Ценнее власти (СИ)

– Марек Дворжак, – в лучших традициях идиотизма констатирует средний. – Что привело тебя…
– Где Бенеш?
– Гений мира, Полноводный Стикс разума, Творец эпохи невиданного обновления, великий князь Станислав…
Было бы смешно, если бы не бесило.
Поэтому Марек берёт среднего за горло, приподнимая над полом на полметра.
– Мы не знаем. – Сдавленный писк привлекает внимание, и он встречается взглядом с левым.
– Сами ищем, – меланхолично отзывается правый, и Марек разжимает руку.
– В смысле ищете? – с рычанием, потому что после разрухи в собственной спальне, зверь ушёл не так далеко, как хотелось. – У вас же связь.
Своеобразный маячок, если точнее. Почти такой же, как зашивают сейчас детям в куртки. Только он в голове князя и доступен не каждому смартфону с доступом, а ограниченному кругу доверенных лиц… вампирских морд. И эти три явно доверенные.
– Князь её разорвал, мы его больше не чувствуем, – держась за горло, морщится средний.
– Он не мог покинуть «Волчью Тень», – хмуро.
– И тем не менее великого князя здесь нет, – высокомерно заявил средний, словно не его только что слегка придушили.
– Значит, он мне не помешает, – хмыкнув, Марек обходит вампиров и прямой наводкой идёт в комнаты Бенеша.
– Вы не имеете права! – повышает голос писклявый. – Это территории Дома Алых теней.
– А я – комиссар, – обернувшись через плечо, усмехается Марек. – И расследую дело, где ваш великий – главный подозреваемый.
Дверь закрыта, но когда его смущали такие мелочи.
И, отступив на шаг, Марек выбивает плечом деревянный косяк.
За спиной уже которую минуту воют и возмущаются старейшины, а Марек всё ещё не чувствует ничего противозаконного. Гостиная вампира пуста, остались только воспоминания о том, как Оля послала Бенеша в первый раз. Спальня тоже не вызывает никаких негативных чувств. И чутьё молчит.
Выдохнув, Марек пользуется возможностью и открывает дверь рядом. И отшатывается, закрывая нос рукавом.
Потому что за дверью не спальня – выжженные стены и пол. От мебели не осталось даже трухи. А вонь стоит такая, словно пожар бушевал здесь неделями. И последнее, что хочется предъявить князю – это счёт за ремонт.
– Что здесь произошло?
– Мы не знаем, – обернувшись, Марек убеждается, что старейшины кривят высокородные носы. – Великий князь запретил нам переступать порог его гостиной, как только поселил здесь эту… – средний осекается, – Ольгу Щенкевич.
Ещё раз осмотрев её спальню, где от бывшего шикарного убранства не осталось ничего, Марек возвращается в спальню Бенеша. Останавливается на середине комнаты, а после резким шагом подходит к шкафу и распахивает створки.
Вот только весь княжеский гардероб на месте. Или не весь, но одежды внутри столько, что хватило бы на трёх старейшин сразу. С громким стуком закрыв дверцы, Марек осматривается. И замечает то, чего не увидел сразу.
На письменном столе, который он не заметил сразу из-за открытой двери, что-то лежало. Объёмный свёрток и записка сверху.
Глубоко вдохнув, Марек подходит ближе.
Удивительно, но в спальне вампира не воняет вампиром. И Олей тоже, что хоть как-то скрашивает действительность. Зато от записки прямо-таки несёт его духом. Но не от свёртка. Создаётся впечатление, что это не пергаментная бумага, а свинцовый колпак – настолько никакой он был.
Поморщившись, Марек разворачивает сложенный вдвое лист со своим именем.
«Просто поверь ей. Иначе вернусь и отберу. С. Б.»
Из груди вырывается злой рык. Шутник, мать его. Что же сбежал, раз такой умный? Остался бы и проверили, кто из них умнее, сильнее и в целом достойнее.
Руки свербят от желания почесать кулаки о наглую вампирскую рожу. Вот только раз няньки-старейшины не нашли любимое дитятко, то Мареку, как это ни печально, не светит вовсе. Недовольно покачав головой, он берётся за свёрток.
И задыхается от многообразия запахов, атаковавших, стоило взяться за упаковку.
Приходится секунду просто постоять привыкая. Вот только с привыканием сложности, потому что внутри её кровь. Олина. Но не только.
 
Взяв в руки ткань, Марек признаёт в ней собственную кофту. Одну из тех, что должны лежать в ящике комода, но эта здесь, в комнате раздражающего вампира. И пахнет Мареком, Олей… Эриком? И ещё чем-то. Едва уловимым, но хорошо знакомым.
Раскрытая записка раздражает, и он выходит из спальни, гостиной и в целом из комнат высокородных вампиров.
Не доходит до второго этажа, останавливаясь прямо на лестнице. Подносит ткань к лицу, вдыхает.
Звереет от запаха Олиной крови, остающейся солёной горечью на языке. Снова смотрит на кофту, и перила не крошатся только потому, что они каменные.
Вся ткань в крови, что поначалу Марек не заметил. Буро-коричневый цвет кофты хорошо маскировал подтёки, но они были. На вороте, на капюшоне, на манжетах и даже резинке снизу. Словно Олю резали везде и сразу.
И в общем крови не так много, как показалось вначале. То есть размазали её хорошо, но объём смешной даже для человека, не говоря о вампире, которым Оля всё-таки являлась. А, значит, резали специально и в расчёте… на что?
Ещё один глубокий вдох.
Несмотря на всю жесть с Бенешем и меткой, Оля отвлекала. Её кровь отвлекала, мешая понять, что ещё сохранила в себе несчастная ткань.
«Просто поверь ей»
Поверить Оле?
Алая пелена ярости вдруг застилает глаза. Марек вдыхает – последний раз, только чтобы убедиться. И срывается в забег.
  
Глава 39
 
Рывок. Прыжок, чтобы не попасться Бенешу. Дверь.
Запертая на замок дверь!
До боли закусив губу, я дёргаю раз, другой, но она не поддаётся. Пытаюсь выбить плечом, но до силы Мара мне далеко. Срываюсь в панику, чувствуя привкус собственной крови.
И останавливаю дыхание, понимая, что истерикой сама себя добью.
Выбора нет, придётся сражаться с Чехом на равных. Хотя даже его изуродованная рожа нас не сравняет.
Прижавшись спиной к двери, позволяю себе долю мгновения, чтобы прикрыть глаза и успокоиться. А после ухожу вправо, уклоняясь от обломков фонаря. Брошенных с такой силой, что они до середины входят в железо двери.
По телу проходит судорога ужаса.
Страха не смерти, нет. Понимания, что сделает со мной психованный оборотень, чтобы отомстить за поруганную внешность.
Несчастные несколько квадратов непонятной кладовки наполнены нашим дыханием. Моим срывающимся и его – тяжёлым и злобным.
Я чувствую это ярость. Ощущаю её всей кожей. Вздыбившимися волосками на руках и шее. Смотрю Чеху в лицо и не хочу бояться. Зато порадоваться очень хочу.
– Красиво, – ухмыляюсь, стараясь не выпускать его из вида.
Что тяжело в условиях почти полной темноты.
Но сейчас замечается то, что не получилось раньше – из-под двери пробивается слабый, но всё же свет. И его хватает, чтобы оценить масштабы устроенной гадости.
Чех… больше не красавец. Откровенно говоря, я не западала на него и раньше, но сейчас он, действительно, урод. Во всех возможных смыслах.
Нос разбит, и по неестественному положению подозреваю, что сломан. Кровь, которая всё ещё хлещет из ран, я чувствую лучше всего другого. И вижу, как левая сторона лица словно потекла. Как будто восковую фигурку забыли у огня, и она медленно теряет свой первичный презентабельный вид.
В щеке у него дыра. Натуральная, с мой палец. Это в него так фонарь вошёл. А потом вышел, когда Чех избавлялся от украшения? И из этой раны тоже хлещет.
Может, гадский оборотень порадует меня и сдохнет сам от потери крови?
Судя по взгляду, эту участь он приготовил для меня. А, значит, стоит разозлить его до такой степени, чтобы урод взбесился и забылся, убив меня одним ударом. В идеале одним.
Жаль, конечно, что после этого наш с Маром отпуск не состоится.