Тонкие грани. Том 5 (СИ)

Она неуверенно кивнула головой.
— Ну что ж, — его оскал стал шире. — Я убивал людей, резал людей, расчленял людей, сжигал людей, пытал людей, стрелял в людей и даже вешал людей. Я продавал наркотики всем без исключения, я убивал за долги без особой жалости. Я заставлял людей платить дань, а не согласных наказывал, не моргнув глазом. Я сжирал любого на своём пути, банды, картель, мелкие преступники — я их всех уничтожил. Я предавал тех, кто мне верил, я бросал тех, кому была нужна моя помощь. Я, Мария, тот, кого вы больше всего ненавидите. Я источник зла в этом городе, я поддерживаю его и сразу давлю любого несогласного. Выбросьте в помойку все свои представления обо мне, хорошем и добром. Не существует того человека, которого вы знали. Есть только Мясник — наркобарон Нижнего города. Хотите воззвать к моей лучшей стороне? Её не существует.
Выдал как на одном духу, даже дышал немного тяжело. И смотрел на неё внимательно, выжидающе. Чего он хотел услышать? Убедить в том, что ей сказали до этого? Или оттолкнуть подальше? Кто перед ней?
Марии было этого ответа недостаточно.
— Не осталось ничего хорошего? — негромко произнесла она, подойдя ближе и взяв небольшую фоторамку, на который была она с родителями. Ещё такая юная и невинная… 
— Разве не это вы хотели услышать от меня? Подтвердить свои догадки? Подтвердить то, что вам сказала Ишкуина? Я могу поручиться за каждое сказанное собой слово.
— Вы правы, — вздохнула Мария. — Вы сказали то, что я хочу услышать. И скажу по правде, я хочу услышать, какой вы ужасный человек, который не заслужил ничего, кроме смерти. Да, я хочу слышать о вас только плохое, чтобы лишь убедиться в собственной правоте. Чтоб ещё сильнее возненавидеть вас, ещё сильнее отдалиться и по возможности сделать больно.
— И что же вам мешает? — спросил он, немного нахмурившись, словно что-то подозревая.
Мария поставила рамку обратно на место. Прошлась по комнате, вновь посмотрела в окно на противоположное здание. Если вечером хорошенько присмотреться, можно было увидеть, как молодая пара радуется жизни, не сильно озабочиваясь о конфиденциальности. Изредка, стыдясь собственной любознательности, она бросала взгляд-другой и потом, вся красная, отворачивалась, занимаясь своими делами.
— Кто вы, Нурдаулет? — негромко спросила Мария. — Не надо говорить, что я хочу услышать. Просто ответьте.
— Это исповедь? — усмехнулся он, но весь его напускной оскал сразу сник. Пропал. Растворился.
— Кто я? — негромко начала она. — Я была той, кто хотел мести. Хотела сорвать злость на других, унять боль, которая терзала меня на протяжении тех лет войны. А кто вы?
Нурдаулет некоторое время молчал, прежде чем подать голос.
— Вы знаете, что такое приступ? — спросил он. Каким-то неожиданно тихим и грустным голосом, не похожим ни на один из тех, что она слышала от него до этого. Даже хрипов не было слышно.
— Заболевание, — сразу вспомнила Мария. Её двоюродная сестра болела им, но всё закончилось хорошо. — У любого империума есть шанс, что появится приступ, который с каждым разом будет всё сильнее и сильнее, пока, в конце концов, не приведёт к летальному исходу.
— Вы знаете, — заметил он, не глядя на неё.
— Моя двоюродная сестра болела им.
— И судя по голосу, у вас всё закончилось хорошо, верно?
— Ей назначили лечение, и всё решилось, — кивнула Мария. — Несколько недель лечения, и она смогла вновь пользоваться импульсом.
— Тогда вряд ли вы поймёте, что такое приступ у обычных людей. Простолюдинов, — ответил он. — Это приговор в большинстве случаев, если не удастся избавиться от него в самом начале. Никто не думает о том, чтоб сохранить импульс. Речь идёт уже о том, чтоб человек в принципе выжил. У моей сестры… — судорожный вздох. Мария буквально почувствовала, как он открывает давно забытые дневники своей жизни, которые однажды уже похоронил. — У моей сестры был приступ. Моя семья стала банкротом, пытаясь её вылечить. Изо дня в день мы боролись за её жизнь, и от раза к разу это не приносило результатов. Это невыносимо, видеть, как умирает родной человек, видеть, как он мучается, мечтать о том, что он выздоровеет и… тихо думать о том, чтоб этот человек поскорее помер, чтоб никого не мучал больше постоянным ожиданием смерти. Это убивает точно так же и тебя. Вы аристократка, вы не знаете нужды, не знаете потребностей в деньгах. У вас всё на мази, всё схвачено. Вы выше обычных людей с рождения. Мы уже рождаемся неравными. И некоторым, как и мне, хочется сделаться немножко равнее. Каждый день я видел эти небоскрёбы, эти дома, слышал в новостях о бандитах, которые ворочают миллионами. А потребности и возможности нередко наталкивают на определённые мысли. 
 
Я пошёл по пути наименьшего сопротивления и наибыстрейшего обогащения. Мне выпала возможность быстро заработать, и я не стал от неё оказываться. Подумал, что это будут простые и быстрые деньги, что ради сестры это того будет стоить. Поработаю, накоплю и брошу. И сначала всё было безобидно, но потом… это начало набирать обороты. Криминал, он такой — вроде всё просто, а потом всё ухудшается в геометрической прогрессии. Уже тогда я убивал, но оправдывал это тем, что всё ради дорогого человека. Ради той, кого я любил. Всегда найдутся оправдания поступкам, их лишь надо поискать. Я глупо надеялся, что смогу соскочить, когда накоплю нужную сумму. Думал, что выйду из игры, и всё, концы в воду. Но стоило мне попытаться соскочить, как криминал пришёл к моей семье. Я едва не потерял всех, кого любил. Нас попытались кинуть, и я потерял своих друзей, настоящих друзей, которым мог доверить жизнь. И тогда я окончательно стал тем, кто есть. Решил проблемы самым простым способом — убил всех тех, кто не хотел меня отпускать и пытался обмануть. Всех до единого. Но моя семья… она… сдала меня…
Он потоптался на месте, после чего очень медленно стал делать круги на залу, смотря себе под ноги.
— Я перешёл дорогу опасным людям. Семья поступила правильно — выторговала жизнь членов семьи и даже спасение моей сестры в обмен на меня. Так убили бы всех, а в этом случае только меня. Идеально решение в сложившейся ситуации, но… Я всё равно чувствую предательство. Словно я сделал всю грязную работу, и меня выбросили. Не было иного выхода, я знаю, отец поступил правильно, когда сдал меня. И получил я по заслугам, но… мне всё равно больно. Если бы я сдался им сам, а я бы сам это сделал при таком раскладе, было бы всё иначе, но здесь… не я сдался, меня сдали. Это больно. Я делал это ради семьи, ради сестры, не ради себя. Да, я нарушал закон и убивал, грабил и калечил, это ужасно, я заслужил наказания, но… это выглядело так, будто от меня отвернулись, как только я стал не нужен. Да, меня любили, и это неправда, но… от этого чувства невозможно никуда деться. Хотя бы спасибо за то, что я пытался сделать… Или простого: «Прости меня», когда меня сдали. Это изменило бы многое. Но я не услышал и не услышу этого. Никогда.
Он поднял голову и около минуты смотрел в потолок.
— Но тогда… я смог уйти. Убил всех и перебрался в Сильверсайд. Хотел начать жизнь заново, с чистого листа. Но преступник, как и наркоман — нередко возвращается к своему греху. У меня возникли проблемы, был вариант подчиниться или дать отпор. Я выбрал второе и слишком далеко зашёл в этом. Семнадцать человек погибли. Я не убивал их, что бы кто ни говорил, но я приложил к их смерти руку. И потом вновь всё закрутилось, меня взяли в оборот, начали использовать, так как в противном случае меня бы убили. Очень скоро я понял, что единственный шанс выжить в этом дерьме— возглавить его. Я не хотел умирать и устал убегать. Устал бояться. Решил, что если иначе мне не занять место под солнцем, то пусть будет так. Я вновь пошёл по трупам и занял то место, где сейчас нахожусь. Я наркобарон Нижнего города.
Он развёл руками, будто говоря — вот так.
— А тот ребёнок, что вы однажды принесли… — вспомнила Мария слова мисс Ишкуины. Да, она говорила про ребёнка и девушку…