Рыжая на откуп (СИ)

Агатес протягивает льняной платок с вышивкой из красной нити по краям, и мне не остается ничего кроме, как принять лоскут и со стоном вытереть губы. С минуту мои сопровождающие тускло взирают на самый высокий муравейник, что сияющим в солнечных лучах исполином подпирает небеса, и синхронно с большим осуждением вздыхают.
  
Глава 4. Ноа в башне
 
— А нет никакой возможности разойтись полюбовно? — с надеждой спрашиваю я у Карнона, который с ненавистью сверлит взглядом светофор, ожидая, когда загорится зеленый человечек.
— Сделку можно было разорвать до рождения первого дитя, — глухо отвечает он. — И прекрати задавать глупые вопросы.
Агатес насмешливо щелкает пальцами, и мой язык прилипает к небу. Я зло мычу, и лицо колдуна расплывается в улыбке. Из-под ворота выглядывает паук и любопытно шевелит пушистыми хелицерами, которые в простонародье обычно называют жвалами, что всегда очень возмущает арахнофилов. Из всех троих, восьмиглазый монстр — самый милый.
Мы ныряем в поток людей на пешеходном переходе и вышагиваем к помпезной высотке. Я замедляюсь в желании затеряться в толпе и улизнуть, но невидимые руки толкают меня в спину, и я вновь оказываюсь между двух мрачных подлецов.
— Тебе не сбежать, — Агатес закидывает в рот мятный леденец. — Прекращай упрямиться, девочка моя.
Я кашляю от неуместных ласковых слов. Меня прежде никто не называл “моей девочкой” да еще с такой каверзной улыбкой. Провалиться мне бы сейчас под землю от стыда и неловкости. Я в заложниках, но любуюсь очаровательными ямочками на щеках беспринципного колдуна, которому хрен знает сколько лет.
Мы поднимаемся по лестнице к стеклянным дверям, которые приветливо разъезжаются в стороны, и Карнон нервно взъерошивает кудряшки. В душе злорадствую.
— Какая ты ехидна, — разочарованно цыкает Агатес. — А с виду кажешься милой и доброй.
— Прекрати лезть… — начинаю я.
— Да на твоем лице и так все написано, — Карнон сердито смотрит на меня.
В холле с высокими потолками, белыми мраморными стенами и массивной хрустальной люстрой нас встречает милая девочка-администратор, которая молча кивает. Мрачные охранники у дверей цепким взглядом провожают нас до лифта.
— Сутенеры, — шепчу я в просторной лифтовой кабине.
Агатес и Карнон молчат и стоят с двух сторон от меня. Загорается белым светом цифра “100”, и Чуба на груди хозяина недовольно скрипит.
— Я тоже не люблю Ноа, — Агатес закрывает глаза.
— И как мы допустили… — вздыхает Карнон и сжимает переносицу.
— Это полностью твоя вина, — тихо отзывается его друг. — Ушел в спячку. Вот тебе и результат, а я пытался тебя предупредить! Такие танцы с бубнами устраивал в лесу, но ты же как сурок дрыхнешь!
— Я имею право на отдых.
— Имел, — Агатес сжимает кулаки, — до того самого момента, когда в наши края явились переселенцы. Люди же как тараканы…
Я туплю глаза в пол. Меня разбирает любопытство, кто такой Ноа и почему двое мерзавцев так его не любят? Я знаю, что очень давно здесь был лес, пока его не вырубили. От густой чащи остался лишь кусок, который сейчас и служит центральным парком города. Мэрия очень гордится лесопарковой зоной и при каждом удобном случае местные политики говорят о том, какие они молодцы, что сохранили часть девственного леса, где можно встретить многовековые деревья и реликтовые кусты редких видов.
Двери лифта бесшумно разъезжаются и мы выныриваем в просторный кабинет на весь этаж. У панорамного окна стоит стол, который в масштабах помещения кажется крохотным, а за ним копается в бумагах мужчина. Перед столом стоит несколько кожаных кресел — простых и лаконичных, напоминающих мягкие кубы.
— Какой сюрприз, — говорит незнакомец, не отрываясь от бумаг.
Мы вышагиваем к столу. Ноа — молодой мужчина с резкими чертами лица, смуглой кожей и аккуратно зачесанными волосами назад. Он поднимает взгляд, и я мысленно удивляюсь его холодным васильковым глазам. Я молча опускаюсь в кресло прямо перед его столом и нервно сглатываю. Хищная личина Ноа меня пугает.
 
— Можно поинтересоваться, — мужчина переводит изучающий взгляд на Карнона. Голос низкий и бархатный, — что здесь происходит?
— Это знак нашей симпатии, — Агатес присаживается слева от меня и улыбается. — Юная и чистая дева.
— И что мне, простите, с ней делать? — Ноа прищуривается.
— Ну, я даже не знаю, — хмыкает Карнон слева и поглаживает пальцами подлокотник.
Ноа встает из-за стола, обходит его и замирает передо мной, облокотившись о массивную столешницу. Я про себя отмечаю, что серый костюм в мелкую полосочку сидит на нем идеально. Наверное, пошит на заказ.
— Ох, мои милые дикари, — усмехается Ноа. — Это так трогательно, но я предпочитаю опытных любовниц, а не испуганных девственниц, с которыми очень много возни.
Я выдыхаю. Хоть кто-то здесь мыслит здраво. Ноа цокает и тянется руками к ширинке. Вздрагиваю, съеживаюсь от страха и опускаю взгляд.
— Вот об этом я и говорю, мальчики, — мужчина смеется и скрещивает руки на груди. — Я люблю задорных шлюх, а не скромниц. Она же помрет от страха, если увидит мой член. Я ценю ваше стремление мне угодить.
Агатес и Карнон разочарованно переглядываются.
— Вы тоже бог или… — я с испугом смотрю на мужчину.
— Я — Ноа, — строго отвечает тот и смеривает меня презрительным взглядом. — Как тебя угораздило, милая, оказаться в рабстве у двух идиотов?
— Это откуп за услугу, — шипит Агатес. — Тебя и твоего города даже в планах еще не было.
— Отложенная сделка, — цокает Ноа и насмешливо глядит на Карнона. — А ты тот еще затейник.
— Как видишь, — пожимает плечами кудрявый мерзавец.
— Помогите мне, — печально шепчу я. — Это не моя сделка. Я не хочу быть в рабстве.
— Я не одобряю подобные сделки, — Ноа лживо улыбается мне, — но я ничем не могу тебе помочь. И, наверное, тебе не сказали, милая, что ты обязана служить своим новым хозяевам. Даже если им взбредет в голову отпустить тебя и исчезнуть и твоей жалкой и никчемной жизни, то ты медленно угаснешь и, в конечном итоге, умрешь.
— Что?! — я с ужасом всматриваюсь в непроницаемое и равнодушное лицо Агатеса.
— Такие правила, — Карнон откидывается на мягкую спинку кресла. — Но ты так не переживай, мы придумаем тебе какие-нибудь обязанности. Не знаю. Кормить уток на пруду, например. Или собирать мусор в парке после мудаков, которым лень донести упаковку от чипсов до урны.
— Я понял твой намек, Карн, — смеется Ноа. — Я потребую, чтобы расширили штат дворников.
— А, может, ты оставишь мой дом в покое? — Карнон с ненавистью взирает на мужчину. — Люди туда-сюда шныряют по моему лесу. Дети, бегуны, бродяги, велосипедисты! Даже ночью мне нет покоя!
— Я не могу взять и закрыть городской парк, — Ноа равнодушно улыбается. — Твой лес теперь принадлежит городу. Смертным наплевать, что у пруда засел древний дух, который по глупости и недальновидности привязал себя к чаще! Ты должен быть благодарен мне, что я сохранил хоть часть твоих владений, а мог сравнять их с землей и осушить источник.
— Без моего источника, ублюдок, твои людишки бы так не размножились! Они захватили мой лес и породили тебя! — хрипит Карнон. — Мерзкие трусливые мрази улучили момент и уничтожили мой дом! Изуродовали!
— Ты сам виноват, — Ноа пожимает плечами. — Нет смысла крыситься на меня. Это не я сделал из тебя божка местного разлива.
Агатес кривит лицо и фыркает.
— Я не враг, — мужчина поправляет галстук. — Я забочусь о городе и горожанах, которым дорог парк. Их желание сохранить кусочек природы посреди каменных джунглей стало и моим. Мы уже говорили с тобой на эту тему. Ты не чудишь и не идешь против смертных, а я оберегаю твои владения. Я не надеюсь на дружбу с тобой, Карн, но мы можем тихо и мирно сосуществовать. И я напомню, что и тебя выродили смертные в те темные века, когда молились лесу. Будь им благодарен за свое рождение. И именно их любовь к парку, их песни и пикники поддерживают в тебе силы. Кстати, тебе стоит заглянуть и западный парк, молодые ели не приживаются. Городской бюджет на насаждение растрачены, а кусты и деревья сохнут.