Любовь вне правил (СИ)

Их всех повели тогда в большущий в Кейдтоне музей естествознания. И как большинство мальчишек своего возраста Рик жаждал попасть в галерею с чучелами доисторических обитателей планеты и в буквальном смысле заглянуть в пасть настоящего тираннозавра. Только от былого ажиотажа и нетерпения не осталось и камня от камня. Секции с экспонатами и панорамами из динозавров и каменных эпох оставили где-то на самый конец экскурсии, но Рик напрасно переживал, что до этого времени умрет от смертельной скуки, пока их будут водить по галереям с картинами из разных столетий последнего тысячелетия. Буквально через пять минут он забыл и о гигантских рептилиях и о возможности незаметно выскользнуть из группы школьников, чтобы самому устроить исследование местных достопримечательностей.
Они остановились перед большущей картиной-копией под названием "Менины". Невероятно огромное полотно, под самый потолок далеко не низкого помещения, с которого на зрителя смотрели изображенные в свой полный рост участники одной известнейшей в мире художественной композиции – пятилетняя золотоволосая инфанта Маргарита Тереза Испанская в окружении нескольких не менее детально прописанных фигур её личной свиты.
Сопровождающий их экскурсовод с воодушевлённым знанием предмета на твёрдую пятерку с плюсом рассказывал историю мирового шедевра и воспроизведенный на нём замысел художника. Но Рик слушал его тогда в пол уха. Всё внимание десятилетнего мальчишки было намертво приковано к трёхмерному изображению воистину фантастической картины. Никогда ещё рассматриваемые им с близи художественные полотна не производили на его сознание столь неизгладимого впечатления. Может виною были сами участники изображенной портретной композиции, которые смотрели на зрителей с разных точек холста, как из открытого портала в параллельное измерение? И они на самом деле казались живыми и необычными. Хотя сильней всего его почему-то впечатлила ладная кукольная фигурка и застывшее личико златокудрого ангела по центру. Ребенок-принцесса, девочка королевских кровей с манерной грацией и в позе урожденной аристократки. Почему именно она так запала в его память, а не страшная большеголовая карлица в правой части картины или хотя бы сам художник за углом высокого холста, всматривающийся в стоящую напротив чету испанских монархов? И почему он не мог не думать именно об этой картине и об этой давно умершей девочке, испытывая необъяснимое волнение при воспоминании о ней, не важно, где бы он после этого не находился – по возвращению домой в Каслфорт или уже дома, спустя несколько дней после поездки в Кейдтон?
Не удивительно, что он в буквальном смысле офигел, когда в один из ближайших после экскурсии дней (побывав до этого несколько раз в читальном зале их школьной библиотеки за очередным изучением "Менин" в более уменьшенном размере на странице книжного издания по истории искусств) увидел ту самую ожившую инфанту воочию, да ещё и в их дворе. Конечно, позже он узнает, что это была вовсе не Маргарита Тереза Испанская, а всего лишь их новая соседка Джоанна Слоун, но в тот момент он был готов поклясться, что испытал к её "видению" не менее трепетные чувства (граничащие со священным страхом и чем-то ещё более волнительным), чем тогда в музее Кейдтона. Такой же белокурый ангелочек со вздернутым кукольным носиком и большими выразительными глазками на круглом личике с пухлыми щечками и малиновыми губками. Даже волосы были почти такой же длины, цвета и заколоты над высоким лбом ложной чёлкой. Правда, она была чуть более насуплена и куда серьёзнее, чем её двойник королевских кровей, и самое главное, умела двигаться и говорить!
Какое-то время Рик следил за шестилетней Джоанн Слоун можно сказать издалека и "под прикрытием", пытаясь то ли разобраться в собственных ощущениях и чувствах, связанных с этой нелепой историей, то ли получить прямые доказательства, что это не сон, и эта девочка не может быть той самой девочкой, которой скоро уже будет четыреста лет в обед. Тем более он ни с кем не желал делится своими впечатлениями, как и зацикливаться на них, какими бы странными и затягивающими они не казались. Так что, в один из ближайших и прекрасных дней он всё-таки заставил себя сесть на велик и вернуться в дворовую команду таких же как он шалопаев-оторв, возвращая себе звание неоспоримого лидера районной шпаны из местных малолеток. Да и чего теперь греха таить, мысль погарцевать на своём двухколёсном "мустанге" перед новой соседкой не покидала его всё это время. Привлечь внимание этой не по детски серьёзной копии златокудрой инфанты хотелось куда сильнее, чем что бы то ни было до сего дня. Он желал уровнять очки, чтобы она не просто его увидела, а испытала к нему не меньший интерес, чем он к ней.
 
И она-таки его увидела и явно была ошарашена тем, что увидела, наблюдая со стороны с приоткрытым от наивного "изумления" пухлогубым ротиком, и совершенно не подозревая, что он тоже за ней наблюдает искоса, пусть и не показывает виду.
А дальше... Дальше всё разворачивалось по той самой пресловутой классике жанра.
Ну какой крутой пацан, да ещё и намного старший, начнет проявлять завышенное внимание к девчонке, которая так же, как и он до этого, чуть ли не тайком любуется всеми дворовыми подвигами Рика Баумана? Конечно она не могла быть никакой инфантой, пусть он даже и станет её так называть в ближайшем времени, и скорее в качестве клички-дразнилки, а не в виде тайного комплимента. И он будет делать всё возможное, чтобы не вспоминать о ней и те самые вызывающие её появлением эмоции, которые частенько будут накатывать на него на протяжении следующих восьми лет, вынуждая совершать весьма неожиданные и спонтанные порывы: такие, как прокатить Джо на старом мопеде или собственноручно отладить и смазать не менее старую пишущую машинку, вручив её прибалдевшей инфанте в виде безвозмездного подарка.
Конечно, с возрастом и быстрым взрослением многое стирается и замещается совершенно иными увлечениями и пристрастиями, осознанием, что ты действительно взрослый и можешь теперь делать крутые взрослые вещи, отодвигая далеко-далеко на задний план то, что теперь казалось каким-то глупым и неуместным. Не вспоминать инфанту Иоанну он, естественно, не немог, всё-таки они жили в одном дворе, сталкивались довольно часто, да и забыть полностью все детские случаи и истории из их совместных приключений было не так-то уж и просто. Но теперь она мало чем напоминала того ангелочка с картины Диего Веласкеса, хотя по прежнему оставалась для него ребенком, а ему уже некогда заниматься теми глупостями, какие обычно вытворял в её возрасте. К тому же, он мечтал осуществить свою давнюю мечту – уехать из Каслфорта в большой город, увидеть мир и стать знаменитым мотогонщиком. Какое место во всём этом могли занимать давным-давно канувшие в лета забытые мальчишеские интересы?
Хотя, тот случай с пьяной малышкой Джо чуть было не подрезал все его стойкие убеждения и даже психику, поскольку в один из этих моментов он реально и не на шутку труханул. Успокаивая и укачивая на руках свою инфанту, и заодно попутно обещая ей чуть ли не звёзды с неба, Рик на какое-то мгновение поддался забытым чарам своих спящих воспоминаний. Да и Джоанн так доверчиво и слишком уж тесно льнула к нему и прижималась, временами даже терлась, как та дрожащая, теплая и очень-очень ласковая кошечка (а он ещё, как назло, забыл одеть на себя обратно хотя бы футболку, хорошо, что хоть штаны с него не успели тогда стащить). В общем, он почувствовал, что возбуждается и не менее сильно, чем от недавних и более откровенных обжиманий с рыжей Карлой из школьной группы чирлидерш. Правда с Джо всё было абсолютно по другому, и поэтому он так и испугался, пусть и не показывал вида. Ну не мог же он столкнуть её с себя, как ошпаренный, а потом ещё и прогнать без каких-либо вразумительных объяснений, и тем более, когда она находилась в таком состоянии? Она всё равно не замечала его эрекции (и на вряд ли могла понимать, что это такое вообще), продолжала вжиматься в него, доверчиво цепляясь своими маленькими полудетскими пальчиками. И этот её запах, без примеси сухих парфюмов и дезодорантов – такой естественный, тёплый, прогретый на свежем воздухе горячим солнцем (пусть немного и подпорченный алкогольными парами креплёного портвейна), почти забытый, но такой до боли знакомый – запах из их детства, запах яркого летнего дня, в солнечных лучах которого он впервые заметил её у них во дворе. Запах чарующей ностальгии.