тепло…
Работая в саду, Рейвен всем своим сознанием была не там. Все мысли крутились вокруг Ника и их предстоящего общения. Она уже подумала, как оденется к ужину, чтобы потом остаться в этом платье и в случае чего не вызвать подозрений. Ну мало ли, зачиталась, не успела переодеться в пижаму?!
— Мисс Манслоу, — раздался совсем рядом голос канцлера. По всей видимости, он уже довольно давно подошел, но погруженная в свои мысли Рейвен его не заметила. — Я мог бы стоять здесь часами и с наслаждением наблюдать, как вы самозабвенно пересаживаете пижму, но, к моему огромному сожалению, заседание комитета по экономике уже через четверть часа.
 
Рейвен смущенно встала, не зная, куда бы спрятать свои выпачканные в земле руки.
— Добрый день, сэр канцлер! Извините, я задумалась.
— Ничего страшного, я только хотел пригласить вас в театр. Послезавтра, начало в семь вечера, вас устроит?
— Конечно, — несмело ответила девушка. — Только будет лучше, если вы спросите об этом у моего отца.
— А разве вы не совершеннолетняя, чтобы принимать такие решения? — с доброй улыбкой уточнил Ходжес.
Рейвен стушевалась еще больше:
— Да, но в прошлый раз папа был очень недоволен, что я дала согласие на встречу с вами без его ведома.
— Хорошо, я поговорю сегодня с мистером Манслоу. Мне меньше всего хочется доставлять Вам неудобства, — подытожил канцлер и, сухо попрощавшись, направился обратно по дорожке к Дому.
Тяжело выдохнув и оттерев лоб грязной рукой, Рейвен уселась на ближайший мешок с удобрениями. Ситуация выходила из-под контроля. Одно дело — прогулки по парку или заповедник, другое — официальный выход в свет. Послезавтра все высшее общество Интегры (если это понятие применимо к данной планете) увидит канцлера в театре с девушкой. Это не может не породить волну слухов. Местные таблоиды, конечно, не чета земным, и ничего плохого они не напишут. Но снимки непременно разместят, а люди уже сами додумают. Грег — порядочный человек и не стал бы рисковать репутацией Рейвен, тем более зная, как много это для нее значит. А из этого следует… что предложения осталось ждать недолго. Рейвен вся внутреннее сжалась, не зная, как поступить. До этого момента она старалась не размышлять на данную тему, прячась от нее, как ребенок, закрывающий глаза ладошками. Теперь же отступать было некуда. Лучше принять решение заранее, что бы канцлер ни застал ее врасплох.
* * *
Как канцлер и обещал, все документы по делу доставили Рэду на следующее же утро. Также терминал получил доступ к планетарной библиотеке книг, фильмов и аудиозаписей. Кормили его по-прежнему с доставкой в номер, но в оранжерею действительно сопроводили по первому же требованию.
Огромная круглая зала под стеклянным куполом была плотно засажена самыми разнообразными растениями — плодовыми и декоративными деревьями, цветами и кустарниками. Чувствовалось, что к каждому стебельку тут было приложена масса любви и труда. Несмотря на всю роскошь, в оранжерее они гуляли одни. Это удивило Рэда, но вопросов он задавать не стал. Да и вряд ли охрана соизволила бы на них ответить.
Последующие дни слились в единое пятно — подъем, пробежка в оранжерее, душ, завтрак. Дальше он работал с документами, пока не понимал, что уже тупит. Обед приносили после этого по его желанию, и по факту это уже зачастую был полдник или даже ужин. Потом Рэд шел подышать воздухом, а возвращаясь, садился и еще пару часов тратил на синдарин. Забавно, он даже не ожидал, но в библиотеке нашлись для этого подходящие материалы. Изучение языка позволяло ему думать о Селене наиболее безболезненно — не переживать, как она там, не думать о худшем, а просто предвкушать ее удивление. Представлять, как широко распахнутся ее густые, загнутые кверху ресницы над изумрудными глазами, когда он ей скажет что-то в окружении толпы, но понятное только им двоим. И когда она поймет, что он не просто выучил пару фраз, а способен, пусть и на элементарном уровне, поддержать разговор…
Чем больше Рэд размышлял над похищением прототипа, тем отчетливее в заказчиках похищения ему виделись две фигуры — Пьемонт и Манслоу. Но все равно оставались белые пятна. Нужно было встретиться с Ходжесом снова с глазу на глаз.
— Мне нужна очная встреча с канцлером в любое удобное для него время! — громко проговорил Рэд в своей комнате, не обращаясь ни к кому лично. Он не сомневался, что наблюдатели будут обязаны отобразить это в отчетах и передать его просьбу.