Королевские милости

Мужчины, собравшиеся на кухне, затаили дыхание, чтобы не пропустить ни единого слова. Кримо говорил негромко, и огонь в очаге отбрасывал дрожащие тени на их напряженные лица.
– Я не люблю пророчества: они не позволяют нам осуществлять свои планы и превращают в пешек, – но еще хуже им противостоять, после того как они прозвучали. Если мы уже мертвы, по законам Ксаны, однако боги говорят нам другое, я готов прислушаться к богам. Нас здесь тридцать человек. В городе полно таких же отрядов рабочих, направляющихся в Пэн, но лишившихся надежды добраться туда вовремя. Все мы ходячие мертвецы. Нам нечего терять.
Почему мы должны подчиняться словам, написанным в Кодексе Ксаны? Я предпочитаю прислушаться к воле богов. Все указывает на то, что дни Ксаны сочтены. Людей превратили в рабов, а женщин в шлюх. Старики умирают от голода, молодые – от рук разбойников. И пока мы страдаем без всякой на то причины, император и его министры рыгают от излишеств, поглощая сласти из мягких рук юных девушек. Нет, мир должен быть устроен иначе.
Может быть, пришло время для новых легенд, которые будут рассказывать странствующие барды.
Рато и Дафиро Миро, как самым младшим и безобидным на вид, поручили опасное задание. Оба брата были худыми и невысокими, с темными вьющимися волосами. Рато, более молодой и импульсивный, согласился сразу, а затем и Дафиро, посмотрев на брата, вздохнул и кивнул.
Они взяли подносы с рыбой и вином и вошли в зал, где сидели два сопровождавших их отряд солдата. Мальчики сказали, что они с товарищами решили сделать что-то хорошее для своих стражей, чтобы те смотрели в другую сторону, когда они хорошенько напьются.
Солдаты до отвала поели и как следует выпили. От теплого рисового вина и приправленной специями ухи их бросило в жар, и, сняв доспехи и форму, они сидели в нижних рубашках. Вскоре их языки стали заплетаться, а веки потяжелели.
– Еще вина? – спросил Рато.
Солдаты кивнули, и Рато бросился наполнять их чаши, однако они так и остались стоять на столе: откинувшись на подушки и разинув рты, стражники спали.
Дафиро Миро вытащил длинный кухонный нож, который прятал в рукаве. Ему не раз приходилось убивать свиней и кур, но человек совсем другое. Он посмотрел в глаза брату, и на несколько мгновений оба затаили дыхание.
– Я не хочу, чтобы меня запороли до смерти, как па, – сказал Рато.
Дафиро кивнул.
Они не собирались отступать.
Дафиро вонзил нож одному из солдат прямо в сердце и бросил взгляд на брата, который проделал то же самое со вторым солдатом. Выражение лица брата – смесь возбуждения, страха и радости – заставило Дафиро печально вздохнуть.
Маленький Рато всегда подражал брату, а Дафиро защищал его во время драк с мальчишками в деревне. После того как их отец умер, а мать едва могла шевелить языком в те редкие мгновения, когда не спала, Дафиро в одиночку растил брата. Он всегда считал, что сумеет защитить Рато, но сейчас почувствовал, что потерпел неудачу, несмотря на то что младшенький выглядел счастливым.
Два имперских солдата ввалились в «Парящий крубен», самый большой постоялый двор в Напи. Очевидно, это были новобранцы, потому что форма болталась на их тощих телах как на вешалках.
Весь второй и третий этажи были реквизированы городскими властями для рабочих и преступников, приговоренных к каторжным работам. Охранявшие их солдаты расположились в комнате на втором этаже, ближайшей к лестнице, чтобы никто из рабочих не сбежал.
Два имперских солдата постучали в открытую дверь и объяснили, что начальник местного гарнизона послал их на поиски сбежавшего преступника. Не будут ли стражники возражать, если они посмотрят среди тех, кто находится под их охраной?
Стражники, игравшие в карты, небрежно отмахнулись от новобранцев:
– Ищите сколько хотите. Никого здесь нет.
Хуно Крима и Дзапа Шигин поблагодарили стражников, которые вернулись к вину и игре, и прошли по всем комнатам, объясняя причину своего появления рабочим и каторжникам. Это была их последняя остановка: ранее они уже побывали на всех постоялых дворах в городе, где находились такие же отряды.
 
В полночь по всему Напи рабочие и каторжники поднялись со своих жестких постелей, убили спавших стражников, а затем подожгли постоялые дворы и таверны с криками: «Смерть Ксане! Смерть императору!» – вышли на улицы.
От этих запрещенных слов, что были на уме у каждого, они возбуждались еще сильнее и казались самим себе неуязвимыми.
– Хуно Крима станет королем!
И очень скоро люди на улицах: нищие, воры, голодные, разорившиеся лавочники, женщины, чьих мужей превратили в рабов и увели за море и в горы, – выкрикивали эти слова вместе с рабочими и каторжниками.
Вооруженные лишь кухонными ножами, а многие и вовсе без всего, готовые сражаться голыми руками, они бросились к арсеналу, взломали двери, быстро сломили сопротивление охранявших его солдат и, вооружившись по-настоящему, атаковали склады с продовольствием. Растащив мешки с сорго и рисом и связки сушеной рыбы, разъяренная толпа бросилась к дому мэра.
Захватить его не составило труда. И вот уже вместо флага Ксаны, украшенного соколом-мингеном, над крышей развивалась простыня с нарисованной грубыми мазками рыбой с серебристой чешуей, разноцветными плавниками и свитком, на котором было начертано: «Хуно Крима станет королем!»
Солдаты местного гарнизона, многие из которых были родом из Кокру, отказались выступить против своих земляков, и очень скоро военачальники Ксаны оказались перед выбором: сдаться или умереть на месте от рук подчиненных.
Теперь Крима и Шигин возглавили мятежное войско численностью несколько тысяч человек, большая часть которого состояла из отчаявшихся рабочих, разбойников или солдат имперской армии, присоединившихся к повстанцам.
Сдавшимся имперским командирам было обещано щедрое вознаграждение: те самые деньги из городской казны, пропитанные потом и кровью народа Кокру, что принесли сборщики налогов.
Полностью овладев городом, мятежники заперли ворота, чтобы расквартированные в соседних городах солдаты Ксаны не ворвались в Напи. Для Кримы и Шигина настало время насладиться плодами своей победы: их армия разграбила дома богатых купцов и аристократов, так что таверны и бордели принимали разбогатевших повстанцев и все долги были прощены. И пока богачи плакали, бедные праздновали.
– Теперь мы будем называть себя королями? – прошептал Шигин.
Крима покачал головой:
– Слишком рано. Нам нужно сначала придумать какой-то символ.
Чтобы придать хотя бы немного законности своему восстанию, Крима и Шигин снарядили делегацию в Фачу с целью отыскать наследника древнего трона Кокру, отправленного, по слухам, в ссылку, где он стал пастухом, заявив, что намерены вернуть его на трон.
На все острова Дара были разосланы курьеры, которые призывали аристократов Шести королевств вернуться в свои родовые владения и присоединиться к повстанцам, чтобы королевства Тиро восстали из пепла Унификации и вместе опрокинули имперский трон в Пэне.
Летняя буря бушевала в небе северо-западной части Дара. Крестьяне Руи и Дасу прятались в своих домах и молились, чтобы ярость крылатого Киджи из Ксаны, бога ветров и шквалов, не уничтожила почти созревший урожай.
И если бы кто-нибудь как следует прислушался, то уловил бы среди раскатов грома и шелеста дождя голос:
– Никогда не думал, что ты, Луто из Хаана, нанесешь удар первым. Но история с рыбой и свитком твоих рук дело.
В ответ раздался негромкий голос старого Луто, бога математики и уловок, чьим пави была черепаха, прозвучавший подобно плавникам, рассекающим волны, подобно шороху раковины на залитом лунным светом песке:
– Уверяю, я тут совершенно ни при чем, брат мой. Да, я обладаю даром прорицателя, но то, что произошло, удивило меня не меньше, чем тебя.