You're All I Want (СИ)

Я в изумлении смотрел на Линдеманна, пытаясь как-то разложить в своей голове только что сказанное им по событиям и месяцам. Нет, все в очередной раз сходилось. Я прекрасно помнил тот день, когда он даже не поздравил меня с днем рождения, потому что мы не общались, а вечером я обнаружил у своей двери новенькую гитару в чехле.
— Я не знал, — растерянно произнес я, отодвигая чашку в сторону.
— Ладно. В любом случае он не берет мобильный телефон, городской у него тоже не отвечает, и я не знаю что делать. Я бы мог сходить к нему домой, но у меня сегодня тренировка сразу после школы и до позднего вечера, поэтому Пауль, прошу, сходи к нему и хотя бы удостоверься, что с ним все в порядке, — умоляюще попросил меня Тилль, но я уже заранее знал ответ на его вопрос.
— Нет, я не пойду, — я отрицательно замотал головой, вспоминая то, как я на него наехал в гардеробе и ушел, хлопая входной дверью в школу.
— Два барана. Даже если он не прав, нужно уметь прощать людей, как бы хреново тебе ни было сейчас. Сделай шаг первым.
— Зачем?
— В этом и смысл отношений. Надо уметь понимать, чувствовать и подстраиваться друг под друга. Он никогда тебе не скажет о том, что чувствует. Мы знакомы десять лет, и ты думаешь, я его хорошо знаю? Думаешь, он когда-то показывал мне свои истинные эмоции? Конечно нет. Я не знаю, что у вас произошло, но… — прозвеневший вовремя звонок в очередной раз нарушил разговоры многих людей в этом помещении и заставил всех разбрестись по своим кабинетам. — Я надеюсь, ты меня понял, — поднимая свою спортивную сумку с пола, сказал Тилль и заглянул мне в глаза.
Я лишь украдкой кивнул и что есть сил побежал на химию.
«Надо уметь прощать людей».
— …Также ацетали и полуацетали устойчивы в слабощелочной среде и легко гидролизуются в кислой. На следующем уроке пишем контрольную по свойствам спиртов, альдегидов и кетонов. Все услышали? — фрау Майер захлопнула учебник и внимательно оглядела шумный и вареный к седьмому уроку класс.
Все начали собираться, шум в классе все нарастал, и мои одноклассники начали задвигать стулья.
— Ландерс, задержитесь на секундочку, — бросила фрау Майер в мою сторону, попутно роясь в своей большой кожаной сумке. Я пробормотал себе под нос что-то вроде «блять» и устало опустился обратно на стул.
— Ах, вот, нашла! — воскликнула она наконец. — Передайте это, пожалуйста, Рихарду и поблагодарите его лично от меня. Он забыл свои конспекты и учебные материалы еще на дне самоуправления, я также вложила туда документы о его участии во втором туре олимпиады, поэтому как можно быстрее донесите это до него, — она протянула мне в руки знакомые тетради, которые не раз спасали мне жизнь на самостоятельных.
— Почему я? — в недоумении произнес я, тупо уставившись на нее.
— Вы же хорошо общаетесь, — она развела руками, лучезарно улыбнувшись.
— Но… — я хотел возразить, что мне не удалось сделать, будучи перебитым учительницей.
— А его уже пятый день в школе нет, — настаивала она.
— Я…
— Заодно передайте ему, что я поставила ему пять в году автоматом. Спасибо за помощь, очень на вас надеюсь.
Когда я вышел из школы уже вечером, крепко и уверенно сжимая тетради Рихарда в руках, я понятия не имел, что мне делать. Будто бы сама судьба решила сыграть со мною злую шутку: за обедом Тилль убеждает меня в том, что мне необходимо заглянуть домой к Круспе, а теперь и фрау Майер делает то же самое. Так уж и быть, я просто занесу тетради и все, заодно удостоверившись, что все с ним хорошо и я чертов параноик. Даже ненавидя его все эти дни, я не мог отделаться от мысли о том, что хотя бы просто увидеть его сейчас я хочу больше всего в жизни.
На пути к знакомому до боли месту я все больше думал о том, что надо было, наверное, пойти домой, да еще и ветер сильный такой, как бы не простудиться.
«Ветер в харю, я хуярю», — вспомнил я слова пьяного Тилля, пытавшегося перелезть через балкон на мой день рождения, и, не сдержавшись, хохотнул от навалившихся воспоминаний.
Уже через пятнадцать минут неспешной прогулки от школы до дома Рихарда я стоял перед его дверью и нажимал на кнопку звонка, все сильнее и крепче сжимая листы в руках. Дверь очень долго никто не открывал, и я уже развернулся, чтобы уйти в разочарованных чувствах, но вдруг услышал скрежет ключа в замочной скважине позади себя.
 
— Пауль? — Рихард в одном из своих любимых свитеров снова стоял передо мной как ни в чем не бывало и удивленно изучал мое лицо взглядом. Я не сразу понял, что так насторожило меня в его внешнем виде сегодня, и сначала просто списал мои глупые подозрения на то, что мы давно не виделись. Мне казалось, что мы не встречались вечность, хотя прошло-то всего несколько ебаных дней. — Проходи, — в недоумении он пригласил меня в свою квартиру.
Когда дверь за мной со скрипом закрылась, я наконец-то отвел свой взгляд от Рихарда и смущенно протянул ему конспекты.
— Я принес тебе твои тетради. Фрау Майер просила передать.
— Спасибо, — каким-то совсем слабым и даже охрипшим голосом сказал он и нерешительно взял их из моих рук.
— С тобой все хорошо? — с подозрением спросил я.
— Да, все отлично, — ответил он, разводя руками. Его отчужденность и холодность в который раз заставили меня разволноваться, и я уже пожалел о том, что вообще пришел к нему домой.
— В школу почему не ходишь? — я зачем-то все продолжал свой глупый допрос, прекрасно понимая всю его бессмысленность. Наверное, мне просто хотелось остаться здесь подольше и поговорить с ним.
— Не хочу, — тихо произнес он и через пару секунд зашелся в приступе дикого кашля, буквально согнувшись пополам.
— Подожди… Ты случаем не болеешь, нет? — переспросил я уже с плохо скрываемым волнением.
— Нет, — четко отрезал он.
— Точно болеешь, — горько усмехнулся я, заглядывая ему прямо в глаза.
— Да все у меня хорошо, — снова начал он, но я уже больше не выдерживал и, буквально подлетев к нему в ту же секунду, дотронулся рукой до горячего лба Рихарда, заставив его вздрогнуть от моего прикосновения.
— Как давно? — не отступал я, чуть отстранившись.
— Блять, да все хорошо со мной, что ты приебался? — почти закричал он, однако его охрипший голос просто не выдерживал такой высокой интонации.
— Засунь свою ебаную гордость или что там у тебя еще есть себе в задницу и ответь мне, — сквозь зубы процедил я, наблюдая за тем, как он умерил свой пыл и стыдливо опустил глаза.
— Пять дней, — обессиленно выдохнул он, видимо, понимая, что врать мне уже бесполезно.
— Температура?
— Я не знаю, мне все равно уже лучше, — уверенно продолжал убеждать меня он. Я сделал вид, что пропустил его грубый тон мимо ушей, и приблизился на шаг вперед, внимательно вглядываясь в его лицо. Все, что произошло между нами несколько дней назад, теперь отошло на второй план и было совершенно незначительным, когда я даже со своим ужасным зрением, находясь на расстоянии вытянутой руки от него, прекрасно мог видеть, как его тело бьет мелкая дрожь, которую он так старательно пытается скрыть от меня. Неестественно бледное лицо и темные, почти сиреневые синяки под глазами, которые я заметил чуть позже, вряд ли могли говорить об обилии сил и крепком здоровье.
— Где у тебя аптечка? — я выжидающе смотрел на него исподлобья.
— В тумбочке слева, — безжизненно бросил он, медленно продвигаясь в сторону гостиной.
Я бросил верхнюю одежду на тумбу и судорожно стал искать в полке хоть какие-то медикаменты. Наткнувшись на небольшую коробку с характерным запахом синтетических лекарств и нитроглицерина, я уже обрадовался, но, открыв ее, я вынужден был умерить свой энтузиазм. Это же семья, мать их, врачей. В таких семьях люди болеют крайне мало, поэтому, кроме остатков какого-то сиропа от кашля и нескольких таблеток жаропонижающего, я там больше ничего не нашел.
Спешно пройдя в комнату, я придвинул стул к кровати родителей Рихарда, на которой он, собственно, и лежал, и протянул ему градусник.