Любовь вне правил (СИ)
– И как долго вы тут... обедаете? – она в упор проигнорировала его комплимент, поскольку впервые ей было не до подсчётов свернутых мужских шей и заинтересованных её появлением взглядов. И следующее действие скорее было рефлекторным, нежели осознанным: нагнуться и клюнуть Гаррета их ритуальным приветственным поцелуем в его попахивающие апельсином, полынью и... перехватывающим дух перегаром чуть влажные губы. Он всегда начинал их облизывать, когда выпивал чуть больше "трезвой" нормы. И ей не всегда это нравилось!
– О... вообще-то уже прилично! – он рассеяно посмотрел на циферблат своего Ролекса, но, похоже, так до конца и не определился с точным временем.
– Ты что, курил? И кто же тебя сумел надоумить на подобный подвиг после пяти лет завязки? Хотя можешь не отвечать... – пришлось сделать повторную попытку с выявлением в близ сидящих за барной стойкой посетителях того самого именитого дружбана Дика. Но никто на них прямо не смотрел и не пытался проявить должного интереса. Что за?..
– Что ж, мэм, каюсь, это действительно был я!
Нет, она не увидела, а именно почувствовала, как он перекрыл ей спину и все пути к прежнему отходу своей жутко осязаемой тёплой тенью с более сильным ароматом всех перечисленных запахов, включая эфир горького миндаля, скользнувший с его звучным голосом по её собранным на затылке в высокую строгую прическу платиновым волосам и обнаженной шее. И, да... это было подобно той самой недостающей искре, запустившей необратимую химическую реакцию предшествующего термоядерного взрыва.
Перед глазами всё поплыло, в голову долбануло так, что она чуть было сама не дёрнулась и не пошатнулась, как от сильнейшего подземного толчка. Сердце, казалось, отбивало дикую чечётку, где только можно и невозможно, размножившись хаотичной вибрацией-дрожью по всему телу – в висках, глазных яблоках, гландах и даже в пятках!
И конечно же, как раз в эту самую секунду, Гаррету приспичило вставить свои бесценные пять центов!
– Джо, дорогая! Позволь тебе представить моего старейшего по колледжу приятеля, легендарного и не менее великого Дика Тандера! А в миру, господина Ричарда Дункана Баумана.
Нет, вот ЭТО была последняя искра, завершившая всю эпопею данного "кордебалета"!..
– Дик... – в глазах до сих пор всё плыло или, скорее, плавилось, затекая или лопаясь пульсирующими пятнами разрывающейся на дрожащие пазлы реальности, пока она медленно (крайне медленно!), как во сне, оборачивалась вокруг своей оси и в... окутавшем её саване пылающей преисподней то ли своего, то ли тела за её спиной. – А это та самая моя любимая и единственная малышка Джо! Джоанна Слоун, правая рука и незаменимый...
– Ты!.. ТЫ!!! – она не узнала своего голоса. Похоже, она даже не поняла, что это говорила именно она, вернее, выдавливала из себя каждое дрожащее слово, впервые не соображая, что делает, что произносит и... чего хочет! До смерти! До умопомрачения, до окончательного помешательства рассудка!..
А самое худшее! Это лицо! ЕГО ЛИЦО! Наконец-то прорвавшееся сквозь пелену сжигающего ко всем чертям глаза адреналина, вместе с недавними воспоминаниями из прошлого. Подобно веерным вспышкам оживших кошмаров, в такт ударам взбесившего сердца за неуловимые микромгновения перед шокированным взором.
Это не могло быть правдой! Она явно спит или каким-то образом успела хлопнуться в обморок и не заметить этого. Так ведь тоже бывает?
Но он всё-таки это сделал! Его удивление оказалось не менее масштабным, чем её, разве что без примеси кроющего негодования и дичайшего желания кого-нибудь убить (и желательно того, кто стоял напротив, ЛИЦОМ К ЛИЦУ!). Округлившийся рот (да, чертовы усы скрыть этого не сумели!), расширенные до предела глаза, разгладившийся высокий лоб... Сколько, оказывается, надо до ничтожности мало, чтобы все вспомнить! Вернее, вспомнить этот образ, его круто изменившиеся за прошедшие 20 лет черты! А самое главное, каким-то непостижимым образом удержаться и не вцепиться хотя бы в эту бороденку всеми пальчиками...
– Джоанна Слоун?.. – да-да! Он вспомнил её, за все эти считанные доли секунд, будто до него впервые снизошло долгожданное озарение со значением данного имени, которое он, возможно, слышал от Гаррета не один раз и не первый год! – Малышка-инфанта Иоанна?
– Да как ты... ЧЕРТОВ УБЛЮДОК!!! – окружающего мира больше не существовало! Исчезло всё, все и вся, включая то ли икнувшего, то ли ойкнувшего за спиной Гаррета Парчера в тот самый незримый момент, когда её бледная кисть правой руки взметнулась белым крылышком в воздухе и... отпечаталась звонким хлопком по левой части этого ТРЕКЛЯТОГО ЛИЦА!
– НИКОГДА! – она даже не почувствовала поначалу боли на сжавшейся в кулачок ладошке, смявшей щемящую пощечину в новом угрожающем жесте. И его-таки слегка дёрнуло головой в сторону, но не надолго, и, похоже, он тоже не почувствовал ничего... пока ничего.
Его недоуменный и ещё более шокированный взгляд вернулся к её глазам и указательному пальчику, нацеленному прямо в его лепной давидов нос*.
– Никогда больше! НЕ СМЕЙ! ТАК! МЕНЯ! НАЗЫВАТЬ! – наверное, тихо стало даже за пределами этих стен. Нереально тихо! Теперь было можно с легкостью расслышать, как у кого-то урчит в животе в другом конце залы.
Но она всё равно ни черта не видела и не слышала, что творилось вокруг, кроме этого... этого... Этого хренового бородатого ублюдка, который ворвался в её тихую идеальную жизнь с таким видом, будто он просто выходил куда-то на пять минут покурить, и всего-то!
Последний рывок, скорее на подсознательном уровне. А может сработал очень-очень старый, отложившийся в недосягаемых глубинах спящих желаний, рефлекторный порыв? Она сама не поняла, как это сделала или, что заставило её это сделать – резко повернуться к барной стойке, в упор не замечая лица Гаррета, бармена и как минимум с дюжину бледных ликов ближайших свидетелей. Рука схватила высокую бутылку того самого мартини-спирит с тёмно-бирюзовой столешницы, практически не задев локтя Парчера. Сколько секунд? Две-три, а может намного меньше?
Разворот послужил тем самым разгоном-толчком для последовавшего чёткого удара точно на поражение. Она даже не целилась. Тело знало и чувствовало прекрасно и без трезвомыслящего разума, куда атаковать, насколько сильно и от всей души. Не даром говорят, что когда готовишься специально, девять из десяти шансов – обязательно промажешь.
Да, прямо под очередную вызывающую стальную бляху с очередным вызывающим рельефным рисунком (что там было на этот раз – весёлый Роджер в окружении двух харлеев?), тяжёлым толстым донышком почти полной бутылки!.. Прямо по центральной линии гульфика плотных чёрных джинсов... А главное, до упора!
*Имеется в виду статуя "Давида" Микеланджело
Глава 3. Не будите спящих демонов, если не знаете, чем их кормить…
Его сложило пополам практически сразу, хотя едва ли большая часть окружающих свидетелей успела разглядеть или понять, что же там произошло на самом деле. Мало того, этот... перекошенный от неслабой боли наглец схватил её за запястье правой руки почти через секунду, как только она впечатала со всей возможной дури донышком бутылки в его выпирающий лобок.
Может сработал рефлекс (на удивление очень быстрый и ловкий рефлекс)? Либо он выпил меньше Гаррета, либо данная ситуация была для него не в новинку. Но уж слишком притягательной выглядела склоненная перед Джо голова и опять-таки всего в ничего от её руки, сжимающей достаточно тяжёлую полную ёмкость из толстого стекла. Наверное, он успел прочесть её назревающие мысли до того, как у неё вспыхнет очередное непреодолимое (и не менее спонтанное) желание завершить судьбу бутылки её последней самой близкой встречей с его затылком.
И до неё не сразу дойдет, что Рик (этот чертов Рикки Тандер Бауман!!!) не издал ни звука, а его сухая тёплая ладонь и гибкие фаланги, охватившие запястье её кисти живым и весьма цепким наручем, окажутся столь... ощутимыми и даже болезненными. Крайне ощутимыми, буквально до костного мозга! Не то, чтобы он сдавил ей руку до хруста суставов и хрупких косточек, скорей наоборот... Сверх ласковое сжатие-давление кончиков пальцев на самые уязвимые точки, от которого реально сводит судорогой челюсти, живот (и, боже правый, даже что ниже живота, тоненькой царапающей спицей от пупка и дальше по мочеточнику!) и попутно выбивает из головы уцелевшие чудом предохранители. Скорее удивленно вскрикнула она, рефлекторно разжимая ослабевшие пальчики и выпуская на пол треклятую бутылку. То ли высота над начищенным до зеркального блеска дубовым паркетом оказалась небольшой, то ли бутылка была сделана из калённого стекла, но она просто гулко стукнулась об очень твёрдую поверхность пола и застыла рядом с их ногами в немощной "позе" несостоявшегося парламентера.