Королевские милости

Как и все остальные при дворе, он слышал сплетни про Кикоми, а потому тактично молчал.
– Он решил меня отослать, – заговорил наконец Мата, одним глотком осушил свою кружку и тут же закашлялся, стараясь скрыть слезы, навернувшиеся на глаза. – Он решил, что Паши Рома, этот дряхлый старик, самое место которому сидеть у ворот Чарузы, будет главнокомандующим в сражении на Волчьей Лапе, а мне доверено командовать только арьергардом. Через неделю я должен уехать из города, чтобы подготовить переправу через канал Киши, так что основные силы даже не увижу. Мне выпала роль инспектора порта, а также я должен охранять перешеек Маджи на случай, если нам придется отступить.
Куни молча снова наполнил кружку Мата, давая возможность другу выговориться.
– Она сказала, что не станет выбирать между нами, поэтому он решил сделать это за нее и убрал меня с дороги. Так он показал, насколько велика его власть надо мной, унизил и лишил возможности прославиться в сражении. – Мата плюнул в огонь.
– Нехорошо так говорить, брат. Вы с маршалом два столба, на которых держится небо Кокру. Разногласия ваши точно термиты, разъедающие фундамент, как болезнь, которую следует излечить, чтобы здание не обрушилось нам на головы. Твой долг полностью сосредоточиться на первостепенных задачах, потому что от тебя зависит жизнь других людей.
– Но не я ведь вор, не я украл у племянника женщину, Куни! Не я предал доверие. Он слабый старик, и всегда в его войнах сражался я. Возможно, пришла пора остановиться.
– Достаточно! Ты пьян и сам не понимаешь, что говоришь. Я отправлюсь вместе с тобой на перешеек Маджи. Забудь о неверной женщине. Она играла вашими чувствами, твоими и маршала, и не стоит твоего гнева.
– Не говори о ней плохо. – Мата вскочил и попытался ударить Куни, но споткнулся, и его кулак просвистел мимо.
Куни увернулся, а потом закинул могучую руку друга себе на плечо.
– Ладно, брат, больше я ничего не скажу про принцессу, хотя искренне жалею, что вы с ней встретились.
Куни не удалось отправиться вместе с Мата в поход. Кого Йелу прислал из Дзуди весть, что умерла мать Куни, и ему пришлось туда уехать для соблюдения траура в течение тридцати дней, как того требовал обычай. Он хотел было отложить траур до тех пор, пока не разрешится нынешний кризис, однако Мата, решительно покачав головой, заявил, что даже война не может отменить правила.
Джиа решила остаться в Чарузе, поскольку снова была беременна, а путешествовать с маленьким ребенком трудно, и Мата пообещал, что пришлет надежных людей для ее охраны.
Ото Крин тут же предложил свои услуги, и Куни согласился, потому что чувствовал себя спокойнее, оставляя Джиа на попечении верного человека, на которого она могла рассчитывать.
– Не очень хорошо, что в доме будет находиться мужчина, в то время как муж в отъезде, – возразила Джиа. – Мне, конечно, до сплетен нет никакого дела, но лучше все же не давать повода.
– Я могу находиться в доме на законных основаниях в качестве управляющего, – предложил Ото.
И хотя Джиа яростно протестовала, Куни решил, что так будет лучше.
– Спасибо, Ото, за то, что готов на все ради леди Джиа. Я не забуду твоей преданности.
Ото смущенно пробормотал слова благодарности.
Когда вопрос с Джиа был решен, Мата выделил пятьсот ветеранов из своей и Куни армий, чтобы сопровождали его в Дзуди, несмотря на то что большая часть людей Куни вошла в экспедиционную армию, направлявшуюся к Волчьей Лапе.
Куни поблагодарил его и начал готовиться к возвращению домой.
– Будь осторожен, брат. Думай только о победе над империей. Помни свою песню, посвященную нашему золотому братству. Я знаю, наступит день, когда я увижу, как ты, новый король Гэфики, триумфально шествуешь по Пэну. Толпы людей станут приветствовать тебя, и их голоса унесутся к самому небу. И обещаю: скоро я буду рядом, а голос мой заглушит остальные.
Но Мата даже не обернулся, молча глядя куда-то вдаль.
– Даф, – позвал командир сотни, – собирайся. Ты возвращаешься с герцогом Гару в Дзуди.
 
Дафиро и Рато переглянулись, зевнули и направились было за вещами, но их остановил все тот же командир сотни:
– А ты куда, Рато? Едет только твой брат, а ты отправишься с нами к Волчьей Лапе.
– Но мы никогда не расстаемся, мы всегда вместе.
– Плохо ваше дело. Генерал Цзинду приказал выбрать пятьдесят человек из третьего полка, чтобы сопровождали лорда Гару, и я выполняю его распоряжение. Так что едет только Даф.
Командир сотни, молодой и высокомерный, ехидно рассмеялся и принялся перебирать пальцами ожерелье из зубов акулы у себя на шее, как будто предлагал Дафу или Рату оспорить его решение.
– Говорил я тебе, что нам не следовало возвращаться в армию, – пробубнил Дафиро. – Может, сбежим?
– Я не стану нарушать приказ генерала Цзинду, – покачал головой Рато.
Братьям Миро ничего не оставалось, кроме как попрощаться.
– Это все потому, что они считают меня ленивым, – вздохнул Дафиро. – Теперь я жалею, что не трудился так же старательно, как ты. Проклятый ветер: от него у меня глаза слезятся.
Рато понимал, что ветер ни при чем – да и дул-то всего лишь легкий бриз, – поэтому попытался перевести все к шутке:
– Слушай, посмотри на это вот с какой стороны: если я не вернусь после сражения на Волчьей Лапе, тебе больше не придется обо мне заботиться, и ты сможешь жениться на симпатичной девушке, и наш род Миро продолжится. И вообще: кто знает – может, тебе повезет и ты поймаешь императора Ириши. От герцога Гару можно ждать чего угодно.
– Береги себя, слышишь? Не старайся лезть вперед, будь осмотрителен, а если дела пойдут плохо, убегай.
Ночью сияющий кратер ворчащей горы Кана был виден на многие мили вокруг.
– Что ты здесь делаешь, Тацзу из Гана, да еще под видом командира сотни?
Раздался дикий смех, безнравственный и жестокий.
– Ты собираешься начать войну на моем острове, а мне нельзя немного порезвиться?
– Я думал, ты не собирался вставать ни на какую сторону.
– А кто говорит, что я это делаю? Я здесь, чтобы повеселиться.
– Ты считаешь, что разлучить братьев – весело?
– Смертные всегда разлучают племянника и дядю, жену и мужа. Я всего лишь внес немного случайности в их жизнь, и не более того. Каждому полезно время от времени почувствовать на себе руку Тацзу.
Фин говорил себе, что поступил так, чтобы защитить Мата и Кикоми.
Мата вел себя все более и более неуравновешенно, и Кикоми боялась, как бы он и вовсе не слетел с катушек, если она откажет ему прямо и без обиняков. Фин же считал, что его долг вылечить Мата от безумной страсти и защитить хрупкую, слабую Кикоми, и предложил ей провести с ним ночь. На мгновение девушка замерла, а потом молча кивнула.
Кикоми постоянно подливала ему манговый ликер, и ее красота так идеально сочеталась с изысканным напитком, что Фин не мог остановиться и осушал чашу за чашей. Благодаря ей он снова почувствовал себя молодым, способным в одиночку победить целую империю. Да, теперь он уже не сомневался, что принял правильное решение: Кикоми принадлежит ему.
Он притянул ее к себе, она улыбнулась и смущенно подняла голову, подставляя губы для поцелуя.
Сквозь окно на сплетенные из травы циновки и кровать, где громко храпел Фин Цзинду, падал яркий серебряный свет луны. Принцесса Кикоми сидела на краю кровати, обнаженная, и, хотя ночь выдалась теплой, дрожала.
«Ты должна очаровать обоих Цзинду». Эти слова Киндо Мараны она вспоминала, наверное, уже в сотый раз.
«Фин и Мата Цзинду – душа и сердце военной мощи Кокру, но ты разлучишь дядю и племянника: станешь изображать любовь к обоим, пока ревность и подозрения не парализуют армию Кокру, а потом выберешь подходящий момент и убьешь одного из них, а мы с Наменом справимся с другим.