NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества

– Все нормально, Бинг, – произнес Чарли. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами.
Белые соцветия прилетали откуда-то сверху, мелькая на фоне ветрового стекла. Бинг смотрел на них с мирным удовлетворением. Ему было тепло, хорошо и мирно. Ему нравился Чарли Мэнкс. Огни ада недостаточно горячие для мужчин и женщин, которые издеваются над своими детьми. Как сказано! В этом чувствовалась моральная уверенность. Чарли Мэнкс был человеком, который знал что почем.
– Бу-бу-бу хум-хум-хум, – сказал Чарли Мэнкс.
Бинг кивнул. В этом заявлении тоже звучала моральная уверенность – уверенность и мудрость. Он указал на соцветия, падавшие на ветровое стекло.
– Снег пошел!
– Ха, – сказал Чарли Мэнкс. – Это не снег. Открой глаза, Бинг Партридж. Открой глаза, и ты увидишь кое-что.
Бинг сделал, как ему говорили.
Его глаза оставались открытыми недолго: только одно мгновение. Но это мгновение длилось и длилось, вытягиваясь в огромное пространство, в сонную пустоту, где единственным звуком было шуршание шин на дороге. Бинг сделал выдох и вдох. Он открыл глаза и рывком сел прямо, глядя через ветровое стекло.
Дорога в Страну Рождества
День пролетел. Фары «Призрака» скользили по замерзшей темноте. В их сиянии белые пушинки падали и мягко налипали на ветровое стекло.
– Вот теперь это снег! – сказал Чарли Мэнкс.
За одно мгновение Бинг перешел от дремоты к полному вниманию, словно сознание имело переключатель и кто-то перевел его в положение ВКЛ. Казалось, что вся его кровь прихлынула к сердцу. Он не был бы больше удивлен, если бы проснулся и нашел гранату на своих коленях.
Половина неба была скрыта за тучами. Другую половину усеивали звезды, и среди них висела луна с крючковатым носом и широким улыбающимся ртом. Она рассматривала дорогу желтовато-серебристым глазом, едва заметным под упавшим веком.
Причудливые пихты отмечали дорогу. Бинг долго присматривался, прежде чем понял, что это вообще не пихты, а мармеладные деревья.
– Страна Рождества, – прошептал он.
– Нет, – ответил Чарли Мэнкс. – До нее еще далеко. Двадцать часов езды, не меньше. И она не здесь, а на западе. Раз в год я отвожу туда кого-нибудь.
– Например, меня? – спросил Бинг дрожащим голосом.
– Нет, приятель, – мягко ответил Чарли. – Не в этот год. В Стране Рождества живут только дети. Со взрослыми другое дело. Сначала ты должен доказать свою ценность. Ты должен проявить свою любовь к детям – желание защищать их и служить Стране Рождества.
Они проехали мимо снеговика, который поднял свою ветку и помахал им. Бинг рефлекторно помахал ему в ответ.
– Каким образом? – прошептал он.
– Ты должен спасти со мной десять детей. Ты должен спасти их от чудовищ.
– Чудовищ? Каких чудовищ?
– Их родителей, – торжественно ответил Мэнкс.
Бинг отодвинул лицо от ледяного стекла пассажирского окна и посмотрел на Чарли Мэнкса. Когда минуту назад он закрывал глаза, в небе сиял солнечный свет, а мистер Мэнкс был одет в белую рубашку и подтяжки. Теперь же на нем был фрак с длинными фалдами и темная кепка с черным кожаным околышком. На фраке выделялась двойная линия медных пуговиц. Такую вещь мог бы носить офицер зарубежной страны – какой-нибудь лейтенант королевской гвардии. Взглянув на себя, Бинг увидел, что тоже был одет в новую одежду: хрустящую белую форму морпеха, с ботинками, отполированными черной ваксой.
– Мне снится сон? – спросил Бинг.
– Я же говорил тебе, – ответил Мэнкс. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами. Эта машина может покидать повседневный мир и скользить по тайным дорогам мысли. Сон для нее, как рампа. Когда пассажир дремлет, мой «Призрак» покидает обычную дорогу и выезжает на шоссе Святого Ника. И тогда мы тоже участвуем в сне. Это твое сновидение, Бинг. Но оно вовлекает мою машину. Приготовься! Я хочу показать тебе что-то.
Пока он говорил, машина замедлилась и приблизилась к обочине дороги. Под колесами заскрипел снег. Фары осветили фигуру, стоявшую на дороге, с правой стороны. На расстоянии она выглядела как женщина в белом платье. Фигура стояла неподвижно, не глядя на огни «Призрака».
 
Мэнкс пригнулся и открыл бардачок над коленями Бинга. Внутри хранилась обычная кипа дорожных карт и газет. Бинг увидел фонарик с длинной хромированной рукояткой. Из-под кучи газет выкатилась оранжевая медицинская бутылочка. Бинг поймал ее одной рукой. На ней имелась надпись: ХЭНСОМ, ДЬЮИ-ВАЛИУМ 50 мг.
Мэнкс взял фонарик, выпрямился и с шумом распахнул дверь.
– Отсюда мы пойдем пешком.
Бинг поднял бутылочку.
– Вы дали мне порошок, чтобы заставить меня заснуть?
Мэнкс подмигнул.
– Не обижайся, Бинг. Я знал, что ты хочешь попасть на дорогу в Страну Рождества. А увидеть ее ты мог лишь во сне. Надеюсь, все в порядке?
– Думаю, я не против, – ответил Бинг.
Посмотрев на бутылочку, он пожал плечами.
– Кто такой Дьюи Хэнсом?
– Он был тобой. Моим добинговским парнем. Дьюи Хэнсом работал агентом по съемкам в Лос-Анджелесе и специализировался на подростках-актерах. Он помог мне спасти десять детей и заслужил себе место в Стране Рождества! О, дети Страны Рождества любили Дьюи. Они буквально съели его без остатка! Пошли!
Бинг открыл дверь машины и выбрался на морозный воздух. Ночь была безветренной, и снег, целуя его щеки, падал вниз медленными снежинками. Для старика Чарли Мэнкс оказался очень подвижным. (Почему я продолжаю считать его стариком? – удивился Бинг. – Он не выглядит старым.) Мэнкс быстро шел по обочине. Его ботинки громко скрипели. Бинг в тонкой праздничной форме семенил за ним, обхватив себя руками.
Здесь была не одна женщина в белом платье, а две. Они стояли по бокам железных ворот и выглядели полностью идентичными: леди, вырезанные из полупрозрачного мрамора. Каждая из них склонилась вперед, расставив свои руки для объятий, и их широкие, белые как кость одежды вздымались позади, как крылья ангелов. Они были очень красивые – с сочными ртами и слепыми глазами классических статуй. Их раздвинутые губы застыли в полувздохе. Рты говорили, что они вот-вот были готовы рассмеяться – или заплакать от боли. Скульптор сделал так, чтобы их груди прижимались к растрепанной ткани накидок.
Мэнкс открыл черные ворота между двумя леди. Бинг не знал, что делать. Его правая рука приподнялась, и он погладил одну из этих гладких холодных грудей. Он всегда хотел коснуться груди, которая выглядела такой бойкой и материнской – твердой и привлекательной.
Улыбка каменной леди стала шире, и Бинг отпрыгнул назад. Из его горла вырвался крик.
– Пошли, Бинг! – крикнул Мэнкс. – Давай займемся делом! Ты слишком легко одет для этого холода!
Бинг хотел шагнуть вперед, но на секунду задержался и взглянул на арку над открытыми железными воротами.
КЛАДБИЩЕ ТОГО, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ.
 
При виде такого таинственного заявления Бинг нахмурился, но, услышав зов Мэнкса, поспешил вперед.
Четыре каменные ступени, слегка присыпанные снегом, вели на площадку из черного льда. Зернистый лед, оставшийся после недавнего снегопада, открывал зеркальную поверхность при каждом касании ботинка. Бинг сделал два шага и увидел что-то темное подо льдом – в трех дюймах ниже поверхности. На первый взгляд это выглядело как тарелка.
Бинг склонился и посмотрел на лед. Чарли Мэнкс, который шел только в нескольких шагах впереди, повернулся и направил фонарик на пятно, куда смотрел Бинг. Луч осветил лицо ребенка – девочки с веснушками на щеках и с косичками на голове. При виде ее Бинг вновь закричал и отступил на шаг.
Она выглядела такой же бледной, как мраморные статуи, охранявшие вход на КЛАДБИЩЕ ТОГО, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ. Тем не менее она была из плоти, а не из камня. Ее рот открылся в безмолвном крике. Несколько замороженных пузырьков вырвались из губ. Ее поднятые руки тянулись к нему. В одной из них была связка красной свернутой бечевки. Скакалка, узнал он.