В августе сорок третьего (СИ)

– Ольга!?! – вопрос Отто прозвучал почти неслышно.
– Товарищ Чжэнь Хань Шу, а вы – товарищ Хуа Фу? – Ольга сделала вид, что они не знакомы. Хм… Значит, так надо.
– Так точно!
– Вам личное послание товарища Первый. Когда я смогу встретиться с товарищем М.? – Ольга передала товарищу Брауну запечатанный конверт, в котором были зашифрованы инструкции руководства СССР.
– Завтра в шестнадцать часов вас проведут на встречу. Я проведу вас к месту отдыха. Извините за условия, но лучших нет.
Отто хотел очень многое сказать Ольге, но что-то не давало ему говорить. Они так и прошли к ее помещению в одной из пещер в Яньане молча, не сказав друг другу и пары слов. Короткое прощание. Завтра ее будет провожать другой. Ночью отряд товарища Ху с товарищем Фу идут в экзаменационный рейд. Новая партия красных китайских командиров партизанских отрядов готовилась уйти в тыл Гоминьдана. Но сначала надо было проверить, как они усвоили сложную военную науку.
Если точность – вежливость королей, то товарищ Мао, по всей видимости, подчёркивал свою близость к народу. Встречу с человеком Сталина он начал на час и одиннадцать минут позже им же назначенного срока. Охрана внимательно осмотрела товарища Шу, но у Справедливой [109] посетительницы руководителя китайский коммунистов ничего предосудительного с собой не было. Мао, сидевший за столом даже не поднялся, встречая представителя СССР. Ему было не очень приятно, что прислали женщину, тем более такую некрасивую. Ольга действительно симпатичной считалась только в молодости, как говорил один известный писатель, её спасала «красота молодости». Вытянутое лицо с большим острым носом, круги под глазами, неприятная болезненная худоба – наследство Равенсбрюка. От молодости остались только густые кучерявые волосы, кое-где уже тронутые сединой. Мао уже располнел, на круглом лице иногда проскальзывала неприятная улыбочка, голова светила большой залысиной, он был одет в военный френч без знаков различия. Но ум его оставался острым, а взгляд – пронизывающим собеседника насквозь. Он вчера заработался, составляя сборник собственных цитат, поэтому принимал посланника Сталина намного позже назначенного. Мао Цзэдун был выходцем из семьи не самого большого и знатного провинциального чиновника, получил обычное для китайца образование, сдал экзамен на низшую должность в иерархии служащих императора. Экзамен заключался в умении писать (знание нескольких тысяч иероглифов – это вам не три десятка букв и несколько десятков грамматических правил!). Вторым экзаменом было знание цитат из Конфуция! Вот и сейчас руководитель КПК считал, что его сторонники должны вместо цитатника Конфуция вызубрить и сдавать во время будущей кампании по исправлению каллиграфии цитатник Мао. Поэтому и создавал изречения в стиле Конфуция, не воруя его мысли напрямую, но создавая нечто высокоумное и многозначимое! И никто не скажет, что в этих изречениях не было золотых россыпей мудрости!
После коротких, но цветастых приветствий (ох уж эти восточные реверансы) товарищ Ши передала товарищу Мао личное послание Сталина. В небольшой пещере, где располагалась личная резиденция лидера китайских коммунистов кроме Мао и Ольги был еще переводчик и товарищ Кан Шэн, которому вождь безгранично (в меру своего понимания этого термина) доверял. Письмо взял Шэн, он вручит его товарищу Мао только после того, как само письмо будет тщательно проверено. В Китае издревле знали толк в самых различных средствах отравления неугодного друга. Сидя лицом к будущему диктатору Китая, Ольга спиной чувствовала, как за ней следят преданные вождю охранники, готовые ее уничтожить при малейшей, исходящей от нее, угрозе. Мао поинтересовался, не велел ли великий Старший брат передать что-то на словах? Ольга утвердительно кивнула головой, вытащила из нагрудного кармана обычную ручку-самописку, не Паркер, отнюдь. На листе бумаги, который лежал рядом с нею, аккуратно провела шесть чёрточек и повернула полученное изображение к вождю, при этом приподняла лист так, чтобы Мао увидел, что у неё получилось. Китайского руководителя передернуло от того, что иероглиф был написан таким варварским, почти что оскорбительным образом. Правила каллиграфии требовали использование краски, кисточки и лист рисовой бумаги, подготовленной особым образом. Но вот содержание написанного было более чем приятным. Иероглиф Син, обозначающий «Одобрение». Это означало, что Сталин поддерживает курс на усиление власти товарища Мао, чем развязывает ему руки в отношении так называемых «двадцати восьми марксистов», гнезда его врагов и недоброжелателей. Ольга расслаблено откинулась на спинку стула: дело было сделано. Как только она одела на ручку колпачок и провернула его, в воздух распылилась незаметная струйка бесцветного, безвкусного яда, не имеющего запаха, произведенного в лаборатории товарища Майрановского. Посланец смерти приняла антидот заранее, еще в самолёте. Через две недели у товарища Мао стала отказывать поджелудочная железа. Рисовый крахмал работал прекрасным и надежным активатором яда. Как известно, без поджелудочной железы человек жить не может. Врачи предлагали вождю прооперироваться, но он интуитивно прогнал их и стал голодать. Как ни странно, голод спас кормчего, позволив понадеяться на выздоровление. Но тут сыграло то, что яд вызывал полиорганную недостаточность и у товарища Мао стали отказывать печень и почки. Фактически, с середины июня он был неработоспособен, сосредоточившись на борьбе за жизнь. Против Майрановского стала играть местная традиционная медицина, которая гению европейского ученого мужа тем не менее, проигрывала. При европейской медицине смерть товарища Мао наступила бы в начале июня, а он сумел «протянуть» до конца октября!
 
Ло Фу появился в жилище товарища Мао одним из первых. Среди соратников Мао не было товарища Кан Шэна, погибшего в конце мая от рук гоминьдановских наемников. Генеральный секретарь знал о том, что почти в один день с ним пропал и переводчик Мао с русского языка, а вместе с товарищем Шэном погибли и несколько охранников, присутствовавших при переговорах с посланницей Сталина. Через час пламенный китайский коммунист, лидер национально-освободительного движения китайского народа против японских милитаристов и международных империалистов отошел в мир иной. Было решено на время засекретить смерть «Великого кормчего». О ней сообщили только 15 ноября. За это время в Особом районе Китая бесследно исчезла группа самых видных сторонников умершего лидера.
Великий Китай пошёл своим, никому еще неизведанным путём.
  
Глава двадцать первая. Новый курс
 
Москва. Кремль
7 ноября 1943 года
XIX партконференцию было решено собрать в годовщину Октябрьского переворота, который еще шесть лет назад никто не называл Великой Октябрьской социалистической революцией [110]. У места собрания делегатов висел скромный плакат: «26 лет Октября» и большой портрет Владимира Ильича Ленина. Война, которая только-только закончилась, стала поводом для того, чтобы провести это представительное собрание в максимально скромной и деловой обстановке. На конференцию прибыло 316 делегатов и 27 приглашенных гостей [111]. И большинство делегатов представляли армию. Сейчас роль военных в обществе возросла многократно, не воспользоваться этим было бы крайне неразумно. В повестке дня было два вопроса: доклад товарища Молотова об итогах Великой Отечественной войны советского народа с нацистской Германией и ее сателлитами, пути развития СССР в послевоенный период, это доклад делал Маленков. Были запланированы и организационные вопросы, среди которых изменения состава ЦК ВКП(б) и избрание новых кандидатов в члены ЦК и ЦКК. Интригу составлял вопрос: будет ли товарищ Сталин выступать на партконференции, например, со вступительным словом, или нет? На предыдущей, восемнадцатой, Иосиф Виссарионович не выступал, а основные доклады делали Маленков и Вознесенский. Я впервые присутствовал на таком большом и важном собрании, причина моего внепланового бдения была очевидной – я был избран делегатом конференции, кроме того, Иосиф Виссарионович планировал провести меня в кандидаты в ЦК ВКП(б). Правда, я знал и о других сюрпризах, которые приготовил вождь, и о той гигантской организационной работе, которую провел секретариат при подготовке этого форума. Товарищ Сталин хорошо понимал важность правильной предварительной работы, считая, что большинство делегатов должны быть преданы делу партии и лояльны центральному руководству. Очень симптоматичным был факт, что ни один из руководителей республиканских партийных организаций делегатом конференции избран не был. Они были в числе приглашенных гостей, и не имели даже совещательного голоса.