Королевские милости

Однажды, сидя в отхожем месте, он заметил, что крысы здесь тощие и больные, и вспомнил, что крысы, которых он видел в пшеничном амбаре, были толстыми и резвыми.
«Положение человека определяется не его талантами, – подумал Крупо, – а местом приложения способностей. Ксана сильная страна, а Кокру – слабая. Только глупец идет вниз за тонущим кораблем».
Он сбежал из Кокру и направился ко двору Ксаны, где быстро сумел достичь успехов, поскольку Реон решил, что иметь другого ученика Джи Анджи почти столь же хорошо, как заполучить самого Тана Фьюджи, но всякий раз, когда к нему обращались за советом, слышал непроизнесенные слова: «Если бы только рядом со мной сидел Тан Фьюджи, а не этот…»
Сама мысль, что король Реон ценит то, чего не может иметь, выше того, чем обладает, приводила Крупо в ярость. Его угнетало, что он лишь второй, что недостаточно хорош, и он работал все больше и больше, стараясь найти новые способы усиления Ксаны и ослабления других королевств Тиро. Крупо хотел, чтобы однажды король признал: он неизмеримо полезнее, чем Фьюджи.
После падения столицы Хаана Гинпена Тан Фьюджи попал в плен.
Реон в восторге хвастался своим министрам, среди которых был и Крупо:
– Наконец-то у меня появится шанс переманить великого человека ко мне. Многие на островах восхищаются его мудростью. Среди сторонников Ксаны такие люди полезнее, чем тысяча лошадей или десять генералов. Он лучший из всех ученых, как крубен среди китов или диран среди рыб.
Крупо закрыл глаза, поняв, что никогда не сможет избавиться от тени этого образа, от велеречивого человека, который писал об идеях и избегал правды. Но даже в тех случаях, когда то, что он говорил, оказывалось бесполезным, король Реон хотел, чтобы престижное имя Фьюджи упоминалось рядом с его именем.
Однажды ночью Крупо навестил Тана Фьюджи в темнице. Охранники знали, как высоко ценит король этого узника, а потому содержали его как гостя. Ему выделили комнату тюремного надзирателя, и охранники обращались с ним уважительно. Он мог делать все, что пожелает, но только в пределах тюрьмы.
– Прошло много лет, – сказал Крупо, увидев старого друга.
Смуглое лицо Тана оставалось гладким, на нем так и не появилось морщин, и Крупо представил, какой легкой была жизнь Фьюджи, который сидел за одним столом с королями и герцогами и которому никогда не приходилось зарабатывать на хлеб.
– Слишком много! – воскликнул Фьюджи, сжимая руки Крупо. – Я надеялся увидеть тебя на похоронах наставника Анджи, но ты был слишком занят. Наставник в последние годы часто о тебе вспоминал.
– В самом деле? – Крупо постарался пожать руки Тана с той же теплотой, однако чувствовал себя скованно и сильно нервничал.
Они присели на мягкие циновки, устилавшие пол, и чайник со свежезаваренным чаем оказался между ними. Сначала Крупо принял позу «мипа рари», но сидевший с противоположной стороны стола Фьюджи рассмеялся:
– Луго, неужели ты забыл, что мы знали друг друга еще в те времена, когда были мальчишками? Я думал, ты пришел навестить старого приятеля. Почему ты сидишь так, словно собираешься заключить серьезный договор?
Смутившись, Крупо принял позу «геюпа», чтобы соответствовать Фьюджи: теперь его ягодицы касались циновки, а ноги были скрещены.
– Почему ты выглядишь таким смущенным? – спросил Фьюджи. – Мне кажется, ты что-то скрываешь.
Крупо поперхнулся и пролил чай.
– Я знаю, в чем причина, – продолжал Фьюджи. – Старый друг, ты пришел ко мне, чтобы принести свои извинения за то, что не сумел отговорить короля Реона от его безумной страсти к экспансии.
Крупо спрятал покрасневшее лицо за рукавом, чтобы собраться с мыслями.
– А теперь ты смущен из-за того, что считаешь извинения недостаточными, – ведь Хаан пал, а я здесь в качестве узника, ждущего казни. И ты не знаешь, что сказать.
– Ты знаешь меня лучше, чем я сам, – поставив чашку, пробормотал Крупо и вытащил маленький зеленый фарфоровый флакон, спрятанный в рукаве. – Наша дружба крепче чая. Позволь мне предложить тебе то, что больше подходит для этой встречи. – И вылил жидкость из флакона в пустую чашку, стоявшую перед Фьюджи.
 
– Ты чувствуешь себя виноватым из-за тысяч людей, убитых Реоном во время его бессмысленных войн, – сказал Фьюджи. – Ты добрый человек, Крупо, но не позволяй своему сердцу взваливать на себя бремя, ответственность за которое не несешь. Я знаю, ты сделал все возможное, чтобы вразумить тирана, не сомневаюсь также, что ты пытался спасти мне жизнь, но Реон не позволит мне жить после того, как я столько лет бросал ему вызов. Спасибо, старый друг, но я запрещаю тебе испытывать вину! Во всем виноват тиран Реон.
Крупо кивнул, и по его лицу потекли горячие слезы.
– Воистину ты зеркало моей души.
– Давай будем веселиться, а для начала выпьем, – сказал Фьюджи и осушил свою чашку.
Крупо выпил вслед за ним.
– О, ты забыл наполнить свою чашку, – со смехом заметил Фьюджи. – Там только чай.
Крупо ничего не ответил, потому что ждал. Вскоре выражение лица Фьюджи изменилось, он прижал руки к животу и попытался что-то сказать, но из горла его вырвался лишь стон. Попытка встать тоже не увенчалась успехом: Фьюджи пошатнулся и упал, – а еще через несколько мгновений перестал судорожно дергаться на циновке. Тогда Крупо поднялся на ноги и проговорил:
– Теперь лучший я.
После всех прошедших лет Крупо считал, что осуществил свою мечту. У него не было равных, он стал самым могущественным человеком во всех землях. Наконец-то у него появилась возможность показать миру, каков он и насколько заслуживает восхищения и восхваления.
Теперь его будут уважать.
Однако работа не приносила ему удовлетворения, он считал ее мелкой.
– Регент, кого нам следует назначить главнокомандующим армии, которая выступит против повстанцев?
«Повстанцев? Разбойников? Как они могут противостоять натиску имперской армии? Победу одержит даже обученная обезьяна. Почему они тревожат меня такими мелочами? Все очевидно – бюрократы хотят выманить у трона побольше денег и ресурсов. Однако они меня не обманут».
Регент задумался, пытаясь решить, кто из придворных раздражает его больше всего, кого он бы хотел удалить подальше от Пэна.
Посмотрев на небольшое святилище Киджи в углу, он увидел груду петиций, которую чиновники сочли срочными. Как бы напряженно он ни работал, всегда оставалось что-то еще. Он решил складывать прошения рядом со святилищем, чтобы бог увидел, как велика его нагрузка, сжалился над ним, вмешался и уменьшил поток дел, постоянно на него обрушивавшихся.
Сверху лежали прошения от одного человека.
Да. Теперь он понял. Это знак самого Киджи. Киндо Марана, министр финансов, бомбардировал Крупо предложениями по улучшению налоговой системы. Болезненный маленький человечек, одержимый такими тривиальными вещами, как налоги и финансы, не мог понять грандиозных мечтаний и общей картины, которые только и были важны для регента.
Поставить старшего сборщика налогов во главе армии, выступающей против разбойников, показалось Крупо восхитительно абсурдным, и он порадовался собственному чувству юмора.
– Пригласите Киндо Марану.
«Может быть, у меня наконец появится время для работы над трактатом о правительстве. И это будет гораздо лучше того, что написал Тан Фьюджи за всю жизнь. В десять… нет, в двадцать раз лучше».
 
Глава 11
 
Кастелян
 
Пэн, одиннадцатый месяц третьего года Праведной Силы
 
Кастелян – это лишь прославленный дворецкий, часто думал Горан Пира. В прежние времена королевств Тиро, когда возглавлял оборону замка, кастелян считался дворянином. В наши дни его обязанности состояли в разборе ссор между императорскими женами, наказании слуг, ведении дворцового бюджета (большого бюджета). Ну и, конечно, он был партнером для игр юного императора.
Пира унаследовал свою должность от отца, который служил отцу императора Мапидэрэ, королю Дэзану. Пира вырос в старом дворце, в прежней столице Ксаны Крифи, на реке Руи, и там играл с молодым принцем Реоном. У обоих часто случались неприятности из-за того, что подглядывали в окна молодых жен отца Реона.